Потому что именно с той стороны со скоростью, способной оставить далеко позади даже ядро, пущенное из парового самострела Соловьев–разбойников, к нему теперь неслась пресловутая трехголовая тварь, чешуёвая скотина, поганая рептилия и просто мерзкая Змеюка. И, судя по вырывающемуся из ее раззявленных пастей пламени, отнюдь не с намерениями послушать про своё сокрушительное поражение.

 - Ложись!!!.. — успел проорать самый здравомыслящий среди защитников, и дружинники повалились на камни как подрубленные.

 Надо ли говорить, что первым в лежачем положении оказался Агафон.

 Змей, не замедляясь, походя пыхнул на лету огнем, и катапульта в самой гуще лукоморцев взвилась к небу в столбе красно–оранжевого пламени, осыпая шарахнувшихся в разные стороны защитников горящими обломками.

 Даже не повернув ни одной головы, чтобы посмотреть, попал ли он, самоуверенный летающий огнемет удовлетворенно удалился с поля боя, предоставив штурмовому отряду довершать начатое.

 До наступления темноты защитники Сабрумайской башни отбили еще два штурма.

 После второго Граненыч обеспокоено осмотрел опасно выгнувшиеся ворота, изрядно перекошенные всё еще торчащим с внешней стороны тараном, вывороченные местами скобы запоров, недоуменно выглядывающие из своих петель огромные ржавые гвозди, и притащил полюбоваться на плоды рук своих заместителя по вопросам волшебства и любимца публики.

 - Ты сможешь его отклеить? Чтобы отвалилось, в смысле? — потыкал князь для наглядности пальцем в невидимое бревно с той стороны. — А то как бы бед не натворило некстати, а?

 - Б–боюсь, что н–нет, — виновато опустил очи долу маг. — По идее, заклинание уже должно было истощиться… но почему–то… — он замысловато и беспомощно помахал в воздухе правой рукой. — Ну… это… не того… то есть…

 - Понятно, — хмуро кивнул Митроха. — Ну, а укрепить как–нибудь… по–волшебному… ты ворота сможешь?

 - П–по волшебному?.. — испугано взглянул на главкома, который сам не знал, на что напрашивался, чародей, и тут ему в голову пришла спасительная идея. — А почему обязательно по–волшебному? Вернее, по–волшебному, конечно, можно. Без проблем. Я не отказываюсь. Но это — процесс трудоемкий, он истощит мои силы и не позволит мне заниматься вопросами обороны, что является моей прямой обязанностью. Поэтому, на вашем месте, я бы просто заложил их камнем до лучших времен. И чем скорее, тем спокойнее нам будет, откровенно говоря. Если бы это были ворота моего дома, я бы ночью не заснул.

 - Камнем заложил? — словно не расслышав толком, повторил Митроха и поскреб под соболиным малахаем в затылке. — Хм–м… Камнем заложил… А что… Это ты хорошо придумал! Настоящий полководец должен знать, когда использовать магию, а когда — кирпич.

 - Это Манювринг сказал? Или Ямагучи Тамагочи? — вскинул на собеседника заинтересованный взгляд волшебник.

 - Это, голубь, я сказал, — торжественно поднял палец Граненыч, обернулся и кликнул адъютанта.

 - Чего прикажете, ваша светлость? — вытянулся перед ним рыжий молодец в малиновом кафтане.

 - А скажи–ка мне, Ефим, идет у нас сейчас в городе где–нибудь стройка, или не идет?

 - Стройка… — напряженно свел глаза на переносицу парень и повторил: — Стройка… стройка… Конечно, идет, ваше светлость! Я сам сегодня видел: над одним боярским домом новый этаж надстраивают! Недалеко отсюда, кстати!

 Граненыч на секунду задумался и криво усмехнулся:

 - Может, я ошибаюсь, но наверняка это боярина Никодима дом, так?

 - Н–нет… не ошибаетесь… — ошарашено вытаращил глаза Ефим. — А откуда вы знаете?

 - Я не знаю, — хмыкнул Митроха. — Я догадался. Потому что сейчас мы с той стройки срочно забираем каменщиков, материал и раствор и перевозим всё сюда, чтобы заложить Сабрумайские ворота. Займись, голубь.

 - А… боярин Никодим… он… э–э–э… не будет возражать? — нервно переминаясь с ноги на ногу, осмелился полюбопытствовать адъютант, и лицо его при этом стало одного тона с кафтаном.

