Китана только рассмеялась. Он опять ругнулся. Да, конечно. Они в Не-Мире. Пути назад не спроектировано.
— Чертова темень, — пробурчал он.
Лю попытался призвать немного его Огня… но спички подмокли. Мрак дышал тяжелым растительным, гнилостным запахом. Что-то явственно шевелилось, но туннельная темнота не позволяла вычислить врага. Лю поплотнее прижал к себе Китану.
Китана шагала уверенней, привычная к темени эденийских ночей. Но Живой Лес, жуткие легенды нервировали и ее.
Чьим окажется лицо следующего вяза?
Что прорычит он пришельцам?
— Все будет хорошо, — обнадеживающе (себе?) проговорила она. Но звучало то бледновато.
— Неужто ни у кого нет зажигалки? — ворчал Джакс.
— Вообще-то я мог призывать огонь… — ответил Лю. — Но здесь — не выходит!
— Так попытайся! Мы заблудимся в этом гнилье!
— Джакс, мы не заблудимся, если Лес не пожелает того, — изрекла Китана.
— Опять фатализм? Ты и на Мосту то же говорила!
— И еще повторю. А иначе — нельзя. И не жалуйся, в конце концов ты жив.
— О да, — Джакс взбесился окончательно. Жив. Какая радость-то — еще не сдох, но вроде того, шляется по аду в поисках неизвестно чего. Существующего ли?.. За что?!
Он сорвал гнев на ближайшем стволе. Древесина оказалась неожиданно твердой, каменной на ощупь и стылой, словно надгробный камень. Но хуже всего было другое.
Дерево раззявило пасть — огромную, с годичными кольцами зубов, источающую болотные газы. И крючья ветвей потянули майора к жуткому провалу…
— Убирайся! — проорал Джакс.
— Джакс?! Где ты?! — голоса Лю и Китаны рассыпались незагоревшимися угольками. Лю метнулся обратно — наощупь, растерянно. Где-то на дне мозга уже значилось "Оставь его. Он мертв".
(Нет! Не так сразу, проклятый Не-Мир!)
Лю Кэнг вновь призвал его Стихию — и на сей раз она подчинилась на краткий, растерянный миг. Джакса он не обнаружил.
Зато обнаружил кое-кого другого.
Того, кого тьма вполне устраивала. Того, кто был трусоват, но во мраке обретал особую подколодную силу.
Рептилия.
Лю Кэнг скривился от отвращения. Он уже встречался с ящером — перед битвой с Шэнг-Цунгом на первом Турнире, и бой с негуманоидом вспоминался Лю… грязью. Вот именно, словно вымазался в иле или загаженной луже.
— Ты! — бросил Лю. Китана подскочила, ее вееры отразили слабый отблеск огня, созданного Чемпионом.
С челюстей Рептилии капала ядовитая слюна. Он ухмылялся.
(эй, а почему мы можем разглядеть что делает гаденыш?)
Своевременная мысль.
Да, теперь Живой Лес не представал непроницаемым траурным крепом черноты. Потому что за спиной Рептилии, охраняя Дерево, схватившее и обвязавшее Джакса лианами, стоял Кэйно с коптящим фонариком. Кэйно тоже усмехался, и Лю подумалось, что уголовник с ящером обладают поразительным сходством… и что наемник успевает спеться со всеми — что с Лин-Куэйевскими киборгами, что с рептилоидами…
— Попалиссссь! — торжествующе прошипел Рептилия. Он едва не прыгал на месте в какой-то пародийно-отталкивающей манере. Он явно имитировал человеческие жесты, и от этого выглядел еще фальшивей, неантропоморфней и чужеродней.
— Ага, попались! — подгавкивал Кэйно. — Классная была идея — приманить вонючий лес! Рептилия, ты гений! И Шэнг-Цунг тоже, хоть и колдун!
Ярость — такая горячая, словно вены у кончиков пальцев — выплеснулась в свежий залп огня. Ничто не остановит его, даже мутная гуща псевдожизни.
Рептилия легко увернулся от атаки Лю, скаля зеленоватые зубы. В тусклом освещении коптилки они напоминали два гриба. Поганки.
— Отпустите Джакса! — рявкнул Лю.
(и деритесь как мужчины, правда? Но Рептилия — не мужчина… а Кэйно — он не способен и сунуться на Мост, он — шакал…)
— Отпустите его, прихвостни Шэнг-Цунга, — с булькающим кипятком лже-спокойствия повторил Чемпион.
Его проигнорировали. Он мельком оглянулся.
Лес загустел сплошной стеной. Никаких вариантов.
— Нет! — Китана вспорола веерами ветви и кору. Бесполезно. Они попались, ибо так и задумано. На дне любого рая таятся Змеи… Рептилии…
Ящер плюнул. Лю уклонился, но плевок был не нападением — издевкой, ибо раб некроманта праздновал победу. Легкую. Очень.
