Павел всегда понимал под законом nomos (за исключением, напр. Рим. 3:27, Гал. 6:2) Моисеев Закон, всю Тору, включая обрядовые постановления (Рим. 9:4, Гал. 2:12, 4:10, 5:3, Фил. 3:5-6). Он описывал этот Закон не так, как автор Послания к Евреям (несовершенный, подготовительный, ветхозаветная диспенсация завета благодати, которая исчезла с появлением великого Первосвященника и поручительство лучшего завета), но как откровение Божьей воли, как религиозно-нравственное требование или обязательство, как желаемое Богом управление отношениями между Ним и человеком. Относительно этого Закона, понимаемого в таком свете, Павел учил, что он свят, благ и является даром Божьим (Рим. 2:18, 7:22,25, 9:4, 2 Кор. 3:3,7). Но вместо того, чтобы быть способным, как утверждали фарисеи, произвести праведность, закон, ослабленный плотью, бессилен (Рим. 8:3), возбуждает желание (Рим. 7:7-8), увеличивает преступления (Рим. 5:20, Гал. 3:19), навлекает гнев, проклятие и смерть (Рим. 4:15, 2 Кор. 3:6, Гал. 3:10), и он был введен на определенное время по педагогическим причинам (Рим. 5:20, Гал. 3:19,24, 4:2-3).
Таким образом, этот Закон достиг своего апогея во Христе, обетованном Семени (Рим. 10:4). Благодаря этому, верующий свободен от Закона (Гал. 4:26, 5:1). Ведь он искуплен Христом от проклятия Закона (Гал. 3:13, 4:5), приняв Духа усыновления, Духа свободы (Рим. 8:15, 2 Кор. 3:16-17, Гал. 5:18).
Однако эта свобода веры не отменяет Закон, но утверждает его (Рим. 3:31), так как его законные требования исполняются в тех, кто ходит по Духу (Рим. 8:4). Кроме того, этот Дух обновляет верующих, дабы они могли наслаждаться Божьим Законом во внутреннем человеке и желали познавать, что есть воля Божия (Рим. 7:22, 12:2, Еф. 5:10, Фил. 1:10). Более того, великая Божья милость, пример Христа, дорогая цена, уплаченная за них, общение Святого Духа, и т. д. — помогают нам совершать Божью волю.
Эта антитеза между Законом и Евангелием в дальнейшем усилилась и стала причиной непримиримого конфликта в христианской Церкви, с одной стороны, благодаря антиномианству в его многообразных формах гностицизма, манихейства, павликианства, анабаптизма и т. д. С точки зрения этих разнообразных форм, весь Ветхий Завет, порожденный низким, гневным, ревнивым, злопамятным Богом, упразднен совершенно иным откровением Бога любви, Отца Иисуса Христа.
С другой стороны, антитеза между Законом и Евангелием была ослаблена и уничтожена номизмом (законничеством), его разнообразными формами пелагианства, полупелагианства, католичества, социнианства, рационализма и т. д. Сначала отцы Церкви, а позднее схоласты и римско-католические богословы отождествляли Ветхий и Новый Завет с Законом и Евангелием. Они не противопоставляли Закон Евангелию, но рассматривали их как низшее и высшее откровение Божьей воли. Разница между Законом и Евангелием не заключается в том, что первый только требует, а последний только обещает, ибо оба содержат заповеди, предупреждения и обетования: musteria, promissiones, praecepta, res credendae, sperandae et faciendae. Более того, не только Моисей, но и Христос был законодателем. Но во всем Евангелие Нового Завета или lex nova (новый закон) в значительной мере превосходит закон Ветхого Завета или lex vetus (старый закон). Такие тайны как Троица, воплощение, искупление и другие явлены намного отчетливей в Новом Завете. Обетования намного богаче по содержанию и включают в себя духовные и вечные блага. Законы в Новом Завете намного славнее и терпимее, так как обрядовые и гражданские законы были упразднены и заменены несколькими новыми установлениями. Более того, Закон — от Моисея, а благодать и истина — от Иисуса Христа. Закон был дан на определенное время для одного народа, а Евангелие — совершенно, и оно предназначено для всех народов и племен. Закон был несовершенен, он был тенью и прообразом, а Евангелие, будучи совершенным, включает в себя все (обетованные) блага. Закон вызывает страх и порождает рабство, а Евангелие пробуждает любовь и дарует свободу. Закон не мог оправдать в полном смысле этого слова, он не обладал всеми богатствами благодати и не даровал вечное спасение. Однако, Евангелие, в свою очередь, дарует в таинстве силу благодати, которая помогает христианину исполнять Божьи заповеди и обрести жизнь вечную. Говоря кратко, Закон — это несовершенное Евангелие, а Евангелие — это завершенный Закон. Евангелие пребывало в Законе как дерево в семени (в данном случае, Бавинк ссылается на том 3, 213 и на разных богословов, таких как Августин, Ломбард, Фома Аквинский, Беллармин, а также на постановления Тридентского Собора).
