Режи что-то пробурчал себе под нос и ушел, не прощаясь.
Удивленные резким тоном спора, ребята повернулись к Гюсту.
— Он ужасно рассердился, верно, дядя? — спросила Мартина.
Гюсту рассмеялся.
— Рассердился? Ерунда! Покипит и остынет.
Все никак не может угомониться из-за трактира.
Нет у него никаких оснований требовать его назад. И никаких прав. А если я так считаю, то не собираюсь ему поддакивать…
В результате Мишель и Мартина так и не пошли к плотине, как планировали. Пора было возвращаться на ферму: близилось время обеда.
Я еще вернусь сюда сегодня, — сказал Гюсту.
Можно и мы с тобой? — спросила Мартина.
Конечно! Если вам тут так нравится, — ответил дядя, и по лукавству, светившемуся в его глазах, девочка догадалась, что он все понимает.
Мишелю хочется сфотографировать плотину после диверсии. Это будут такие редкие снимки, согласен?
Конечно, согласен. Жандармы, наверно, уже закончили следствие… Об одном только я вас попрошу: не подходите туда слишком близко.
Я знаю, вы оба плаваете как рыбы, однако затопление— это затопление, это вам не бассейн!
Мартина пообещала, что они будут осмотрительными.
— Видишь, Мартина, до чего меня запугала сестра, — пошутил Гюсту. — Твоя замечательная мамаша — настоящая наседка, так что давай пощадим ее сердечко. А то ведь она меня со света сживет!..
4
Дядя Гюсту выполнил свое обещание. Когда они втроем вернулись на виноградник, он подмигнул и просто сказал:
— Ладно, ступайте. А то ведь я вижу, что вамневмоготу.
Мартину и Мишеля действительно снедало нетерпение. После обеда дядя Гюсту, как всякий нормальный южанин, знающий об опасностях, которыми грозят прогулки по солнцепеку, прилег вздремнуть. Так что ребятам пришлось его дожидаться.
И вот они неторопливо шли вниз, к реке. Тропа здесь была куда шире той, что вела к винограднику. Местные именовали ее «двуколейной».
— Дядя Гюсту возит тут на двуколке бочки с вином, — пояснила Мартина.
Вскоре тропа влилась в настоящую дорогу.
— В этих краях ходишь много, а продвигаешься еле-еле, — заметил Мишель.
Тут они, к своему удивлению, вышли к дороге, которая бежала вниз, к Тарну, и там пересекала реку по знакомому им старинному мосту с каменными зубцами-выступами.
По-моему, мы заблудились, — сказала Мартина.
Да нет… Все правильно: сейчас опять покажутся башни кранов, только уже гораздо ближе.
Они решили идти вдоль Тарна, не переходя мост. Вот уже позади остались заросли камыша, откуда утром выскочил мальчишка, тот, что запустил в Мишеля камнем.
Мишель с Мартиной шагали вдоль берега по дорожке, которую отделяла от воды поросшая травой полоса земли. Пройдя несколько сот метров, они, к своему удивлению, увидели чистенький, свежевыкрашенный домик с красной черепичной крышей. Он выглядел совсем новым.
Изумление их было вызвано несколькими причинами. Главная заключалась в том, что в доме не видно было никаких примет местного стиля: это было обычное, стандартное сооружение, способное испортить самый чудесный ландшафт.
Молодые люди шли мимо зеленого забора, за которым находился запущенный сад. Они намеревались пройти не задерживаясь, когда заметили на скамеечке возле дома человека с трубкой в зубах.
Старая фетровая шляпа неопределенного цвета отбрасывала густую тень на его лицо с пышными седыми усами.
Незнакомец тоже заметил ребят. Мишель был в этом уверен. Но не выказал ни удивления, ни недовольства. Только буравил их взглядом, так что трудно было пройти не поздоровавшись.
— Здравствуйте, мсье, — сказал Мишель. Мартина тоже приветствовала старика.
Тот неторопливо вынул трубку изо рта и поднял голову. Окинув ребят угрюмым взглядом из-под кустистых бровей, он ответил странным, тягучим голосом:
Здравствуйте и вы, молодые люди! Не заблудитесь тут у нас? Вы ведь, поди, не здешние?
Мы здесь на каникулах, в гостях у Гюсту Лебера, — ответил Мишель.
