Капитан сбился, сердито оглянулся, но он был теперь настолько поглощен своим делом, что и не заметил, что рыцарь пересел, что Крепа странным образом подалась к нему плечом и бедром, обтянутым кожаным ее килтом, и даже не заметил испытующий взгляд Датыра, который и чистить оружие бросил.

Тогда Виль начал все сначала, на этот раз у него получилось лучше. Правда, довольно скоро на них нашло облако, или они в него вошли, следуя, возможно, какому-то приказанию, которое капитан Виль дал Луаду, когда вручал ему управление кораблем. Теперь весла-крылья, которые мерно поскрипывали по бортам «Раската», при каждом своем взмахе создавали плавные и почти красивые, как морские раковины, вихри вокруг себя, которые из-за тумана сделались видимыми.

Дышать стало легче, облако оказалось не просто чистым, но почти вкусным, хотя одежда напитывалась сыростью.

— Вот, — решил капитан Виль, — теперь, по идее, нас снизу увидеть не смогут.

— Нас и так не увидят, — осторожно сказал Датыр, — мы же в облаках плывем.

— Но перед высадкой-то мы из облаков выйдем, — отозвался капитан и, довольный тем, что все закончилось, стал подниматься, чтобы унести волшебный шар под палубу.

— Капитан, — твердо заговорил рыцарь, — мы должны будем высадиться уже скоро, в этом ты прав. Вот только я хотел бы еще просить… Не мог бы ты сделать так, чтобы на нас и после, когда мы сойдем с твоего кораблика, поменьше обращали внимания. Ведь магия, которую ты тут учинил, может, наверное, и это… Тебя такому трюку Госпожа, часом, не обучила?

Капитан набычился и смотрел теперь на рыцаря едва ли не зло, но все же, решил Сухром, он более расстроен, чем сердит. Для верности он добавил:

— Давай, капитан, не упрямься, попробуй и этот фокус. Ничего с тобой страшного не случится, если попробуешь.

— Нужно было сразу сказать, — отозвался Виль, но послушно снова поставил магический шар перед собой и принялся водить над ним руками и вычитывать слова заклинания, скосив глаз на бумагу с текстом и даже какими-то рисунками.

— Ничего не выйдет у него, — прошептал Датыр, поднявшись на ноги и наклонившись к самому уху рыцаря. — Он же не маг, он даже знахарства обычного не знает.

— Госпожа ему не просто так передала и этот шар, и текст заклятия, — отозвался рыцарь тоже шепотом. — Может, она так все тут устроила, чтобы даже такой неуч в магии, как наш Виль, мог сотворить что-нибудь действенное?

— Ладно, — согласился тогда Датыр, — вот спустимся, тогда и поймем, чего стоит его колдовство.

Прошло совсем немного времени, не дольше часа, как они обнаружили внизу лесную дорогу, разбитую, истоптанную, грязную, которая заметной коричневатой и сырой линией пролегала между деревьев и уходила на восток. По ней тащились какие-то телеги, возы, попадались даже большие фуры на колесах, сбитых для прочности из цельных досок, образующих сплошной деревянный круг.

По виду этих обозов и солдат, которые вокруг них суетились, несложно было догадаться, что «Раскат» действительно подлетает к армии, ведущей войну, сражающейся и уже испытавшей на себе силу противника. А затем в вечереющем воздухе разлился заметный отблеск… Первой, как часто в последнее время получалось, его заметила циклопа.

— Город вон там, — сказала она отрывисто. — И лагерь довольно приличного войска… Кажется, город в осаде, а значит… — Она еще разок оценила то, что было видно ее внутреннему взгляду. — Штурм уже скоро состоится, осажденные готовятся к погибели.

Рыцарь Сухром тоже смотрел вперед во все глаза. Ему важно было теперь точно определить, нужно ли ему влетать в этот город или следовало добраться до лагеря осаждающих, чтобы найти того, кто ему нужен. Он даже вытянулся вперед, схватившись за поручень корабельного ограждения, напряженный, будто боец в поединке.

И тогда он увидел… Увидел и даже сначала своим глазам не поверил.

Из центра лагеря осаждающих, из всей скопившейся под стенами странного лесного городка армии, вверх поднимался немыслимо плотный столб голубого света… Будто бы небо, по которому тащился «Раскат» на своем баллоне и крылышках, и землю, где, как на дне глубокого и темнеющего уже озера, как придонные рыбы находились люди, их дома, оружие и прочий разный скарб, связала видимая вибрирующая струна. И теперь, когда Сухром ее заметил, она зазвучала, даже загудела, наливаясь энергией и силой, оказывая на него, на рыцаря Бело-Черного Ордена, тяжелое, густое давление.

