На самом деле хотелось спросить, неужели такая мода в городе: носить на щиколотках кожные браслетки?

– Вы с родителями живете? – проговорила вдруг Ларисса, и Лерон радостно встрепенулась:

– Да. Приходите к нам в гости, а? На вареники. Я люблю вареники с творогом. И со смородиной тоже. Просто обожаю. И у меня такие вкусные получаются, ум отъешь! Смородины еще нету, но творог…

– Погодите, – сказала Ларисса, чуть нахмурившись. – Как же это можно сделать – вареники со смородиной? Они же кислые будут. И расклеются. И слипнутся потом, после варки! Или нужно много масла, чтобы их смазывать?

– Кислые? – удивилась Лерон. – А сахар на что? Сахару побольше в ягоду. И еще в начинку надо добавить чайную ложку крахмала. Тогда вареники не расклеются. А чтобы не слипались, их нужно поливать не маслом, а медовой водичкой. И есть со сметаной, а лучше – с холодным молоком. Эх, жаль, еще не время для смородины!

– Так, – сказала Ларисса деловито. – Я сейчас пошлю шофера в райцентр, там есть «Спар», а в «Спаре» всегда есть мороженая смородина. Сделаете нам вареники?

– Конечно. А вы в самом деле придете к нам в гости? – обрадовалась Лерон.

– Обязательно, – энергично кивнула Ларисса. – Ведь есть такой обычай, да?

– Какой? – непонимающе нахмурилась Лерон.

– Прийти к невесте в гости, чтобы проверить, какая она хозяйка, как готовит.

– К какой невесте? – растерянно улыбнулась Лерон. – Кто невеста? Чья?

– Понимаешь, Лерон, мы приехали сюда, чтобы найти Микке жену. Именно в деревне найти. Городские девчонки теперь все какие-то ненормальные, – пояснила Ларисса так спокойно, словно речь шла о какой-то сущей ерунде, ну, вроде того, что они приехали в деревню, желая купить Микке костюм в сельпо, потому что в городских магазинах не было подходящего размера. – Ну и нашли, кажется. Правильно, Микка?

– А то! – хмыкнул Микка. – Лерка, пойдешь за меня замуж?

Она молчала – недоверчиво таращила глаза, слабо улыбалась.

– Соглашайся, – тихонько взяла ее за руку Ларисса. – А я прослежу, чтобы отныне он никогда не называл тебя Леркой. Договорились?

– Она не согласится, – нахмурился Микка, и ухмылка сошла с его лица.

– Я уже согласилась, – неожиданно для самой себя пробормотала Лерон и тут же испугалась, спохватилась… а впрочем, это, конечно, шутка. Ведь не может быть вот так, ни с того ни с сего…

– И это будет самое быстрое сватовство в мире, – задумчиво сказала Ларисса, и Лерон смятенно подумала: «А ведь это, кажется, не шутка!»

Так, Ошарская, 4, квартира 2… да в нем всего две квартиры, в этом домике, который, очень может быть, помнит еще начало прошлого века, а то и конец позапрошлого. Как он выжил, этот дом, ведь совершенно в землю ушел, словно старый гриб, который уже растет не вверх, а вниз. Конечно, в нем нет удобств, конечно, полы перекошены, потолки тоже, вообще такое ощущение, что он скоро рухнет, и люди в нем живут наверняка с неустойчивой жизненной позицией. Сегодня, понимаешь, одно говорят, завтра – другое… Ну, Алёна сейчас выяснит с гражданкой Луниной отношения – и так, что бабульке в панамке мало не покажется!

Алёна постояла около раритетной калитки в раритетном же заборе, подергала за ржавую ручку, не сразу сообразив, как открыть. Оказалось, надо отодвинуть фанерку чуть выше ручки, просунуть туда руку и поднять внутренний крюк. Хитро, ничего не скажешь. Гарантия безопасности!

Крюк оказался тоже ржавый, и Алёне пришлось ополоснуть руки в бочке с дождевой водой, преграждавшей путь к крыльцу. Вытерев ладони о лопухи, притулившиеся к бочке, она вдруг ощутила, что злость ее непостижимым образом испарилась. Не осталось даже элементарного боевого задора. Неужели у дождевой воды и лопухов были какие-то особенные свойства – успокоительно-примирительные и всепрощающие? Честное слово, Алёне захотелось плюнуть на все показания на свете и просто посидеть на этом покосившемся крыльце – щелястом, покрытом плетенным из тряпочек половиком. Тряпочки когда-то были, наверное, яркие и разноцветные, но теперь все вылиняли до однообразного бледно-сине-розового состояния и из-за этого казались еще более уютными.

Честно сказать, ничего, кроме как сидеть на крылечке, Алёне делать не оставалось, потому что на двери с огромной белой цифрой два висел замок – тоже из далекого прошлого, как и сам этот дом, и крыльцо, и половики, и бочка с дождевой водой.