Старик поднялся и бодрой походкой подошел к забору, будто навстречу долгожданным гостям.
Вблизи ему можно было дать лет шестьдесят. На нем была грубая хлопчатобумажная рубаха и заплатанные вельветовые штаны. Подбитые железными подковами башмаки стучали по камням, которыми была выложена дорожка.
Так вы те самые ребята, что живут у Гюсту? — с интересом посмотрел на них старик. — Ваш Гюсту — замечательный человек, просто замечательный. Не то что некоторые… Ну, Бог с ними… Это дело прошлое.
У вас очень красивый дом, мсье, — произнесла Мартина, лишь бы что-то сказать.
Мсье… мсье… За всю жизнь меня столько не величали «мсье», сколько за минувший год. А какая мне с этого радость? Скорее одни неприятности. Было время, когда меня все звали просто Антонен, и мне это было больше по душе!..
Немного сбитые с толку его речами, молодые люди не знали, что ответить. Но Антонена было уже не остановить: как все одинокие люди, он был очень словоохотлив. Он говорил и говорил, скорее себе самому, чем им.
— А дом-то?.. Да, дом красивый… Ничего не скажешь. Господа с плотины свое дело знают. Я же вам говорил: они первые и стали звать меня «мсье Антонен». А зачем, знаете? Чтобы сообщить мне, что собираются затопить долину вместе с моей хибаркой! Нет, этот красивый дом и в подметки не годится моей хибаре!..
Старик устремил взгляд вдаль, на реку — очевидно, туда, где он прожил всю свою жизнь.
На какое-то время он впал в задумчивость; Мишель и Мартина не осмеливались прерывать его размышления. Затем он вновь заговорил, словно рассуждая вслух.
— Странные дела у нас однако творятся…
В своей Адской долине я себя чувствовал как у Христа за пазухой. А тут, на берегу, и рыбнадзор еще над головой… Нет, в долине мне жилось куда вольнее!
Потом старик повел себя совсем странно. Он вдруг устремил на молодых людей подозрительный взгляд, от которого им стало не по себе. Но сразу же улыбнулся, обнажив неровные, почерневшие от никотина зубы.
И откуда же вас к нам занесло? Небось из Парижа?
Нет мсье Антонен, — вежливо ответила Мартина. — Мы с Мишелем из Сомма: я живу в Амьене, а он — в Корби.
Фраза ее произвела необычный эффект. Возле глаз Антонена собрались морщинки, он положил локти на забор и произнес:
Сомм… занятно… Может, вы знаете и Перон? Это такой городок…
Конечно, знаем, — ответила Мартина.
Случалось мне бывать в тех местах… Хотя с той поры много воды утекло… Когда же это было?.. Погодите… В октябре восемнадцатого… Под Пероном стояла моя часть. Правда, недолго — дело шло к концу войны, не было смысла нас там мариновать. Но у меня остались славные воспоминания…
Антонен подмигнул с видом человека, который собрался поделиться сокровенными «воспоминаниями».
— Перон, можно сказать, весь на воде стоит.
Озера, кругом озера. И мы на эти озера ходили рыбачить…
Старик выдержал паузу, давая слушателям возможность в полной мере проникнуться его сообщением. Мартина с Мишелем стояли, не зная, что Делать: тот факт, что старик, Бог знает в какие времена, удил рыбу в Перонских озерах, не казался им таким уж экстраординарным. Но Антонен, оглядевшись по сторонам и удостоверившись, что никто их не слышит, продолжал:
— Это не обычная рыбалка была… Рыбу глушили гранатами!
Последние слова он произнес шепотом, но все равно в голосе его звучали торжествующие нотки.
Само собой, это запрещено… Но знали бы вы, ребятки, какая это была рыбалка!..
А как это — «глушить гранатами»? — с любопытством спросил Мишель. — Рыбу что, убивают осколки?
Нет, не совсем, мальчик мой… Граната, она взрывается, верно? Конечно, при взрыве летят осколки. Так что, как бросишь ее, не стоит стоять истуканом и ждать, чем дело кончится. Но при взрыве в воде получается взрывная волна, она и оглушает рыбу так, что та всплывает пузом вверх. Только собирай! Мы полные корзины оттуда тащили. Жалко было уходить. Слов нет, знаменитая была рыбалка!.. Во время войны тамошним краям досталось. Наверно, теперь уж все восстановили?