Сухром мельком оглядел открывшийся лагерь осаждающих, это было, как обычно на войне, совершенно невообразимое скопление всего, что люди привыкли держать при себе, и в то же время все это было грязным, серым, вызывающим впечатление едва ли не болезни и гниения, от чего нормальному человеку, конечно, захотелось бы поскорее отвернуться. Сухром обратился к капитану Вилю, который снова появился на палубе:

— Капитан, высади-ка нас вон в тех деревьях, они растут плотнее, чем в другом месте, да и подлесок там гуще… Может, если ты хорошо наколдовал, осаждающие не соберутся толпой у твоего кораблика.

Виль кивнул и пробурчал, будто ветер просвистел в снастях — одновременно и высоким, тарховским голосом, но и низким, обветренным, привыкшим перекрывать ненастную погоду:

— Сперва нужно проверить, сэр рыцарь, как у меня колдовство получилось. Пройдем над лагерем осаждающих и посмотрим, станут ли в нас стрелять… — Он неопределенно хмыкнул. — А если все же нас обнаружат, боюсь, рыцарь, придется высаживать тебя с друзьями где-нибудь в полудесятке лиг… Я же кораблем рисковать не могу, сам понимаешь. Ну да ничего, место ты определил, доберешься как-нибудь.

— Проверяй, капитан, но поскорее, мне хотелось бы до темноты еще в лагере оказаться. И лучше бы у тебя с колдовством все получилось… Знаешь ли, солдаты ночью недоверчивы, а посты, если они тут не совсем лопухи, обычно удваивают…

— Понимаю, — кивнул Виль и поднялся на мостик к румпелю, который по-прежнему держал Луад.

Корабль пошел над самым городом. До крыш домов, сбившихся словно стадо барашков, увидевших волка и приготовившихся к тому, что теперь им придется куда как худо, оставалось всего-то две сотни локтей, не увидеть его было невозможно. Но жители города, название которого Сухром еще не знал, не обратили на «Раскат» никакого внимания. Даже солдаты, выставленные на стенах для того, чтобы следить за всем, что вокруг происходит, не подняли голову на эдакое для них диво. Никто из них не выстрелил в путешественников из арбалета тяжелым болтом, не стал показывать рукой, подзывать товарищей и командиров, чтобы точно узнать, что теперь, при появлении непонятных летунов, делать.

А значит, колдовство Виля сработало, он сумел сделать так, что их не замечали. Сколько это могло продолжаться, Сухром не знал и почему-то был уверен, что сам Виль тоже не знает. А потому следовало торопиться, причем изо всех сил.

Рыцарь быстро, даже не на все пряжки, застегнул на себе легкие нагрудный и наспинный доспехи, достал шлем, перепоясался мечом и прихватил пару легких дротиков, а потом едва не бегом снова бросился на палубу. Датыр тоже облачился в свою кольчужку поверх стеганого колета, вот только обошелся без дротиков, зато за спину закинул лук в чехле и колчан с дюжиной стрел, как успел заметить рыцарь, из лучших, лишь недавно отточенных и на удивление прямых, без изъяна.

Когда стало понятно, что они готовы, к ним медленно, но решительно подошла Крепа. На этот раз она не катилась по палубе, не ползла, а именно — подошла, головой задевая ткань баллона.

— Сэр рыцарь, я — с вами.

Сухром посмотрел на Датыра, тот чуть улыбнулся:

— Она нам поможет, сэр.

— Но тебе придется спуститься по канату, будто ты обезьяна с южных островов — легко и быстро, тебе понятно?

— Я не обезьяна, — не поняла сравнения циклопа. Она еще что-то хотела сказать, но Датыр поднял руку, и она умолкла, поняла — спорить сейчас не время.

«Раскат», по-прежнему не замеченный никем из тех, кто топтался по земле, завис, как и приказал рыцарь, над самой плотной купой деревьев, где вроде бы было не слишком много солдат, хотя рыцарь с внутренним содроганием уже начал догадываться, почему так получилось, как вышло, что среди многолюдного и плотно сбитого армейского лагеря оказалась вдруг эта рощица… Когда с борта были сброшены канаты и Сухром заскользил вниз, запах подтвердил догадку. Это было отхожее место для тех, кто не хотел светить голым задом, справляя естественную нужду.