— Она мой ангел, — произнес он вслух, смакуя каждый слог, перекатывая буквы, как горошины на языке.

Он стоял в ванной, из крана бежала теплая вода. Парень стал брать одну за другой ее вещи: крем для ног с экстрактом зеленого чая и мелиссы, скраб с абрикосовым маслом и силиконовыми абразивами, средство для снятия макияжа, пенку для укладки волос сверхсильной фиксации… «Она тщательно следит за своими волосами, за кожей», — подумал он. Делает она это для него или помимо него? Ему было безразлично. Он взял в руки парфюмированный тальк. Он столько раз держал его в руках, наносил на ее кожу, всегда возбуждаясь. Обычно такие действия заканчивались сексом. Кто она для него?

Звонок в дверь взбудоражил спокойные воды его рассуждений, заставив выронить баночку с тальком. Она почти долетела до кафеля, готовая осыпать его осколками декоративного стекла и косметической пылью, но Толя опустил раскрытую ладонь и поймал предмет.

Полина не смогла открыть дверь ключом, поэтому позвонила. Она задержалась. Такое случалось несколько раз в году, как правило, перед сдачей в налоговую инспекцию или пенсионный фонд отчетов и деклараций. Весь день она билась с переданной из налоговой программой. Что-то системный администратор инспекции перепутал, и проводка нескольких сумм уходила в небытие, вместо того чтобы занять положенное место в таблице.

— Ты уже дома? — удивилась она, входя и снимая обувь.

— Я не один, — предвкушая радость, сказал он.

— С кем? Гена пришел? — спросила женщина, проходя в ванную мимо него, даже не поцеловав, как делала всегда.

— Про Гену мне ничего не известно, — выплюнул эти слова, как комок злокачественной опухоли, Толя. — Ты устала?

— Не то слово, — ответила она, включая свет в ванной. — Ты брал тальк?

— В смысле? — подходя к ней, уточнил дизайнер.

— Тальк всегда стоит справа от зеркала, а сейчас он… Да тут все не на своих местах, — принявшись расставлять косметику, вздохнула она. Лицо ее напряглось, выступили морщины на лбу и в уголках рта и глаз.

— Я вспоминал тебя, изучая химический состав этих штук по этикеткам, — отшутился Толя. — Я сейчас ужин подогрею. Ты умывайся — и в кухню, там ждет сюрприз.

— Покажи сейчас, — чуть оживилась она, закончив возвращение баночек, флакончиков и туб в родные пенаты.

— Потерпи. Я хочу подогреть еду.

— Нет, покажи сейчас, — настояла она, выходя из ванной, идя следом за ним в кухню.

— Вот, — поднимая с пола растение с сочными лиловыми цветами, похвастал он.

— Кактус, — выплюнула женщина игольчатое слово.

— Самый дорогой в магазине, новый вид-гибрид! И цветы пахнут, что удивительно. Мне продавец объяснял…

— Толенька, разве можно мерить красоту цветка его ценой?

— Тебе не нравится? — поднося растение ближе, спросил дизайнер.

— Это кактус. Ты видел хоть один кактус в этом доме? Здесь полно горшечных растений, но нет ни одной колючки…

Толя молчал, хотя внутри его боролись, разжигая огонь ненависти, два человека. Один требовал распахнуть дверь на балкон, раскрыть окно рамы и выбросить кактус на улицу, затем собрать вещи и уйти из ее жизни. Другой предлагал перетерпеть, напоминая, что все бабы стервы в той или иной степени.

— …Ты даже не знаешь, что я люблю, а что нет, — завершила свою речь Полина и пошла в ванную.

