Но неужели я видела начало новой северной войны? Шесть веков никто не слышал о нильфах, и вот они появились снова. Как их было много! Как сказал поэт:

Приятно чувство — снова быть самой собой. Телега ехала — медленно-медленно, слышно было, как тихо поскрипывает колесо. Я чувствовала Воронов — всех четверых, дарсай был один, остальные трое болтали, и их смутная беззвучная беседа накладывалась на все то, что я видела и слышала своим физическим зрением и слухом, и придавала окружающей меня действительности совершенно особый оттенок. Как хорошо, что они здесь, как хорошо, что я их чувствую, в этом чувстве была привычность и законченность, наполненность бытия. Словно после долгого тяжелого дня лег в кровать, и только смутные звуки мира долетают до тебя, не тревожа и не мешая. Лежишь, охваченный приятной усталостью, и мысли текут лениво — сквозь тебя, не задерживаясь в голове. Как хорошо…

Сквозь окружавший меня сухой пряный запах сена пробивался другой — мокрый и холодный — запах снега. Ясные звезды сияли надо мной в черной непроницаемой высоте. Я услышала приближающиеся ко мне тихие шаги. Старший веклинг, почти не видимый в темноте, подошел ко мне и поправил плащ, которым я была укрыта. Я подняла голову.

— А, очнулась. Подвинься, будь добра.

Я пододвинулась, и он сел на край телеги. Мне казалось, что он улыбается, но было так темно, что я не видела точно.

— Ты лежи. Ты нас очень напугала.

— А что? — спросила я, послушно опуская голову в душистое сено.

Я чувствовала себя так, словно еще не проснулась. Я все видела и слышала, но словно не понимала смысла происходящего. Но мне приятно было, что подошел ко мне именно он. Он мне нравился.

— Ты двое суток не приходила в себя, — мягко сказал он в темноте.

— Ну, да. Странно, что он мне мозги не выжег. Проще было меня по голову стукнуть.

— Пожалуй, — хмыкнул веклинг в ответ.

— Как он?

— Лежит.

Я закрыла на миг глаза, снова открыла. Звездное небо было надо мной, и только смутная тень чернела сбоку — старший веклинг.

— Что с ним? То есть…

— Он потерял много крови. Он спит без конца.

— Хоть посыпается?

— Да, периодически. С ним все в порядке, не волнуйся.

"Не волнуйся", — внутренне усмехнулась я, но молчала. Ворон нашел мою руку, взял в свои ладони и легонько сжал.

— Послушай, — сказал он, — ты знаешь, если бы была хоть какая-то угроза, я первый бы сходил с ума от беспокойства. Ты ведь это знаешь, kadre espero, не так ли?

Я молчала, но он был прав. Да, я знала, что есть что-то между ними, что-то за пределами видимого, какая-то незаметная тайна. Их сходство, странная печаль, с которой веклинг говорил о его возрасте…

— Угрозы для его жизни нет, сама понимаешь. Он может вынести и не такое, — Ворон осторожно погладил мою руку, — Не волнуйся.

— Уже не волнуюсь, — пробормотала я.

Веклинг замолчал, но все еще держал мою руку и поглаживал ее. И прикосновение его пальцев в мягкой старенькой перчатке было приятно мне. Я лежала и смотрела на звезды. Никогда, кажется, я не видела таких ярких сияющих звезд, как в ту ночь. Наверное, только в горах бывает такое небо и такие звезды. И эти были прямо над моей головой — во всю ширь небес.

— Где мы сейчас?

— Где-то в горах, — сказал он, — Я не знаю точно…. Да и какая разница?

— И как у нас дела?

— Что ты имеешь в виду? Нет ли погони? Уже нет. Но я не удивлюсь, если мы снова на них наткнемся…

— Я тоже, — пробормотала я.

— Что?

— Я тоже не удивлюсь, говорю.

— Ты знаешь что-то о них, тцаль?

— Не-а…

Я услышала его тихий короткий смех.

— А такая уверенность, — сказал веклинг.

— Как мои?

