– Не привык терять время на раскачку, – просто ответил он.
Ни в манерах, ни в словах не было ни тени превосходства, этакой столичности, которые не преминут выказать иные работники, прибывшие из Москвы…
– Ну что ж, – сказал я, – засучивайте рукава и, как говорили в старину, с Богом…
– Я готов.
– Вы в курсе дела Киреева?
– В самых общих чертах.
– Шмелев ознакомит вас основательно. С Николаем Павловичем еще не общались?
– Нет, не успел.
У меня на столе лежала местная газета с очерком о Шмелеве. Я дал ее гостю. Чикуров внимательно прочел очерк, вернул газету.
– Вы знаете, Игорь Андреевич, для нас эта публикация в какой-то степени праздник. Сами знаете, как в последнее время пресса пишет о нашем брате. Даже Генерального прокурора не жалуют…
– Гласность, – усмехнулся Чикуров.
– Но почему-то однобокая. Это… – ткнул я пальцем в газету, – исключение. А ведь есть отличные работники, которые заслуживают, чтобы о них знали люди.
Мне хотелось дать понять следователю из Москвы, как я отношусь к Шмелеву. Вопрос о нем тоже, видать, беспокоил Игоря Андреевича.
– Захар Петрович, я что-то не понимаю. – Чикуров снова взял в руки газету. – Судя по статье, Шмелев, как говорили раньше, маяк. Бери и представляй к ордену. Но как это все воспринимать в свете дела Киреева?
Честно говоря, я сам находился в довольно щекотливом положении.
– Поймите меня правильно, – продолжал Чикуров. – Да и не люблю я недомолвок… Откуда взялось, что Шмелев необъективен?
– Буду и я откровенен. Считаю, что обвинять Николая Павловича в предвзятости по этому делу нет никаких оснований.
– Жалуются?
– Жалуются, – кивнул я. – Но, по-моему, нам к этому не привыкать, ведь мы не деньги, чтобы всем нравиться.
– А сам Шмелев что? – допытывался Чикуров.
– Трудно ему. С одной стороны, после публикации в газете петь бы да плясать от радости… Еще бы! Поздравления сыплются отовсюду. На улице узнают. Даже пригласили в пионерлагерь. Встреча с героем наших дней… А тут – недоверие. Вчера пришел мрачнее тучи.
– Из-за меня? – в лоб спросил Чикуров.
– А кому это было бы по душе? – вопросом ответил я. – Всю жизнь отдать следственной работе и получить такую оплеуху. Знаете, что он сказал, узнав о вашем приезде? Баба с возу – кобыле легче. Это он о себе. Честно говоря, я Николая Павловича просто не узнаю. Думаю, его можно понять.
Чикуров задумался. Надолго. И неожиданно спросил:
– А уж так ли необходимо отлучать Шмелева от дела? Ну прямо читал мои мысли!
– Господи, вовсе нет.
– Вот и отлично! Будем работать вместе. Работы хватит на двоих.
Чикуров снял гору с моих плеч.
– Я даже не уверен, что обойдетесь вдвоем. Как вы знаете, иное дело – что айсберг: главное под водой, – поддержал я предложение следователя из Москвы, но, чтобы выдержать субординацию, выдвинул свое условие: – Однако сделаем так: пусть Николай Павлович введет вас в курс дела, а потом, если решите его оставить под своим началом, я возражать не стану.
– Принимается, – кивнул Чикуров.
– Пойдемте к Шмелеву, познакомлю. Заодно покажу вам кабинет, который мы специально освободили для вас.
Николай Павлович встретил нас настороженно. Вид у него был неважный. Осунулся, посерел лицом. Еще буквально неделю назад ему никак нельзя было дать его шестидесяти семи лет, а тут сразу превратился в дряхлого старика…
Я представил следователей друг другу. Гость из Москвы был подчеркнуто вежлив и поздравил Шмелева.
– С чем? – буркнул Николай Павлович. – Что мне, ветерану, не доверяют?
– Я говорю об очерке, – сказал Игорь Андреевич. – Знаете, прочитать о себе подобное лично я не надеюсь.
– Эхе-хе, – тяжело вздохнул Шмелев. – Лучше бы не печатали вовсе. Насмешка получается.