Он так и стоял посреди кухни и думал, что держит его здесь. Привязанность? Благодарность к этой женщине? Отсутствие места жительства в Москве? У него достаточно денег, чтобы снимать квартиру не на выселках, да еще откладывать на будущие нужды. Привязанность, романтично именуемая любовью? Привычка возвращаться после трудового дня в эту квартиру? Привязанность, после законной регистрации отношений в ЗАГСе переименовываемая в супружескую обязанность-ответственность? Понимание того, что она устала и не в духе, поэтому пренебрегла его чувствами, да еще и оскорбилась тем фактом, что он ничего не знает о ее предпочтениях в цветах. Но он действительно не знал, какие растения она любит. Значит, и его вина в случившемся есть. От осознания этого внутри заклокотало еще сильнее. Он хотел как лучше! Нечего обвинять его в невнимательности! Чертов кактус он унесет на работу, пусть оживляет интерьер клетушки. «Стоп!» — мысленно приказал он себе, глубоко вдохнул, выдохнул, еще раз вдохнул, ощущая, как расправляются легкие в грудной клетке, наполняя душу покоем. Он привязался к ней, пусть называют это кто как хочет, любовью или ответственностью, обязанностью. Он сейчас накроет стол, будет разговаривать ни о чем, а кактус спрячет за диван в зале до утра. «А может, она не мой ангел», — подытожил он, выполняя задуманное.

Полина вышла посвежевшая. Увидев пышущую ароматами пиццу и экзотический салат из даров моря, она открыла рот. Минуту ели молча, потом она, отложив вилку в сторону, сказала:

— Толик, я обидела тебя. Я виновата. Давай спишем это на мою усталость. А еще меня покоробила перестановка на полочках в ванной…

— Ну…

— Подожди! — попросила она. — Я вела себя как зануда, но я хочу, чтобы ты знал…

Она встала и подошла к нему, он поднял голову, посмотрел в ее глаза. Полина присела рядом, накрыв руками его колени.

— …Я долго думала, как ты прореагируешь на мои слова, но зачем терзаться, когда…

Он приложил указательный палец к ее губам, прошептал:

— Шшшш, — наклоняясь к левому ушку, в мочке которого поблескивала циркониевая головка золотого гвоздика. — Я тоже тебя люблю.

Она улыбнулась. Он убрал палец от ее губ и поцеловал их. Осторожно, словно пытаясь разморозить лепестки заледеневшей хрупкой розы. Не отрываясь друг от друга, они встали.

После тридцати минут они, вспотевшие, обнимались, лежа в постели, казалось, что конфликт исчерпан. Он сказал эти слова, она произнесла их тоже, и те камнями легли на дне колодца памяти двух человек. Каждый слышал, что любим, но разве можно словами объяснить, почему люди прощают друг друга, почему он не ушел, раздираемый гневом изнутри, и почему он сказал, что любит? Он не стал раздумывать над этим, у него родилась новая идея, связанная с рекламой. «Ее внедрение может укрепить мое положение в фирме… повысить гонорары!» — прижимаясь к Полине сзади, подумал Анатолий.

Олег Викторович перечитал его идею. Толя специально стал подавать предложения в письменном виде, ему проще было облачить мысли в слова у себя в кабинете, сидя за компьютером.

— Ты же понимаешь, — начал Олег Викторович, положив листок на стол, накрыв его сверху пухлой ладонью. — Это попытка обойти закон, нарушив негласное правило не вступать в жесткую конфронтацию с властью. Не всякий рекламодатель пойдет на такое. Заказчики стараются быть законопослушными, а твое предложение — агрессивный выпад против норм закона. Тебе нравится это?

Толя смотрел на главного редактора не мигая и не зная что ответить. Олег Викторович поерзал в кресле, словно дряблое желе в стеклянной розетке, пояснив:

— Меня не покидает чувство, что тебе приятно обходить закон и тебе нравится выдвигать хитроумные идеи на грани фола, я прав?

— Аааа! В этом смысле! Вы просто психолог, — ответил Анатолий, положив руки на стол. — Я действительно ощущаю некое возбуждение, когда в голову приходит подобная мысль.

— Да, на моем месте учишься понимать скрытые мотивы людей, — улыбнулся Олег Викторович, посмотревший на дизайнера, словно ученый на подопытную крысу.

— Ну и как вы считаете, с высоты своего опыта, пройдут такие предложения?

— А ты попробуй, — посмотрев на потолок, произнес мужчина. — Есть заказчик, которому нужна наружная реклама пива новой марки…

— Банер на магистральный щит? — уточнил Толя.

— Любой вид: банер, брандмауэр, стела. Включи фантазию. И включи туда этот штриШОК, — нечитабельность цветов. Какие цвета используешь?

— На желтом фоне напишем белыми буквами: «Чрезмерное употребление алкоголя вредит вашему здоровью».

— Или черными на фиолетовом, темно-синем? — предложил Олег Викторович.