— Да, мне не дано жизни, подобной твоей, но разумом меня не обделили. Ты бережешь разумную жизнь. А просто разум или просто жизнь для тебя пустой звук? И ты не вспомнишь, что некогда меня создал человек, такой же, как ты, вложив в меня годы своего труда и таланта?

— Мы, люди, и друг другу часто не доверяем. А в войнах вообще истребляем друг друга тысячами, так что на человечность своего происхождения тебе лучше не ссылаться. Лучше объясни, почему на пути к Великим Светлым столько нежити?

— Да, люди друг другу часто враги такие, что куда нам до вас, — согласился Шишкопуз. — Вот от таких людишек вокруг горы и стоит заслон. Кто только его не создавал: и черные и серые и светлые. А подобные мне к этому заслону прижались, чтобы от людского любопытства оборониться.

— Мне через заслон надо пройти. Со мной еще один человек, не колдун. Он ослеп, у меня не хватит сил внести его на гору. Поможешь? Чтобы избавиться от любопытных людей, скажем?

Я разом почувствовал колебания Шишкопуза. Его магический облик то тускнел, то начинал светиться. А потом передо мной в воздухе возникла бесформенная лиловая клякса.

— Иди вот за этим огоньком. Он выведет тебя к ручью и погаснет. У ручья будет ждать тот, кого люди зовут Тягалем. Положишь своего спутника ему на спину, и пусть он не шевелится. По ручью пойдете вверх, до болота. Этот путь безопасен. Как только увидите болото, вас атакуют. Тела ваши будут в безопасности, а вот разумы обороняйте. Сможете устоять перед атакой — тогда краем болота вправо, пока это болото не обойдете. Край болота безопасен, только на само болото не смотрите, если лишь уголком глаза. Там будут разные видения являться, голоса, музыка — не смотрите и не слушайте. Песни, что ли, сами пойте. Что за болотом происходит, я не знаю. Лучше держитесь севернее. Тамошний заслон больше светлые создавали…

Возле болота мне пришлось усыпить Офедра. Ему и так приходилось несладко на спине огромной черной гусеницы, которая придерживала его тело щупальцами, больше похожими на толстую проволоку, а уж атаки на разум он мог и вовсе не перенести. Тягаль молча топал за мной, струясь извивающейся лентой между деревьями. Глаз у него не было, а передний конец ничем не отличался от заднего. Нежить шла точно по моему следу.

Шишкопуз не обманул — вдоль ручья совершенно не встречалось нежити. Да и болото, по краю которого я подался вправо, выглядело скучно и безобидно. Ржавая водица, торчащие пучки осоки, неизбежное комарье тучей, редкие осины на кочках. И запах: гниль, тление и что-то кислое, отчего во рту скапливалась слюна, и бурчало в животе. Окружающий мир странно изменился: края листьев слабо светились, комариный звон слышался так отчетливо, будто к крылу каждого комара привязали по маленькому колокольчику. Земля под моими ногами проседала и мягко расступалась.

Я с усилием отвел глаза в сторону от болота, и почувствовал себя, как обычно. Зато теперь краем глаза замечал в болоте то колонну воинов в доспехах, несущих длинные копья, то выползающий из воды плавающий танк земного вида. Болото явно провоцировало галлюцинации. Это я сообразил после появления танка. Хорошо мне, землянину, точно знающему, что подобный образ на болоте может быть только порождением моего мозга. Коренной середец вполне мог счесть галлюцинации реальностью. И броситься в болото сражаться без всякой надежды на возвращение. По совету Шишкопуза я принялся петь. Негромко, себе под нос, бдительно поглядывая по сторонам.

Когда мое чувство направления заявило, что болото я уже обогнул, я повернул к западу, намереваясь выйти на северный склон горы у подножия. Лес оставался прежним: сыро, под ногами мох перемежался травой, россыпями краснели ягоды. Нежити вокруг не было. Я обогнул лишь несколько Обман-Пеньков, соблазняющих неопытных путников возможностью присесть отдохнуть. Присядешь на такой — а он рассыплется, и обманутая его видом жертва провалится в яму под ним. Края ямы обвалятся, заживо погребая неосторожного путника. Нежить не опасная — для знающего человека.

А затем мое магическое чутье определило впереди сильный источник колдовства. Сильный и протяженный. Нечто, охраняемое насыщенными заклинаниями, тянулось с севера на юг, преграждая мне путь. Я сбавил шаг, осторожно исследуя преграду. Вскоре я определил, что это нечто имеет вид лежащей на земле плоской ленты. Похоже, заклятия лишь охраняли целостность этого образования.

