При воспоминании о доме у Иванушки перехватило дыхание, и наружу вырвался не приличествующий странствующему воину грустный вздох.

 Агафон и дед Зимарь, покинувший по случаю посещения незнакомой деревни свои носилки и поддерживаемый теперь заботливо умрунами под локотки, с любопытством вертели головами по сторонам, разглядывая одинаково высокие и глухие заборы, подпертые поленьями ворота и двери, аккуратные палисаднички перед домами и наличники с резным орнаментом из трав и цветов.

 Путники неспешно продвигались вперед, и кажущаяся, на первый взгляд, простой задача — попроситься на постой — с каждым следующим оставшимся за спиной домом начинала казаться невыполнимой: все люди, словно сговорившись, куда–то подевались, оставив вместо себя закрытые окна и двери да собачий лай.

 Так они пересекли всю почти всю деревню.

 У ворот одного из домов на самой окраине — там, где кончалась улица и снова начинался лес — лежало, почти полностью перегородив дорогу, огромное, выдолбленное из половинки колоды, пустое корыто.

 - Ишь ты, — неодобрительно просипел дед Зимарь, не переставая расчесывать на ходу спутавшуюся за время, проведенное в горизонтальном положении, седую шевелюру и бороденку, пропуская через них узловатые пальцы. — Выбросили, называется… Покололи бы хоть на дрова, что ли, если уж такое доброе корыто им помешало, или людям бы отдали. А то выставили — ни пройти, ни…

 На этих самых словах старика ворота приоткрылись, и взглядам неудачливых квартирантов предстала тощая, обтянутая полушубком из разномастных шкурок зверей неизвестной породы, спина.

 Со двора донесся звонкий детский голосок:

 - Вы погодьте, не торопьтесь, не торопьтесь, сейчас тятька с речки придёть, вам сам всё донесеть, да еще и рыбой вам поклонится!..

 - Есть мне когда тятьку твоего ждать, — пробурчал недовольный скрипучий голос, и наружу показалась его и полушубка обладательница со своей волочившейся по траве двора ношей — выцветшим, залатанным огромной бело–зеленой круглой заплаткой мешком, бугрившимся крупной картошкой. — А рыбу пусть мне домой принесет — чай, помнит, где я живу.

 Повязанная цветастым платком голова повернулась к прохожим, и суровый взгляд холодных синих глаз из–под кустистых бровей пронзил их насквозь.

 - Бабушка, я вам сейчас помо… — сделал шаг по направлению к старухе царевич, но чуть не был сбит с ног дедом Зимарем.

 - Разрешите, барышня? — подскочил он к старухе и бережно перехватил ее мешок. — Вам куда доставить? Направо? Налево? Мы мигом — бегом да ладом, оглянуться не успеете, как всё будет в полном порядке, как огурцы на грядке!

 Бабка от неожиданности выпустила из рук свое имущество и захлопала глазами.

 Дед по–молодецки выпятил грудь, подкрутил белый ус, хрипло откашлялся и заговорщицки подмигнул.

 - А что вы делаете сегодня вечером? — интимно прогудел он в нос.

 - Я… — сбилась и покраснела неожиданно даже для себя старушка. — Я… занята по хозяйству…

 - А мы вам можем помочь, — предложил дед Зимарь, всем своим видом показывая, что под нейтральным и не компрометирующим девичью честь «мы» он, без тени сомнения, подразумевал только «я», «я» и еще раз «я». — Только скажите, что вам надобно: мы ведь и пилить–строгать–приколачивать, и печку класть, и огород перекопать, и деревья обрезать можем, и бортничать способны, и колодец выкопать могем, и вообще…

 - Ты за себя говори, — возмущенный одной мыслью о том, что кто–то подумал, что его можно заставить печку строгать, деревья выкапывать или огород приколачивать, покосился на деда чародей. — К тому же мы пришли сюда с другой целью, если ты помнишь.

 - Да, — располагающе улыбаясь, присоединился к разговору Иванушка. — Не знаете ли, бабушка, кто тут на пару дней постояльцев может принять?

 - Такую–то ораву? — с сомнением оглядела отряд старуха, и взгляд ее снова непроизвольно остановился на деде Зимаре.

 Тот умоляюще вскинул брови домиком.

