…Прекраснее всего, когда мудрость мертвых и их пример дают нам силу и терпение, чтобы пережить тяжкие дни нашей собственной жизни.

Жизнь слишком коротка, чтобы читать в оригинале, если есть хороший перевод.

В наше время благодаря дешевым изданиям в бумажных обложках и публичным библиотекам стало слишком легко читать. Человеку свойственно недооценивать то, что достается ему без усилий.

Литература оставляет следы не на земле, а на зыбучих песках Времени, и я сочувствую сыщику, который должен по тем следам обнаружить беглеца.

Приходилось ли вам когда-нибудь видеть скелет змеи, одного из самых удивительных и изящных земных созданий? Так вот, литературу можно сравнить со скелетом бесконечной змеи: каждый позвонок чем-то отличается от предыдущего и всё-таки таинственным образом соединён с ним.

Слова — самый сильный наркотик, изобретенный человечеством.

Не всякая плохая книжка становится популярной.

По счастливой случайности многие хорошие книги стали популярными; по ещё более счастливой случайности ещё больше плохих книг популярности не снискало.

Речь нуждается в захватывающем начале и убедительной концовке. Задачей хорошего оратора является максимальное сближение этих двух вещей.

Журналистика — это когда, например, сообщают о том, что лорд Джонс умер, тем, кто никогда не знал, что лорд Джонс вообще жил.

С годами в литературе образуется своя свалка, своя хроника промелькнувших мгновений и забытых жизней — рассказ зачастую неуверенный, невнятный и недолговечный. Но не отказывайте себе в удовольствии покопаться в этом хламе, и вас поразят, даже покорят осколки человеческих жизней, разбитых вдребезги.

Роман — это произведение, не допускающее — во всяком случае, оно не должно допускать — явного вымысла.

Вам никогда не написать хорошей книги, пока вы не напишете несколько плохих.

Есть пятьдесят способов сказать «да» и пятьсот способов сказать «нет», но только один способ это написать.

Люди только тогда сообщают нам интересные сведения, когда мы им противоречим.

Истинное восприятие книги, если она вообще вызывает какой-то отзвук, сводится к обычному «нравится», «не нравится», а всё прочее — лишь попытка рационального объяснения этого выбора.

Книги в одиночку не пишутся.

Есть люди с природным даром пользоваться словами, так же как есть люди, которым природа даровала «счастливый глаз» в играх. В значительной степени этот природный дар сводится к чувству меры и чисто инстинктивному умению правильно расставить акценты.

Если книга возмущает, ранит или беспокоит вас, вы ею не насладитесь, каковы бы ни были её достоинства.

Еще смолоду я убедился, что нет события, о котором правдиво рассказала бы газета…

От популярного писателя всегда хотят, чтобы он писал понравившуюся публике книгу снова и снова, при этом забывают, что человек, который написал бы одну и ту же книгу дважды, не способен написать её и единожды.

Любой писатель, если только он напрочь не лишен жизни, движется по своеобразной параболе, нисходящая часть которой, подразумевается, заложена в восходящей.

Создание книги — это ужасная, душу изматывающая борьба, похожая на долгии припадок изматывающего недуга. Никто не взялся бы за такое дело, если бы его не побуждал какой-то демон, демон, которого нельзя ни понять, ни оказать ему сопротивление.

…Нельзя постичь мотивов писателя, не зная ничего о том, с чего началось его становление.

…Ни одна книга не может быть абсолютно свободна от политической тенденции.

…Литературный образ писателя не имеет ничего общего с его личным обликом.

В наших душах так мало от нас самих, что мы не имеем и отдаленного представления о том, как мы реагировали бы на вселенную, если бы не знали языка вообще или даже нашего конкретного языка.

…Хорошая сатира, по существу, гораздо правдивей и, конечно же, гораздо полезнее, чем хорошая трагедия. Беда в том, что хорошая сатира — очень редкая штука; ведь очень немногие сатирики отваживаются заходить в своей критике общепринятых ценностей достаточно далеко.

Художественная литература в основном имеет дело с повседневной жизнью мужчин и женщин, а повседневная жизнь мужчин и женщин складывается по большей части из непосредственных животных впечатлений.

Набор слов, именуемый религией. Другой набор, именуемый философией. Еще полдюжины наборов, именуемых политическими идеалами. И все эти слова или двусмысленны, или вообще лишены смысла. И люди входят из-за них в такой раж, что готовы ухлопать соседа, если ему случится произнести не то слово. Слово, которое на деле значит меньше хорошей отрыжки. Просто сотрясение воздуха, даже не избавляющее вас от лишних газов в желудке.