– Ну вот что, – как бы не слыша его последних слов, проговорил Чикуров, – дальше будем работать вместе… Мы вот с Захаром Петровичем… – Он глянул на меня и запнулся. – Словом, коней на переправе не меняют. Потащим воз двумя лошадиными силами. Не хватит их – попросим подмогу. Обещали…
Шмелев слабо кивнул. А я-то думал, обрадуется старикан. Впрочем, трудно быть сейчас на его месте.
– Короче, с сегодняшнего дня поступаете под начало Игоря Андреевича, – сказал я, попробовал обратить все в шутливую форму: – Тем более он советник, а вы младший советник юстиции.
Николай Павлович даже не улыбнулся, только пожал плечами: мол, если начальство решило, он подчиняется.
– Значит, у нас нынче пятница, так? – по-деловому сказал Игорь Андреевич. – Сегодня и завтра засядем. Буду вникать в дело под вашим началом…
– Простите, Игорь Андреевич, – перебил я его, – почти все допросы сняты на видео.
– Отлично, – обрадовался Чикуров. – Просто здорово! Недаром говорят, лучше раз увидеть… Ну а уж с понедельника впряжемся.
Я хотел было оставить следователей наедине, но вспомнил о документе, пришедшем сегодня из Москвы, – забыл о нем, переживая, как выйти из сложной ситуации со Шмелевым.
– Игорь Андреевич – сказал я, – вы – везучий. Не успели ступить на южноморскую землю, как поступило одно письмецо. Думаю, это подарок для следствия.
– Подарок? – вскинул брови Чикуров.
В глазах Шмелева тоже промелькнуло любопытство.
Я позвонил секретарю, чтобы она взяла на моем столе письмо с сопроводиловкой Прокуратуры Союза и принесла в кабинет Шмелева.
– Знаете, чье послание? – обратился я к Николаю Павловичу. – Скворцова.
– А кто это? – полюбопытствовал Игорь Андреевич.
– Коммерческий директор нашего «Детского мира», – пояснил Шмелев и коротко рассказал, что именно с его показаний началось дело Киреева.
– Посидел Скворцов в следственном изоляторе и написал Генеральному прокурору, – продолжал я. – Приглашает его на свидание. Обещает вывести на чистую воду всю южноморскую мафию.
– Так и назвал – мафия? – спросил Николай Павлович, качая головой.
– Да, именно так, – подтвердил я.
Первым ознакомился с посланием Скворцова Шмелев, а потом уж передал Чикурову.
– Та-ак, – протянул тот, возвращая документ. – Значит, ждет в гости самого Генерального. Только ему откроется…
– Надо объяснить Сковорцову, что приезд Генерального – нереален, – сказал я. – Пусть считает нас его доверенным лицом. Ну а если Скворцов не захочет излить свою душу мне и Николаю Павловичу…
– Почему не захочет? – перебил Чикуров.
– А вдруг заподозрил в принадлежности к этой самой мафии? – пояснил я и продолжил: – Так вот, в таком случае он вроде должен доверять вам. Как представителю Москвы.
Игорь Андреевич кивнул.
– Знаете что? – кисло проговорил Шмелев. – Увольте-ка меня от встречи со Скворцовым. Я уже допрашивал его. Не раз и не два. Честно говоря, больше желания нету.
– А я предлагаю устроить перекрестный допрос и участвовать в нем нам всем, – сказал я, потому что щепетильность Николая Павловича показалась мне в данной ситуации неуместной. – Если же разговора не получится, тогда Чикурову карты в руки.
– Правильно, – поддержал меня Игорь Андреевич. – Прямо в понедельник и допросим.
Нигде я так не высыпался, как в моем родном Синьозере – большом селе, где я родился и где живет поныне моя матушка. Воздух здесь пьянящий, настоянный на росных травах. Он особенно бодрит, когда лето уже на исходе, а деревья в саду рдеют налитыми ядреным соком яблоками.
Первых петухов я проворонил и был разбужен хриплым лаем Шайтана – старого, как Мафусаил, пса.
– Кшишь ты, окаянный! – послышался за окном сердитый голос матери. – Гостей разбудишь…
Моя родительница была уже на ногах: встала по обычаю ни свет ни заря.
Ее гости – моя жена Галина, дочь Ксения (они тут две недели) и я, прилетевший вчера, чтобы побыть с родными пару дней – субботу и воскресенье. Засиделись за полночь. Но и четырех часов хватило, чтобы усталость многих месяцев отпустила. В жарком, душном Южноморске о таком облегчающем сне можно только мечтать…