– Сперва, Владлен Карпович, я хотел бы услышать, – начал Николай Павлович, – что толкнуло вас провернуть махинацию со школьными формами? Знали же, что идете на преступление.

– Разрешите закурить? – попросил Скворцов.

– Курите…

– Я вижу, вы воевали, – сказал подследственный, прикуривая дорогую сигарету от иностранной зажигалки.

На пиджаке следователя красовались три ряда орденских колодок.

– Воевал, – кивнул он.

– Я хоть и не воевал, но служил, – продолжал Скворцов. – Армия тогда армия, когда идут в ногу. Не так ли?

– Дважды два… – чуть усмехнулся следователь.

– Да и на гражданке, если что и может получиться, только когда общество тоже шагает дружно. На самом же деле? Сверху нас призывают: перестраивайтесь! Одни послушались призыва, перестраиваются, а другие? Как жили прежде, так и живут. Верно?

– Допустим, – сказал Шмелев, не зная, куда клонит подследственный.

– Выходит, шагаем-то вразброд! Я хочу жить честно, а мне не дают.

– Кто?

– Скорее уж – что. Система! Да-да, наша административно-командная система, которой перестройка не коснулась ни на йоту! – показал кончик мизинца Скворцов. – Представляете, еду за товаром, а мне от ворот поворот. Нету! Простите, чем же торговать? План летит, премия горит, люди разбегаются… Вы знаете, сколько не хватает работников в сфере торговли только в Южноморске?

– Знаю – много.

– Но кого это интересует? Никогошеньки. Как и то, откуда мне взять товар. Покупателям – вынь да положь. И коллективу… Иначе такой коммерческий директор не нужен. Вот и ломаешь голову, как выкрутиться. Поневоле вспомнишь застойные времена. – Скворцов горько усмехнулся. – А по сути – ушли ли они? – Он посмотрел на следователя и, не услышав ответа, продолжил: – Короче, пришлось сделать так, как делалось и раньше. Кругленькую сумму на лапу – и дефицит тебе тут как тут! В данном случае – школьная форма. Вы можете спросить, откуда у меня деньги для взятки? Отвечу: печатного станка нет. Зарплата – смех. А тут подвернулись кооператоры, предложили, ну я и… – Скворцов вздохнул. – Скажите, а как можно иначе? Что мне было делать?

– Прежде всего – задуматься. Ведь не в джунглях живете. Или никогда не слыхали про такие органы, как народный контроль, ОБХСС, прокуратура, суд? Советская власть существует…

– Да-да, и уже много лет, – усмехнулся Скворцов. – Восьмой десяток разменяла. А спекулянтов, воров, взяточников поубавилось? Увы! Судя по газетным выступлениям, год от года даже больше становится. Почему так происходит, Николай Павлович, объясните?!

– Целые институты ломают голову, а вы хотите, чтобы я сразу, одним махом…

– Ну тогда я вам скажу! В органах, которые вы назвали, служат люди, а не ангелы, как нам вдалбливали всю жизнь. Обыкновенные смертные. А они везде разные. И в торговле, и в милиции. Но, как сказал Жванецкий, что стережешь, то и имеешь… Возьмите Киреева. Закон для него – как собственная овчарка: на кого хочет, на того и науськает.

– Почему вы пришли к такому выводу?

– А к какому же я, простите, должен был прийти? – негодовал обвиняемый. – Я-то здесь, а он наслаждается волей. Хотя такой же преступник, как и я. Да-да, преступник! Но вас это почему-то не касается…

– Следствие только началось, – пожал плечами Шмелев. – Исходя из презумпции невиновности, никто не имеет права считать его преступником.

– А меня можно? – по-наполеоновски сложил руки Скворцов. – Выходит, эта самая презумпция одна для меня, работника торговли, а другая для начальника ОБХСС? Странно получается, гражданин следователь.

– Если вина Киреева будет доказана, – начал было Николай Павлович, но Скворцов запальчиво перебил:

– Ага! Акта, составленного Киреевым, оказалось достаточно, чтобы меня упечь в каталажку, а моих показаний недостаточно, чтобы посадить его в соседнюю камеру! Но между нами нет никакой разницы!

– Есть. Вам предъявили обвинение – вы признали себя виновным, – невозмутимо произнес следователь. – А Киреев…

– Предъявите и ему, – снова перебил Скворцов.

– Доказательства?