— Ну че, теперь и этих духам на подкормку? — осведомился Кэйно. Рептилия кивнул.
— Чудненькие червячки! Ха-ха, самый перегной! — ржал уголовник.
За спиной Лю и Китаны, задавленных плетеной корзиной ветвей, началось шевеление. Финальная фаза пробуждения Леса. Его жизнь — это их, его, Китаны и Джакса — смерть. Все живое существует за счет гибели, вот печальная истина…
Сучья, подобные иглам или рыбьим костям, обвили Лю плотными кольцами. Он потерял из вида Китану, он исступленно позвал ее, но тьма и Лес пожрали его крик.
Ветви, вздрагивая голодными змеями, подгребали к горлу. Скользкие, поросшие мхом отростки хлестали по лицу и ковырялись во рту. Лю выплюнул гнусную щепку, но три новых выросли взамен первой.
Плесневые побеги — бамбуковая казнь и паучье высасывание. Гибрид.
Лю захрипел: пережали горло. Впрочем, пока Дерево удовлетворилось: Рептилия невнятно приказал потерпеть. Ты получишь свой ужин, растение, но не раньше, чем я наиграюсь.
— Круто, круто, лягушка ты рогатая, — загибался от хохота Кэйно. — Как ты ими командуешь, просто овечки у тебя! Ой, прикажи той дубине выдавить кишки из Джакса, эй, Рептилия, давай!..
Ящер зашипел.
Кэйно осекся.
Рептилия подскочил к уголовнику, и хохот моментально стих — испуганным мышонком забился в норку. Дежа-вю бунта машин хлестануло Кэйно прутом. Или карой в наручниках.
— Эй, ящерица, чего… — Кэйно отступил на шаг назад.
— Я голоденссс, — безапеляционно заявил Рептилия. — Ты — моя еда, человексс…
— Ты сдурел?! — Кэйно запнулся о корягу, вывихнул ногу. Или сломал — смачно хрустнула кость. Он заревел от боли и ужаса, ибо Рептилия надвигался на него. — Ты сдурел?! А как же Хозяин?
— Я голоденссс, — повторил ящер. — А Хоззссяин — не узззсснает!..
Кэйно истошно заорал. Фонарик покатился прочь, еще тлея.
Брызнула кровь.
(вот тебе и справедливость… Кэйно должен был убить Джакс — в честном бою, ведь они враги много лет… или Саб-Зиро — Кэйно хвастался, что "прикончил" какую-то его знакомую… а сожрал преступника его союзник…)
Справедливость — это насмешка. Деревянная. Не остроумная. Голод ящериц замещает ее в любых химических реакциях.
Рептилия громко зачавкал.
Кости и ошметки плоти взметнулись дымящимся фонтанчиком.
Лю отвернулся. Ветви и так сплющили его, а от этого зрелища… стошнит еще.
Лю скривил губы в гримасе предельного отвращения. Живой Лес — грязная разлагающаяся темень, и Рептилия — ее сын. Мерзость.
Окончив трапезу, Рептилия облизнулся.
— Теперь вашшша очередьссс, — сказал он.
Деревья будто ждали приказа. Рептилия — их коммондор, сгусток извращения со дна миров. Они слушались его.
Целый Лес — одну тварь? Маленькую гадкую ящерку?
Лю Кэнг горько усмехнулся. В прошлый раз Рептилия был столь жалок, крохотный и несчастный. Забитый нелюбимый хозяином пес.
Но из псов мутируют самые низко-жестокие тираны.
Рептилия шипел Деревьям, и язык вымершей расы риплоидов оказался родственным Живому Лесу. Илистая не-тьма — их начало, уродство — их суть.
Братья по крови.
Лю дернулся. Зря. Ветвей слишком много, много…
Петля-лиана грызла его горло, он был связан, словно паутиной. Он мечтал позвать Китану… услышать, что она еще жива, но в плесневидной мгле существовал только он — и растения-кровососы. Вурдалачья ночь.
Рептилия проверещал непонятную сентенцию.
И исчез, предоставив Лесу самостоятельно судить пленников.
Деревья загудели отчетливей. Где-то на окраине слышимости взвизгнула Китана, и Лю забился в судорогах
(пожалуйста, отпусти… или убей меня — но не ее!)
Рэйден, где ты? Где все Древние Боги? Почему Чемпион сейчас — жертва голодного вампирского Леса, и безобразные рожи морщатся в хищном предвкушении. Чемпион ведь всегда-достигает-конца… иногда финальный столп Тьмы поглощает Героя вместе со Злодеем, иногда цена победы над Врагом — душа… и он согласен на такую цену.
