— Как только будет включен зуммер и загорится красная лампа, ты должен будешь встать, повернуться к видеокамере и назвать свою фамилию и номер.
Звук зуммера оказался неожиданно громким, так что Леоне даже вздрогнул, как будто фабричный гудок ударил его по барабанным перепонкам. Вспыхнула, ослепляя его .яркая красная лампа. Молочно-чернильная темнота поплыла перед глазами. От внезапности атаки Леоне потерял дар речи.
— Фамилия?! Номер?! — крикнул невидимый надзиратель.
— Леоне, пятьсот десять, — сказал Фрэнк.
— Подняться! Повернуться к видеокамере и повторить! За каждую ошибку прибавляется лишний день пребывания в карцере. Ну?!
Фрэнк поднялся и повторил:
— Леоне, пятьсот десять.
Громкоговоритель молчал. Леоне постоял немного и, не дождавшись нового сигнала, снова сел. Но лишь только он вытянул ноги, как снова раздался гудок и вспыхнула лампа.
— Фамилия?! Номер?!
Фрэнк вскочил и повернулся к видеокамере:
— Леоне, пятьсот десять.
И снова наступила гробовая тишина. Фрэнк, конечно, догадывался, что Драмгул, наверное, сейчас наблюдает за ним, потешаясь над его беззащитностью, но он не давал воли готовой подняться в нем ярости, понимая, что ему надо экономить психическую энергию. Он снова сел, готовый вскочить при новом сигнале. Но адская система молчала. Тем не менее Фрэнк не расслаблялся. «Так просто они от меня не отстанут», — подумал он. И действительно, стоило ему откинуться, прислоняя голову к стене, как снова его оглушил зуммер и ослепила красная лампа.
— Фамилия?! Номер?!
— Леоне, пятьсот десять, — ответил Фрэнк, поднимаясь.
Так продолжалось часа два или три, но им ни разу не удалось поймать его на ошибке. Наконец, они оставили его в покое. Но в его утомленном мозге продолжало все также звучать: «Фамилия?! Номер?!» «Леоне, пятьсот десять». Продолжала словно бы вспыхивать яркая лампа и сигнал зуммера по-прежнему гудел в ушах. Чтобы сбить инерцию сознания, Леоне стал повторять про себя: «У меня все нормально. Я в порядке. У меня все нормально. Я в порядке...» Еще через какое-то время (Фрэнк не знал, прошел час или два) принесли еду. Но лишь только Фрэнк начал есть, как снова раздался рев зуммера и загорелась адская лампа.
— Фамилия?! Номер?!
— Леоне, пятьсот десять, — вынужден был подняться Фрэнк.
Еще минут двадцать они издевались над ним, не давая ему поесть. После еды его начало клонить в сон. По расчетам Фрэнка было уже часов двенадцать ночи. «Очевидно, они специально принесли еду так поздно, чтобы сбить мою ориентировку во времени», — подумал Фрэнк. Он лег на доски и попытался вытянуть ноги, но карцер был намеренно узок, и ему это сделать не удалось. Леоне перевернулся на бок, складывая ноги в коленях. Но стоило ему закрыть глаза, как система снова заставила его вскочить и назвать свою фамилию и номер.
В эту ночь они так и не дали ему заснуть.
Но следующий день прошел не в таком напряжении. По подсчетам Фрэнка система включилась всего раз пятнадцать не более. Очевидно, они дали ему все же немного отдохнуть, чтобы потом протянуть пытки подольше. Так око и было, на третий день атака усилилась.
Гудок оглушал, вспышка ослепляла.
— Фамилия?! Номер?!
— Леоне, пятьсот десять, — отвечал Фрэнк. И снова оглушал гудок и ослепляла вспышка.
— Фамилия?! Номер?!
— Леоне, пятьсот десять, — снова отвечал Фрэнк. Но едва он садился, как снова ревел гудок и вспыхивал красный фонарь.
— Фамилия?! Номер?!
И опять Фрэнк принужден был подниматься:
— Леоне, пятьсот десять. Они снова не дали ему спать.
— Фамилия?! Номер?!
— Леоне, пятьсот десять.