— Ничего. Мальчишку убили еще в крепости…

— Я заметила, — вставила я.

— … С остальными все в порядке. Что им сделается. Как ты себя чувствуешь?

— Ничего… — сказала я, прислушиваясь к своим ощущениям, — Могло быть и хуже. Но, конечно, ничего умнее он придумать не мог, чем шарахнуть меня с такой силой. Нет, чтобы разобраться. На меня, небось, масса энергии ушла, я же не в том возрасте, чтобы меня можно было принудить подобным образом. Скажи спасибо, что я вообще проснулась после этого.

— Да ладно. Проснулась же.

— Все равно, — продолжала я жаловаться, — Через два дня проснулась. Сделали бы из меня идиотку…

— Шш, — сказал веклинг со странным весельем в голосе, — Ты и так… Ладно, не буду ругаться. Но ты сама-то что устроила?

— А что?

— То вот. Останется она. Скажи спасибо, что он тебя так уложил, а то я бы тебе точно башку проломил со злости. Что на тебя нашло, интересно знать?

— Что-то ты разговорился, — сказала я почти таким голосом, как надо, и выдернула свою руку из его рук, — Тебе не кажется?

— О, — сказал веклинг, — Точно проснулась. А то я все думал, когда ты вспомнишь про свое звание…

Я не выдержала и засмеялась. Но делать этого явно не стоило, потому что голова моя сразу же заболела сильнее. Несколько секунд я лежала тихо, прислушиваясь к бедной своей головушке. Боль то затихала, то нарастала снова, не слишком сильная, но надоедливая. Я тихонько качалась на этом ощущении, словно на волнах — туда-сюда, туда-сюда. Ничего страшного, но иногда приятно бывает почувствовать себя больным — когда не надо никуда торопиться. Веклинг снова взялся меня за руку и стал гладить мои пальцы — как кошку, ей-богу.

— Мне показалось, да и он потом обмолвился, — начал веклинг негромко, — что у тебя было что-то вроде галлюцинаций, там, в крепости, в этом коридоре…

— И что? — равнодушно сказала я.

— Было?

— Угу.

— И что это было?

— Тебе-то какая разница? — сказала я, — Мои галлюцинации, хочу — галлюцинирую, хочу — нет.

Он усмехнулся.

— И часто у тебя бывает?

— Нет, — пробормотала я, — Но надо же когда-то начинать, — я помолчала, — И что, все уже осведомлены об этом?

— Не думаю.

— А что ты видел?

— Я… — он задумался, потом выпустил мою руку, — Мне… показалось, что я увидел женщину. Такую же, как ты…. И если бы я не видел того портрета, но я его видел…. В общем, похоже, это был призрак, и мне показалось, что там был не один призрак…

— А что сказал дарсай?

— Что это должно было случиться рано или поздно.

— Что случиться?

— Откуда мне знать? Это твоя жизнь, тцаль, не моя. У него спроси, если хочешь. Он-то знает, наверное… Он много что знает, как я посмотрю, — прибавил веклинг задумчиво, — И о тебе он много знает…

Мы замолчали. Где-то далеко слышны стали голоса, но слов я не разобрала. Вокруг была ночь, невероятная, черная, прозрачная. Веклинг молчал, и я была точно уверена, что он улыбается. Я просто чувствовала эту улыбку — тихую, еле заметную. Я видела — его тихие, неспешные мысли, которые текли, разбегаясь и сходясь, словно струи воды в реке. Но о чем он думал, я понять не могла.

— Пойду я, поболтаю с ним, — сказала я, делая движение, чтобы сесть.

— Тебе лучше пока не вставать, — негромко сказал Ворон.

— Кто из нас врачеватель — ты или я? Помоги лучше.

Опираясь на его руку, я села и спустила ноги с телеги. Голова у меня слегка кружилась, я помедлила, потом, держась за рукав Ворона, встала ногами в рыхлый снег. Я сразу поняла, что лучше бы мне было оставаться на телеге. Земля словно куда-то уплывала под моими ногами. Веклинг придержал меня за локоть. Я взглянула на него снизу — алые глаза усмехались.