Блаженствующий Масдай был развешен на заборе, чтобы остыл и проветрился перед дальней дорогой, мешок до отказа наполнен продуктовым набором путешественника, умруны в последний раз обрызганы составом, навсегда отбившим запах, доводящий деда Зимаря до озверения [116], и честная компания присела на свежесколоченном крылечке [117] на дорожку.

 - Ну, и куда вы теперь? — задала заметно погрустневшая Макмыр вопрос о месте назначения, чтобы отвлечься от других, беспокоящих мыслей.

 - Домой, в Лукоморье, — ответил Иванушка.

 - В Лукоморье?!.. Так вы из Лукоморья? — искренне оживилась и всплеснула руками старушка. — Что ж ты раньше–то не сказал, мил человек?

 - Да как–то не к слову пришлось, — сам недоумевая, пожал плечами царевич.

 - Вы там, наверное, всех знаете? — продолжала расспрашивать убыр.

 - Н–ну… — озадаченно задумался над вопросом царевич, вспоминая результаты последней переписи населения в ста семидесяти томах.

 - А что? — перехватил инициативу маг.

 - Да у меня тут надысь за несколько дней до вас девица одна гостила, тоже, говорит, если не врет, из Лукоморья вашего.

 - Девица?! — взвился Иван.

 - Ну, да, — рассеяно кивнула Макмыр, не замечая волнения царевича. — Я с ней ученицу мою отпустила, Находку, чтоб приглядывала за ней. Так что, ежели вы ее встретите…

 - Как ее звали? — Иванушка схватил убыр за плечи и впился в ее лицо отчаянным взглядом, словно от ее ответа зависела его жизнь. — Как звали?..

 - Да говорю же я — Находка ее зовут, ладная девка, рыжая, с веснуш…

 - Да нет же, как девицу ту звали, с которой…

 - Девицу?.. — удивленно нахмурилась Макмыр, откровенно не понимая, как такая мелочь может оказаться важнее того, как выглядит ее единственная и неповторимая ученица, которую лукоморцу предстоит узнать за тридевять земель. — Девицу… Имя у её иноземное… Се… Си… Син… Сер… Ах, да!.. Чё это я… Серафима, конечно. Серафима ее звали. Ну и девка, я вам скажу — та еще штучка. Оторви да брось. С мечом да в штанах как парень бегала. И мальчонка при них еще — охламон еще тот…

 - Серафима!!!.. — если бы Иванушка почувствовал еще большее облегчение, он бы взлетел. — Серафима!.. Ну, наконец–то!.. Сенька!..

 - Нет, его не Сенька, его Саёк кликали, — гордая тем, что слету вспомнила еще одно иностранное имя, уверенно проговорила Макмыр, но Иван ее не слышал.

 - Сенька, Сенька, Серафима, это же супружница моя нашлась!..

 - ЧТО–О–О?!..

 - Это она, я душой чувствую: она! Больше некому! — Иванушка от счастья разве что не целовал ошарашенную старуху. — Скажите, бабушка убыр, куда они пошли? Они сказали? Сказали?..

 - Чудны дела твои, батюшка Октябрь, — благоговейно покачала головой Макмыр и зацокала языком.

 Вчера весь вечер был посвящен путниками рассказам о своих приключениях и злоключениях (последних большинство), но как заговоренный, лукоморец не упомянул ни имени разыскиваемой царевны, говоря о ней исключительно «моя жена», ни откуда она.

 А Макмыр тем временем не уставала причитать:

 - …Вот ить, надо же… как оно как на Белом Свете–то случается… Кто сказал — так сама первая не поверила бы… Как в сказке ить [118]…

 - Куда они от вас пошли? — нетерпеливо затряс бабку царевич, но тут же отдернул руки и смущенно заизвинялся.

 - Так в Лукоморье твое и пошли, — пожала плечами, простив по случаю такого сказочного совпадения фамильярность лукоморца, и ткнула пальцем в указанном направлении убыр. — Я им колобок спекла аржаной, куда он покатится — они за ним пойдут. Мимо Лукоморья не проскочат, не волнуйся. Точность — плюс–минус сто километров, для страны размера вашей — что муха на печке, и не заметишь.

 - Когда они ушли?