Я остановился перед обычной песчаной дорожкой, обложенной по краям камушками. Такие иногда делают в садах. Ровный песок хранил многочисленные следы. Если я хоть что-то понимал в колдовстве, для меня дорожка была совершенно безопасна. И вела в нужном направлении. Я взял слишком к северу и теперь мог по дорожке вернуться к югу. Аккуратно шагнув на песок, я не ощутил никакой угрозы. Шагнул еще — и сзади меня сверкнула зеленая вспышка. Мгновенно обернувшись, я увидал лежащего на спине Офедра и расплывающееся облачко дыма от сгинувшего Тягаля. Дорожка была безопасна для людей, но нежити на ней места не было.

Вздохнув по своему безвременно окончившему существование помощнику, я принялся будить Офедра. Судя по всему, этой дорогой, безопасной, и возвращались от Великих Светлых гортолы. И все, как один, молчали о ее существовании. Что же, промолчу и я, когда настанет мое время.

— Мы на дороге к Великим Светлым, Офедр. Ты ее чувствуешь? Тебя надо вести?

Гвид ответил, что пойдет сам. Края дороги он ощущал всей кожей — с обеих сторон на идущего по ней человека веяло ощутимым холодком. Тот холод был не физическим, однако не способный к колдовству серый гвид его ощущал не хуже меня. Я шел за ним, быстро определив, что направление гвид выдерживает весьма точно. Ширина дорожки составляла, где три, где четыре шага. На песке попадались отпечатки собачьих лап, следы копыт. Но больше всего наследили люди, причем ходили они по дороге в обе стороны равномерно.

Иногда дорога прерывалась бревенчатыми мостиками, переброшенными через топкое место или ручей. На одном таком мостике Офедр едва не растоптал белку, что сидела посередине и занималась своими делами, ничуть не сторожась идущего человека. Уже стемнело, когда дорожка неожиданно оборвалась, выходя на поляну. По краям поляны росли высокие березы, отчего на самой поляне было относительно светло. Дальний край поляны отчетливо поднимался вверх. От окончания дорожки дальше шла обычная тропинка, широкая и натоптанная. Мне пришлось взять Офедра за руку.

— Мы дошли? Я чувствую, начался подъем.

— Да, подъем начался, но горы я пока не вижу.

Я увидал ее, выйдя на середину поляны. Крутой, градусов под сорок пять, склон, поросший лесом, зигзагом прорезала просека, уходя вверх, туда, где за краем леса и полоской травы сияла белизной вершина. Тропинка, немного попетляв, вывела нас к лестнице. Ступеньки из деревянных плашек, вкопанные в землю, шли вдоль просеки, поднимаясь вверх. По этим ступенькам тоже много ходили. Быть может, люди, поддерживающие лестницу в порядке.

Офедр шагал вслед за мной, руководствуясь звуком моих шагов. Перил у лестницы не было. На поворотах я предупреждал его, и он нащупывал ступеньки небольшим посохом, который отыскал себе возле подножия лестницы.

— Офедр, ты когда-нибудь слышал о существовании такой лестницы?

— Нет, Ваше Высочество, ни разу. О дороге, по которой мы шли, я тоже раньше не слышал.

— Называй меня по имени, Офедр, здесь только мы с тобой. А перед Великими Светлыми все равны. Сколько их, кстати? Имена у них есть?

Оробевший гвид только качал головой. Отсюда — мы уже поднялись на несколько сотен метров — расстилавшийся внизу лес казался непроглядно темным. А вокруг лестницы в воздухе разливалось приятного зеленоватого цвета сияние. Странно, но я не чувствовал никакой усталости. Мои чувства подсказывали, что и лестница и лес вокруг совершенно безопасны. И лишь вверху я ощущал некую силу, в природе которой пока разобраться не мог.

Лестница вилась все выше и выше, ухоженная, старательно уложенная вдоль добросовестно очищенной просеки. Гвид топал следом за мной, тяжело дыша. Но держался Офедр ровно, ногой мимо ступенек не промахивался. А я старался припомнить все, что приходилось слышать о Великих Светлых. Как не крути, это были здешние боги. Ими клялись, им молились — и никто не упоминал их число, никто не называл имен. Даже сам вопрос об этом вызвал у Офедра непередаваемое удивление. Понемногу мои мысли обратились к тому, с чем я поднимался к Великим Светлым. Лукьяс. Офедр. Имя второго человека, которому суждено стать Двойной Кошкой. Небо на востоке уже посерело, когда лестница неожиданно кончилась.