На этот раз атака продлилась два дня. С каждым новым включением системы Леоне поднимался все медленнее. Он совершил уже несколько ошибок и таким образом, несмотря на то, что прошло четыре дня, срок его пребывания в карцере лишь увеличился. «В конце концов, если они захотят меня замучить, то и все равно замучают — зрела мысль. Он уже хотел было перестать реагировать на систему, не собираясь больше подниматься, как система замолчала. Фрэнк тупо сидел на полу, губы его шевелились сами собой. «Леоне, пятьсот десять», — повторял он. «Леоне, пятьсот десять». Он не заметил, как повалился на бок. Скрежет ключа в замке заставил его снова раскрыть глаза. Дверь открылась. Драмгул стоял на пороге.
— Вставай, — сказал Драмгул. — Пора.
Леоне поднялся и вышел вслед за начальником из карцера. Молча к ним присоединились Палач и Подручный. Они повели его по тюремным коридорам. «Куда они ведут меня?» — думал Леоне. Стеклянная залитая светом комната и начищенное блестящее кресло смерти не оставили ему сомнений. У входа его встретил священник и дал поцеловать ему крест. «Не бойся сын мой, — сказал он. — Господь милостив. Прощаются тебе грехи твои». Палач и Подручный быстро раздели его до гола, вспарывая ножами одежду и усадили на кресло, пристегивая металлическими застежками и опуская на лоб обруч. Затем они вышли из комнаты. Священник, Драмгул, Палач и Подручный — Леоне видел их любопытные лица за стеклом, любопытно-сладострастные, слегка приоткрытые рты, словно бы уже сглатывающие слюну, масляные глазки. Драмгул подошел к микрофону, вмонтированному рядом со смертоносным рычагом.
— Фамилия?! Номер?! — сказал он.
Фрэнк молчал.
— Ты должен назвать свою фамилию и номер во избежание ошибки, — сказал Драмгул. — Таков человеческий ритуал.
— Леоне, пятьсот десять, — безучастно произнес Фрэнк.
— Тебе предоставляется на выбор последнее желание, сын мой, — сказал, подходя к микрофону, священник. — Итак — сигарета, рюмка вина или ласка женщины?
Стоящие за стеклом затаили дыхание. «Карнавал так карнавал, — подумал Фрэнк. — Все равно это все не имеет к твоей душе никакого отношения. Теперь уже только я и Бог, а все остальное — эфемерность».
— Ласка женщины, — сказал он.
Палач и Подручный открыли дверь и ввели в комнату смерти девушку, одетую в длинный синий балахон, лица ее не было видно. Быстрым, как нож, движением Палач сорвал с нее балахон. Перед Фрэнком стояла Розмари.
— Нет!! — вскрикнул он, напрягая икры ног и запястья, пытаясь вырваться из железных объятий, но кресло не выпускало его.
Розмари виновато улыбалась.
— Зачем ты здесь?! — закричал Фрэнк. — Я умоляю тебя, уйди!
— Фрэнк, — тихо сказала она. — Ведь это в последний раз.
Она была в коротенькой юбочке и в газовой белой блузке, под которой просвечивала ее грудь.
Фрэнк хотел опустить голову, он не хотел, чтобы она видела его слезы, но жестокий обруч сдавил его лоб, не давая ему нагнуться.
Розмари скинула блузку, расстегнула и сбросила юбочку. На ней остались лишь узкие полупрозрачные трусики. Ока подошла и села ему на колени, прижимаясь к его груди, обнимая и лаская его плечи и голову, ее жаркие губы покрывали его лицо поцелуями.
— Я даже не могу тебя обнять, — прошептал он.
— Ничего, ничего, — прошептала в ответ она. — Зато я могу. Подожди.
Она встала, сняла, переступая ногами, трусики и пересела на него верхом, он почувствовал влажное обжигающее прикосновение ее лона.
— У вас ровно две минуты, — раздался голос Драм-гула, усиленный громкоговорителем. — Ровно через две минуты будет включен ток.
— Скорее! Скорее!! — зашептала Розмари, нащупывая его фаллос и слегка оцуская свой таз между его ног, чтобы удобнее было ввести.
— А-а-а, — застонал в сладостной истоме Фрэнк.
— Сейчас, подожди, — жарко шептала Розмари, начиная быстро и размашисто работать бедрами, то обнажая, то вновь погружая в себя его фаллос.
— Господи, — прошептал он. — Как хорошо. Розмари двигалась все быстрее. Она хотела успеть
доставить ему его последнее наслаждение. Слезы текли из его глаз. Время словно остановилось. Их тела бились в сладостном быстром ритме, в неистовой попытке успеть настичь последнюю вспышку счастья.