Степень ветхозаветной и новозаветной диспенсации завета благодати можно описать по их формам, которые проявлялись в процессе создания Святого Писания, по условиям Закона и Евангелия. Такое отличие между ними, которое было отмечено Римом (конечно, не в каждом аспекте, а в целом), следует одобрить. Все же Рим отождествлял Ветхий и Новый Заветы исключительно с Законом и Евангелием. Таким образом, католические богословы неправильно понимают Евангелие в Ветхом Завете и Закон в Новом Завете. Поэтому Рим назвал все учение, провозглашенное Христом и апостолами, Евангелием, в которое они включили не только обетования, но также законы и предупреждения. Таким образом, Рим сделал из Евангелия второй закон, а противопоставление Павлом Закона Евангелию было уничтожено.
Несмотря на то что Павел действительно подразумевал под Законом ветхозаветную диспенсацию, все же он имел в виду его законодательную форму и в таком смысле противопоставлял его Евангелию. Поступая так, он признавал, что законодательная диспенсация никоим образом не отменяет обетование, ранее данное Богом Аврааму (Гал. 3:17,21). Более того, Павел признавал, что Евангелие провозглашалось во дни Ветхого Завета (Гал. 3:8), и праведность приобреталась от веры и посредством веры (Рим. 4:11,12, 11:32, Гал. 3:6-7).
Антитеза между Законом и Евангелием была вновь осознана во времена Реформации. Конечно, отцы Церкви пытались прояснить данный вопрос. Однако древние богословы так и не внесли ясности в рассмотрение этого предмета, так как они всегда путали различия между Законом и Евангелием и между Ветхим и Новым Заветом.
Но реформаторы, с одной стороны, выступая против анабаптистов, поддерживали единство завета благодати в его обоих диспенсациях, а с другой — постоянно помнили о резком контрасте между Законом и Евангелием. Таким образом, они восстановили уникальный характер христианской религии как религии благодати.
Хотя Закон и Евангелие могут, в общем смысле, ассоциироваться с ветхой и новой диспенсациями завета благодати, все же, по своей сути, они являются двумя откровениями Божьей воли, которые отличаются друг от друга по своему содержанию.
Закон также является Божьей волей (Рим. 2:18,20). Он святой, мудрый и духовный (Рим. 7:12,14, 12:10) и дарует жизнь всем соблюдающим его (Рим. 2:13, 3:12). Но по причине греха закон утратил свою силу и не может оправдать человека. Закон посредством греха возбуждает желание, увеличивает преступления, навлекает гнев, убивает, проклинает и осуждает (Рим. 3:20, 4:15, 5:20, 7:5, 8-9, 13, 2 Кор. 3:6, Гал. 3:10,13,19).
Закону противопоставляется Евангелие Христа euangelion, которое представляет собой не что иное как исполнение ветхозаветного epangelia (Мк. 1:15, Деян. 13:32, Еф. 3:6), исходящего к нам от Бога (Рим. 1:1-2, 2 Кор. 11:7), которое содержит в себе Христа (Рим. 1:3, Еф. 3:6) и дарует благодать (Деян. 20:24), примирение (2 Кор. 5:18), прощение (Рим. 4:3-8), праведность (Рим. 3:21-22), мир (Еф. 6:15), свободу (Гал. 5:13) и жизнь (Рим. 1:17, Фил. 2:16). Как требование и дар, заповедь и обетование, грех и благодать, болезнь и исцеление, смерть и жизнь, так Закон и Евангелие противопоставлены друг другу (у Бавинка есть подстрочная ссылка: даже протестанты ослабляют или даже отменяют четкое различие между Законом и Евангелием. Напр., Stange, Die Heilsbedeutung, des Gesetzes, Leipzig 1904, Bruining, ранее упоминаемый в т. 3 (стр. 631). Согласно Луфсу, так поступал и Цвингли, Dogmengeschichte, 4th ed., 799).