 - Дня два–три до вашего прихода, — вспоминая, наморщила лоб Макмыр. — Да, так и есть. Два дня. Как раз я за ними два дня порядок наводила, а на третий за картошкой в деревню полетела — тот–то фулюган у меня всё над лесом повыкидывал…

 - Два дня! — не помня себя от радости, воскликнул Иван. — Два дня! Они по лесу пешком пробираются, далеко не успели уйти! На Масдае мы их мигом догоним!..

 Убыр всё качала и качала головой, как заведенная.

 - Ну, ежели она жена твоя, и ежели не убьет тебя когда под горячую руку, и не сбежит от тебя, то будете жить долго и счастливо, это я тебе обещаю.

 Агафон и дед Зимарь уже сняли ковер с места его предполетной подготовки и расстелили на дворе поверх слегка вытоптанной многочисленными и энергичными гостями, усыпанной свежей стружкой и опилками, но все еще кудрявой травки с мелкими овальными листиками.

 Пятнадцать умрунов и Агафон, немного потеснившись, без особого труда разместились на старом Масдае и уложили в середину мешок с сухим пайком.

 Ждали лишь Иванушку и деда Зимаря.

 Царевича пришлось ждать недолго: обняв и горячо поблагодарив старушку в последний раз, и напомнив, что коней вместе со сбруей она может продать или подарить кому захочет, он быстро, едва не подпрыгивая от нетерпения поскорее взлететь, присоединился к своему отряду.

 Деду же, чтобы проститься, потребовалось намного больше времени.

 Он стоял перед зардевшейся и засмущавшейся вдруг непонятно отчего Макмыр, аналогичного цвета и состояния, и нервно бормотал несвязные, ненужные слова, густо пересыпанные поговорками и прибаутками, как балык — специями, получая такие же в ответ, пока не замолк и молча не уставился не на ведьму, не на колдунью, не на какую–то там чуждую убыр — а на свою барышню, за которой хоть на край света.

 Говори не то, что думаешь, а что чувствуешь, всплыла у него в сознании единственная здравая мысль за последние пятнадцать минут, и он взял ее за руки.

 - Запомни. Я. Обязательно. Вернусь.

 - Да кому ты тут… — вырвала руки и начала было ершистую отповедь Макмыр, но осеклась, посмотрела на него как–то странно, и вдруг продемонстрировала ослепительную улыбку во все семь зубов. — Вот что, старик. Встретишь Находку — не забудь передать ей, пусть погуляет по Белу Свету, пока молодая, успеет еще в лесу насидеться.

 - Так ты ж, вроде, наоборот… — не понял влюбленный такого поворота событий.

 - А теперь — снова наоборот, — капризно повела плечиком, закутанным в самый красивый в ее коллекции платок, бабка. — Подумала я тут — подумала, и решила, что ученица мне еще не скоро понадобится.

 - Это почему же? — удивленно заморгал дед.

 - Передумала я помирать, — заговорщицки подмигнула убыр и улыбнулась еще шире из–под съехавшего набекрень еще одного платка, серебряного призера ее гардероба: — В двести сорок лет жизнь только начинается!..

 Иванушка читал когда–то, что в Стелле есть некий двуликий — или двуличный? — бог, фамилию не вспомнить, у которого вдобавок к стандартно расположенному лицу было еще одно, предположительно на затылке, чтобы он мог смотреть одновременно и вперед, и назад [119]. Зачем ему это было надо — для юного царевича всегда оставалось загадкой не поддающейся уразумению, так как все люди и подавляющее большинство богов прекрасно обходились и стандартной комплектацией.

 Но, как бы то ни было, именно это сравнение чаще всего приходило ему на ум, когда он представлял плавно, но проворно выписывающего зигзаги над верхушками лысеющего леса Масдая со стороны — некое престранное существо с напряженно нахмуренными восемнадцатью лицами, уставившимися в разные стороны и боящимися моргнуть из опасения пропустить ту, ради кого вся эта экспедиция и была затеяна.

 Несколько раз то умруны, то Иван, то чародей поднимали тревогу, но каждый раз она оказывалась ложной: при ближайшем рассмотрении некто, двигающийся под покровом леса, оказывался то бегущим сломя голову зверем, то мечущейся в панике группой деревенских.