Отцы церкви вообще представляли себе жизнь человека непрестающим развитием, которое начинается здесь на земле и продолжается за гробом. Земная жизнь для них была приготовлением к жизни загробной и именно в смысле предначатия последней, насаждения ее в душе. Человек, по учению св. Отцов, здесь на земле созидает себе то настроение, которое будет содержанием его жизни за гробом. „Приближаясь к Богу жизнью, делами и учением, более безопасным, приуготовляйтесь, убеждает св. Григорий Богослов, к тамошней истин и созерцанию о Христе Иисусе Господе нашем» [244]. „Что доброго прибрел кто здесь, то самое, по словам преп. Макария Египетского, и в оный день будет для него жизнью» [245]. Таким образом, загробная жизнь является прямым продолжением жизни настоящей, продолжением по своему содержанию тождественным со своим началом. Раз начало созидаться соответствующее настроение, человек еще здесь на земле может ощутить будущее блаженство» [246], может „и ныне пить воду живую» [247]. „Путь, возводящий человеческую природу от земли на небо, не иной, говорить св. Григорий Нисский, как бегство и удаление от земных зол, а средство избежать зла, по моему «мнению, не может быть иным, кроме уподобления Богу. А уподобиться Богу значит стать праведным и святым, и добрым, и т. п. Если кто-нибудь, насколько возможно, ясно (enargwV) напечатлел в себе черты этих добродетелей, тот само собою, без труда переселяется в небесную страну: потому что не пространственное (topich) расстояние между Богом и человеком, так чтобы у нас явилась нужда в каком-нибудь орудии или выдумке, чтобы эту тяжелую, обременительную и земляную плоть переселить в бестелесную и мысленную жизнь, но, по мысленном разлучении добродетели от зла, от одного человеческого произволения зависит быть там, куда он склоняется пожеланием» [248]. Св. И. Златоуст выражает ту же самую мысль в следующем кратком, но многосодержательном изречении: „Умертвить плоть, значит жить вечною жизнью, значит еще здесь на земле иметь в себе залог воскресения» [249].
Насколько учение о вечной жизни, как именно об устроении души, и о возможности ее раскрытия здесь на земле, было присуще отцам Церкви, это показывает пример преп. Макария Египетского. Сам восшедши на высоту добродетели и опытно ощутивши в себе будущее блаженное общение с Высочайшим Добром, преп. Макарий так глубоко проникся этим ощущением, что как бы уже не представлял себе, какое еще блаженство будет дано его душе за гробом, в какую славу она еще будет облечена и каких благ станет причастницей. Полное раскрытие вечной жизни в душе, полное наслаждение еще здесь на земле утехами небесного царства делало для св. отца как бы излишними какие-нибудь еще новые утехи, новое наслаждение. Поэтому, «душа, по словам преп. Макария, еще ныне приемлет в себе царство Христово, упокоевается и озаряется вечным светом» [250], на долю же будущего прославления человека остается как будто бы одно воскресение и прославление тела. „Воскресение умерщвленных душ бывает еще ныне (apo tou nun), а воскресение тел будет в оный день» [251]. Насколько душа достигла совершенства, настолько она наслаждается духовною жизнью здесь, в будущем же веке к ней присоединится и тело. „В какой мере каждый из нас за веру и ревность стал причастным св. Духа, в такой же в день он будет прославлено и тело его. Ибо, какое сокровище собрал ныне внутренне в душе своей, то самое откроется вне в теле его» [252]. – Таким образом, потусторонность вечной жизни только кажущаяся; христианин еще здесь на земле должен считать себя гражданином небесным, еще здесь на земле должен начать вечную жизнь, чтобы насколько возможно здесь же предначать и вечное блаженство.
Если же вечное блаженство возможно и в этой жизни, то что значат после этого все рассуждения св. Писания об открытии какой-то совершенно особой жизни, которое произойдет после всеобщего воскресения и обновления? Все эти рассуждения значат только то, что нет здесь на земле полного раскрытия вечной жизни, что эта последняя «возвращается человеку в настоящем веке в виде залога, в будущем же – во всей полноте» [253]. Причина же этого не в существе вечной жизни, а в состоянии теперешнего миpa и в нем человека. «Не сообразно было, говорит преп. Ефрем Сирин, жизнь блаженную иметь на земле проклятий и жизнь вечную обрести в миpе преходящем» [254]. В этом мире живет зло, вражда, себялюбие, в этом мире продолжает господствовать смерть, – жизнь мира является прямым отрицанием жизни вечной. Точно то же и в частной человеческой жизни. Начало греха, плоть всегда остается в человеке в той или другой степени, всегда его искушает, всегда, следовательно, препятствует полному его одухотворению. Себялюбие, как бы человек его ни старался уничтожить в себе, все-таки не исчезает совсем. Поэтому, и познание Бога, восприятие в себе небесного блаженства не может быть совершенным. «Понеже, говорит св. Тихон Задонский, не может совершенна зде быть любовь ради немощи нашей, то и радость не может быть совершенна, но токмо капля некая и, как малая солнечная луча, сквозь облака проходящая, любителей сердца сладко ударяет» [255]. Необходимо человеку и окружающему его миру обновиться, извергнуть из себя все греховное, чтобы потом со всей полнотой и совершенстве воспринять в себя грядущее царство. Это и произойдет при разрушении мира, в этом и смысл смерти и каждого отдельного человека. Эта последняя, по разуму св. отцов, состоит в разложении человека на составные элементы; чтобы потом человек мог восстать обновленным. „Истинному Художнику, говорит напр., св. Епифаний Кипрский; имеющему подобно скудельнику, попечение о созданном собственными руками создании и сосуде, когда сосуд сей потом по причине преслушания оказался с недостатком, и пока еще он был, так сказать, мягкою глиною, и в сосуде образовалась течь как бы сквозь трещину, – не оставлять сосуд так, но обратить в первоначальное смешение, чтобы потом в пакибытие, т. е. в воскресение, восстановить в первоначальную, и еще большую светлость сей сосуд, т. е. тела соделавших весьма много неправедного, но покаявшихся, отставших от собственных своих поступков, и усовершившихся в познании Господа нашего Иисуса Христа, так чтобы восставшее из земли смешение соделалось подобным смешению, размягченному Художником, и потом из него устроился первоначальный и еще лучший образ» [256]. После того, как «устроится этот первоначальный образ», человек и мир сделаются способными к полному восприятию вечной жизни, тогда и «сойдет на землю, небесный Иерусалим» (Апок. XX, 10), наступит полное раскрытие в мире царства Божия.
Таким образом, все дело спасения представляется в следующем виде: человек здесь на земле трудится, работает над собой, созидает в себе царство Божие и чрез это теперь же начинает мало помалу делаться причастником вечной жизни, насколько он имеет сил и способности для этого причастия; после же того, как злое начало будет окончательно изгнано, в век грядущий, человек, наконец, увидит Бога лицом к лицу, будет пользоваться вечной жизнью во всей ее бесконечной полноте. Нравственное обновление человека, таким образом, существенно связано с вечным спасением: последнее не особое какое-нибудь действие, не получение чего-нибудь нового, а только совершенное раскрытие, осуществление тех начал, которые заложены и развиты были человеком в настоящей жизни.