Итак, бабульки дома нету. Куда ж она подевалась?

– В сад она отъехала, в сад! – ответил надтреснутый голос, и у Алёны похолодела спина от мысли, что ей отвечает сам дом.

Впрочем, только такая фантастка-невропатка, как она, могла дочухаться до этой догадки, потому что нормальный человек мигом сообразил бы, что голос принадлежит старушке, стоявшей на соседнем крыльце. Нет, ну в самом деле, если бы заговорил дом, он уж как-нибудь изъяснялся бы стариковским, а не старушечьим голосом, потому что он, дом, – мужского все же рода!

– Тому дня три, как уехала.

Алёна вскинула брови. Получалось, свидетельница Лунина написала заявление на писательницу Дмитриеву – и быстренько смылась, опасаясь мести… вышеизложенной писательницы.

Алёна хихикнула и тут же приняла серьезный вид, однако старушка на ее вид внимания никакого не обращала. Такое впечатление, что ей охота было с кем-нибудь лясы поточить, а с кем и по какому поводу – все равно. Может быть, подумала Алёна, исподтишка разглядывая ее линялое платье и линялый же платочек, это на самом деле и не старушка вовсе, а такой же тряпичный половичок, лежавший на крылечке Луниной? Надоело ему лежать молчком, дай, думаю, обращусь в человека, разомнусь малость, а заодно сообщу гостье что-нибудь интересненькое…

Оно, конечно, половичок тоже был мужского рода, и ему следовало бы обернуться старичком, но, может статься, на соседнем крыльце лежала дорожка, оттого старушка из нее и произошла? Словоохотливая такая старушка-дорожка!

– Собралась, главное дело, так внезапно, будто с печки упала. Как пришла к ней эта высокая, в красном, так и схватилась Клара Ивановна собираться: ты, говорит, Варвара Никитична, не скучай, мне в сад надобно. Ну и поехала, садоводка, значит, наша!

Итак, старушку-»дорожку» звали Варварой Никитичной. Но это было далеко не самой ценной информацией, которую она выболтала. Лунина уехала в сад – на дачу, стало быть, – после визита какой-то «высокой в красном». Что-то забрезжило в памяти Алёны при этих словах, но она еще не могла разобрать, что именно, а потому уточнила:

– Эта высокая в красном – она какая была? Молодая? Пожилая? А выглядела как?

– А не могу сказать! – развела руками Варвара Никитична. – Не разобрала я. Мельком видела ее, это раз, а главное дело, она в такой блузке была, что за ней ничего не видать. Вся вот… вот… – Она повела вокруг своего тощенького стана бледными руками, порытыми старческими веснушками. – Вроде и ничего в ней особого нет, а зафуфыристая до ошеломления, по глазам так и бьет. Я хоть и старая уж, а и то стала – руки врозь: ну и блузка, думаю, с ума сойти можно! Нынче пошла на Покровку в «Дирижабль», гляжу – Матушка-заступница, а такая ж блузка в витрине стоит в этом, как его… ботике, значит… утром видела… как же его зовут-то, ботик этот…

Старушка вся скукожилась, пытаясь вспомнить, а Алёну в это мгновение настигло просветление, и она вспомнила, где видела «зафуфыристую до ошеломления» красную блузку. Вернее, алую.

Высокая женщина в алой блузке прошла мимо злополучной «Газели», у которой стояла Алёна Дмитриева, зажавшая в горсти свой разбитый нос, – прошла, не обратив на писательницу ни малейшего внимания. Строго говоря, Алёна на нее тоже не взглянула – не до того было, само собой! Зато невероятно алая блузка запомнилась. Потом женщина в такой же блузке навестила Лунину, после чего та отбыла в сад, написав злокозненное заявление на Алёну Дмитриеву и подведя ее очень сильно под монастырь. А что, если…

Глупости, конечно, это глупости, но напрашивается некая связь между двумя высокими красноблузочными женщинами. А что, если та, которую видела Алёна возле «Газели», – убийца или пособница преступника? Наверное, она далеко не ушла, наверное, следила за развитием событий, поняла, что появился шанс свалить вину на другого, вернее, на другую, крепко запутав следствие и отведя от себя подозрения. Ну, если ее саму или ее сообщника могли заподозрить, значит, они каким-то образом были связаны с этим Сергеем Коржаковым. Каким? Вряд ли у Алёны есть шанс легко и просто об этом узнать. Но она вполне может пойти и посмотреть на ее блузку в витрине некоего «ботика»… на мгновение блестящий шлягер всех времен и народов: «Ну что ж вы ботик потопили, гады?!» вспомнился ей, и Алёна еле сдержалась, чтобы нервически не расхохотаться.