 Старушка, словно обжегшись, поспешно отвела глаза и приняла такой вид, словно дед–путешественник ее сто лет не интересовал и еще столько же не будет.

 - Да мы тихие, и спать можем на сеновале, — поспешил пояснить лукоморец, не заметив безмолвного диалога.

 Старуха помолчала, сведя брови над переносицей, пожевала тонкими бесцветными губами, потерла подбородок крючковатыми пальцами и снова обвела цепким взглядом путников.

 - А что хозяева за это будут иметь? — придя для себя к какому–то заключению, как бы нехотя поинтересовалась она, тщательно избегая глядеть на Зимаря.

 - Заплатить у нас нечем, — со вздохом признался Иван, — но мы по хозяйству отработаем, что они попросят.

 Старик молодецки крякнул и демонстративно приподнял мешок с картошкой до уровня коленок.

 Подвиг его остался так же демонстративно незамеченным.

 - Ну, ежели отработать обещаете… — с видом, громко восклицающим «ох, смотрите, люди добрые, нашла, кому поверить, дура», проговорила старушка и оглядела с головы до ног притихших в ожидании решения путников, не забыв пропустить старика.

 - Мы ведь всё умеем, у нас работа в руках горит! — орлом (правда, несколько взъерошенным, потрепанным и ощипанным за время болезни) глянул на сомневающуюся пенсионерку дед, сделал шаг вперед, покачнулся и выронил мешок.

 Заплата оторвалась, и освобожденная картошка, радостно и звонко подпрыгивая, разбежалась по улице, куда глазки глядели.

 Путники, как ястребы за цыплятами, кинулись за ней.

 - Ну, если и впрямь всё умеете… — не смогла скрыть усмешку, переходящую в улыбку, старуха и, метнув настороженный взгляд на деда Зимаря — не заметил ли, не воспринял ли неправильно — поспешно прикрыла лицо рукой.

 Дед заметил и все воспринял совершенно верно, и с новой, удвоенной силой бросился преследовать беглые корнеплоды.

 - …я вас к себе возьму, пожалуй, — вынесла решение, понаблюдав с неприкрытым удовольствием за операцией «Перехват» в действии, старушка.

 Дед Зимарь остановился, осторожно принял вертикальное положение и украдкой бросил нежный благодарный взгляд на предмет своей внезапной страсти.

 Ответом была суровая — даже слишком — мина.

 - Вот, спасибо! — обрадовался и царевич, выпрямляясь и прижимая к груди одной действующей рукой с десяток кривобоких картошин.

 - А где вы живете–то? — заоглядывался Агафон, который выбрал для себя роль держателя мешка и по земле, в отличие от других, не ползал. — Далеко ли отсюда?

 - Да я тут рядом живу… — неопределенно махнула рукой направо старуха.

 - Как раз что нам и надо было! — победно ухмыльнулся, хлюпнул носом и чихнул дед Зимарь.

 - Это хорошо, — согласился маг.

 - …километров семь–десять от деревни напрямки, не больше, — скромно закончила бабуля и стрельнула глазами — прямо в сердце несопротивляющегося старика.

 - Лучше не придумаешь… — так и сомлел он.

 - А что, поближе у вас никто бедных путников не примет? — посуровел и насупился Агафон.

 - Теперь уже нет, — со странным удовлетворением произнесла старуха, и Иван ей отчего–то сразу и безоговорочно поверил.

 Он понял, что если они сейчас откажутся, то до следующей деревни — не исключено, что лукоморской — им печки не видать.

 - Ну, так чё? Передумали, ли чё ли? — обнажила в очаровательной улыбке немногочисленные оставшиеся зубы бабка.

 - За вами, барышня — хоть на край света, — умильно скосил на нее слезящиеся очи дед Зимарь.

 Иван подумал, что поторопился с выбором квартирной хозяйки, когда та уселась в корыто поверх мешка с отловленной и возвращенной в неволю картошкой, свистнула, гикнула, взмахнула пестом, всё это время скрывавшимся в долбленой посудине, и поднялась в небо, крикнув им, чтобы шли за ней, не отставали и не теряли из виду — искать не станет.

 Сомнение стало подтверждаться, когда они, пройдя с лошадьми по кочкам и бурелому километров пять, всё–таки упустили не испытывающее таких затруднений корыто.