 - Обязательно будет, — кивнул князь. — Да только ты его не спрашивай. А если шибко вопить начнет, скажи, что мы их рекрутируем, что значит, экспроприируем, именем оборонного командования.

 - К–к–как?.. — беспомощно выдавил Ефим, и в глазах его отразился тихий ужас, вызвать который за весь день не смогли ни таран, ни зверолюди, ни Змей–Горыныч.

 Граненыч посмотрел на парня и махнул рукой:

 - Ладно, ничего не говори. Я сам потом с ним разберусь. Ну, давай, сполняй бегом, чего стал! Ворота того и гляди, долго жить прикажут, а он стоит, рот разинув, как в балагане!

 - Уже лечу!.. Мигом обернусь!.. Одна нога здесь, другая там!.. — крикнул на ходу Ефим, вскочил в седло солового жеребца, и частый перестук копыт барабанной дробью загремел в гулких переулках.

 Тьма опустилась на город Лукоморск, и защитники Сабрумайских ворот в первый раз за день смогли перевести дух.

 Оставив тройной дозор на башне и стенах, утомленные ратники потянулись в рекрутированные, что значит, экспроприированные под казармы, амбары лукоморских и пришлых купчин, удачно построенные метрах в ста от сторожевой башни — обсуждать дневные события, чистить оружие, перевязывать раны, ужинать и спать.

 Раненых, которые не могли присоединиться к своим товарищам, уложили под бдительным и пристрастным присмотром деда Зимаря и его команды знахарей, травников, костоправов и сиделок в импровизированном лазарете — амбаре поменьше, удобно расположившемся у дороги, в нескольких метрах от ворот, теперь уже намертво заложенных пятнадцатиметровым слоем отборного (у боярина Никодима) камня.

 Убедившись лично, что все караулы караулят, целители исцеляют, а солдаты отдыхают, князь Грановитый, прихватив на это раз и своего заместителя по вопросам волшебства, отбыл в царский дворец на совещание обкома, доклад его величеству и плановую ссору с ограбленным боярином.

 Кабатчик из «Гнутой подковы», притулившейся между двумя амбарами, Амос Тороватый, называемый также недоброжелателями и похмельными остряками Донос Вороватый, с грустью убедился, что, соблюдая сухой закон, установленный суровым князем, вооруженный контингент потреблять его основной товар не собирается, а кормят их и без него хорошо, и уже не лелеял пустые надежды. Добросовестно всё же просидев в бесприбыльном одиночестве до полдвенадцатого, он уже собирался закрывать заведение, как вдруг дверь отворилась, и на пороге возник первый за весь день человек, похожий на его постоянного клиента: помятый, заросший, с бегающими покрасневшими глазами, в неопрятной одежде, которую охотнее взял бы старьевщик, чем прачка — и сразу устремился к стойке.

 - Вина, водочки–с?.. — угодливо изогнулся кабатчик и, не дожидаясь ответа, потянулся за бутылью с самогоном.

 - М–м–м… э–э–э… — замялся вошедший, оглянулся по сторонам, увидел, что зал пуст, и немного расслабился. — А… бочонок вина литров на двадцать… у вас найдется?

 - Найдем, — радостно подтвердил хозяин. — Пятьдесят рублей всё удовольствие.

 - А… скинуть бы?.. — нерешительно, словно торговался в первый раз, просительно проговорил гость.

 - Только с лестницы, — не переставая умильно улыбаться, сообщил кабатчик и нащупал под стойкой рядом с жестяным ящиком–кассой палицу: до победы над захватчиком с назойливыми, но неплатежеспособными клиентами ему теперь приходилось общаться самому, так как вышибала два дня назад взял отпуск за свой счет и коварно вступил в ополчение.

 - Нет, я так просто спросил, — сразу взял на попятную гость.

 - А я так просто ответил, — голос Тороватого просто истекал радушием и гостеприимством. — Так как? Брать будем?

 - Д–да… — торопливо кивнул посетитель. — А… ложками вы оплату принимаете?

 - Чем–чем? — выронил шестопер себе на ногу Амос.

 - Л–ложками, — сглотнул сухим горлом гость. — Но вы не думайте — они мои. Личные. Серебряные.

 - Серебряные? — задумчиво повторил хозяин. — Хм–м–м… Давненько я не видал серебряных ложек…