– Их навалом! Ваш Киреев берет с каждого. Слышите, с каж-до-го! Всех обложил данью. Магазины, ателье, столовые. Ни одного шашлычника не обошел стороной. А теперь кооперативы появились. Вот уж где раздолье для киреевых!

– Можете назвать конкретно, с кого, когда и сколько он брал?

Скворцов вдруг поник, словно из него выпустили пар.

– Нет, – произнес тихо.

– А откуда у вас такие сведения?

– Не беспокойтесь, сведения самые точные, – негромко, но твердо произнес обвиняемый. – Из надежных источников.

– Назовите их.

– А это уж увольте, – решительно заявил Скворцов. – У нас, в торговле, свои правила игры, и я их нарушать не буду. Я отвечаю лично только за себя. Играю с вами честно: что касается моих грехов – весь как на ладони. Ничего не скрыл.

– А скрывать и не было смысла, – заметил следователь. – По документам все ясно. Никуда не денешься – подписи ваши… Хорошо, вы сами Кирееву давали?

– Ему в руки – нет. А вот для него передавал. Правда, всего один раз.

– Уточните: когда, через кого, сколько?

– Когда? – тяжело вздохнул подследственный. – В декабре прошлого года. Всего месяц прошел, как меня назначили коммерческим директором. И тут заявляется шестерка Киреева – старший опер Ларионов.

– Имя-отчество помните?

– Станислав Архипович… Так вот, представился, значит, он, разговорились. Согрелись коньячком. За знакомство как бы. Он и говорит: дочери его начальника требуется дубленка. Требуется так требуется, хотя ума не приложу, зачем она при нашем-то климате… Пошли на склад, выбрали. Бельгийскую. Сорок четвертый размер. Завернули, как положено. Я жду, когда Ларионов рассчитается. Держи карман шире!.. Когда он ушел, мне популярно растолковали, что к чему. Сказали, что еще дешево отделался. Но радоваться было рано. Недельки через две снова пожаловал Ларионов. Я опять выставил марочный коньяк. Одной бутылки ему мало. Вторую раскупорили. И вдруг этот молокосос заявляет, что я должен ежемесячно вручать ему для его начальника три тысячи рублей… Представляете, три тысячи! В месяц! Я возьми да ляпни: «А не жирно ли будет для твоего Киреева?» Ларионов говорит, что Донату Максимовичу будут доставаться из них крохи: львиная доля пойдет наверх, аж до самой Москвы…

– Ларионов назвал, кому именно?

– Что он – дурак? – хмыкнул бывший коммерческий директор. – Да и мне много знать за ненадобностью… Короче, я возмутился. Ну и рубанул сплеча: никаких тысяч отстегивать не буду!.. Действительно, почему? Тут, понимаешь, ночами не спишь, мучаешься, как, что и откуда, а эти кровососы… – Он хрустнул пальцами и замолчал.

– Ну и что же дальше?

– Ларионов аж побагровел. Говорит, пожалеешь, начальник не любит, кто против течения, и ничего не забывает… Ушел. – Скворцов снова замолчал.

– И чем все кончилось?

– Тогда – ничем. Правда, пару раз Ларионов приходил со своими коллегами с проверкой. Но ничего интересующего их не нашли.

– Не смогли или не захотели? – внимательно посмотрел на Скворцова следователь.

– Не захотели, – осклабился тот.

– За здорово живешь? – с сомнением произнес Шмелев.

– У «Киреева и К^о» так не принято. Свое он имел.

– Все-таки давали? – настаивал следователь прокуратуры.

– Я – нет. Но это не значит, что не давали другие, – уклончиво ответил обвиняемый.

Здесь таилась какая-то непонятная комбинация, поэтому Шмелев строго сказал:

– Послушайте, Владлен Карпович, вы же сами уверяли, что передо мной – как на ладони.

Скворцов некоторое время колебался, затем со вздохом проговорил:

– Ладно. Начистоту так начистоту. Но только не для протокола. Идет?

– Слушаю.

– Знаете, почему я здесь перед вами? – понизив голос, произнес бывший коммерческий директор. – Потому что компаньоны мои скиксовали.

– Кооператоры, что ли? – уточнил следователь.

– Они. Обещали прикрыть тылы своими силами. Ну, отстегнуть Кирееву. Как раньше делали. Но пожалели, наверное. А этот вампир и впрямь ничегошеньки не забывает.