– Лучше помолчите, Робинсон, – сказал Карл, не сводя глаз с Деламарша, – ведь в глубине души вы согласны со мной, но вынуждены держать сторону Деламарша!

– Вы никак хотите его задобрить? – спросил Деламарш.

– Даже и не думаю, – сказал Карл. – Я рад, что ухожу, и не желаю больше иметь с вами дела. Только одно скажу: вы упрекнули меня в том, что у меня есть деньги и что я прячу их от вас. Допустим, это правда, но разве можно поступить иначе, если знаешь людей всего несколько часов, и разве не подтвердили вы своим нынешним поведением правильность таких действий?

– Спокойно, – сказал Деламарш Робинсону, хотя тот не шевелился. Затем он обратился к Карлу: – Раз уж вы так бесстыдно искренни, давайте, пока мы спокойно стоим тут, доведите свою искренность до конца и сознайтесь, почему, собственно, вы собрались в гостиницу.

Карлу пришлось перешагнуть через чемодан – так близко подступил к нему Деламарш. Но тот, не смущаясь, отодвинул ногой чемодан, сделал шаг вперед, наступив при этом на белую манишку, лежавшую на траве, и повторил свой вопрос.

Как бы в ответ с дороги к компании поднялся человек с ярко светящим карманным фонариком. Это был один из гостиничных буфетчиков. Едва увидев Карла, он сказал:

– Я ищу вас уже почти полчаса. Обыскал все откосы по обеим сторонам дороги. Госпожа старшая кухарка велела передать, что ей срочно нужна соломенная корзина, которую она вам дала.

– Вот она, – сказал Карл прерывающимся от волнения голосом. Деламарш и Робинсон с показной скромностью отступили в сторону, как они всегда делали перед незнакомыми обеспеченными людьми. Буфетчик взял корзинку и добавил:

– Кроме того, госпожа старшая кухарка велела спросить, не надумали ли вы все-таки переночевать в гостинице. Для двух других господ тоже найдется местечко, если вы пожелаете взять их с собой. Постели уже приготовлены. Хоть ночь сегодня теплая, но здесь, на косогоре, спать не вполне безопасно – часто встречаются змеи.

– Раз уж госпожа старшая кухарка так любезна, я приму приглашение, – сказал Карл, ожидая реакции товарищей. Но Робинсон стоял молчком, а Деламарш, сунув руки в карманы, смотрел вверх на звезды. Оба явно рассчитывали, что Карл без разговоров возьмет их с собой.

– В таком случае, – сказал буфетчик, – мне поручено проводить вас в гостиницу и принести ваш багаж.

– Тогда подождите, пожалуйста, еще минутку, – сказал Карл и нагнулся, чтобы убрать в чемодан оставшиеся вещи.

Вдруг он выпрямился. Фотографии, лежавшей в чемодане на самом верху, нигде не было видно. Все было в сохранности, кроме фотографии.

– Я не могу найти фотографии, – просительно обратился он к Деламаршу.

– Какой фотографии? – спросил тот.

– Фотографии моих родителей.

– Мы не видели никакой фотографии, – ответил Деламарш.

– Фотографии в чемодане не было, господин Россман, – подтвердил со своей стороны и Робинсон.

– Но этого не может быть, – сказал Карл, и мольба в его глазах заставила буфетчика подойти ближе. – Она лежала наверху, а сейчас исчезла. Если бы вы не проказничали с чемоданом!

– Всякая ошибка исключается, – сказал Деламарш. – В чемодане фотографии не было.

– Для меня она – самое ценное из всего, что есть в чемодане, – сказал Карл буфетчику, который ходил вокруг и искал в траве. – Она совершенно невосполнима, другой не будет. – И когда буфетчик прекратил безуспешные поиски, добавил: – Это единственный портрет родителей, который у меня был.

В ответ на это буфетчик сказал громко, без обиняков:

– Может, проверим еще и карманы этих господ?

– Да, – тотчас откликнулся Карл, – я должен найти фотографию. Но прежде чем проверять карманы, скажу одно: тот, кто добровольно вернет мне снимок, получит весь чемодан целиком. – После мгновения общего молчания Карл обратился к буфетчику: – Итак, мои товарищи, очевидно, предпочитают обыск. Но даже сейчас я обещаю: тот, в чьем кармане обнаружится фотография, получит весь чемодан. Сделать больше я не могу.

Тотчас буфетчик принялся обыскивать Деламарша, с которым, как ему казалось, справиться труднее, чем с Робинсоном, Робинсона он уступил Карлу. Буфетчик обратил внимание Карла на то, что обыскивать нужно обоих сразу, так как иначе оставшийся без наблюдения может избавиться от фотографии. Тут же, с первой попытки, Карл обнаружил в кармане Робинсона свой галстук, но не забрал его и крикнул буфетчику:

– Что бы вы ни нашли у Деламарша, оставьте все, пожалуйста, ему. Мне нужна только фотография. Только она одна.

Обыскивая нагрудные карманы, Карл коснулся рукой горячей, грязной груди Робинсона, и тут ему пришло в голову, что, возможно, он поступает с товарищами очень несправедливо. И он заторопился как только мог. Впрочем, все было напрасно: ни у Деламарша, ни у Робинсона фотографии не обнаружилось.

– Бесполезно, – сказал буфетчик.

– Наверное, они разорвали фотографию на мелкие клочки и выбросили, – сказал Карл. – Я думал, они мне друзья, а они тайком старались мне только навредить. Робинсон, конечно, в меньшей степени, он бы нипочем не набрел на мысль, что фотография представляет для меня такую ценность, а вот Деламарш…

Карл видел перед собой только буфетчика, фонарь которого освещал небольшое пространство, тогда как все остальное, в том числе Деламарш и Робинсон, тонуло в кромешной тьме.

Теперь, конечно, не было и речи о том, чтобы взять эту парочку с собой в гостиницу. Буфетчик взвалил на плечо чемодан, Карл поднял корзинку, и они двинулись в путь. Карл уже был на дороге, когда, прервав свои раздумья, остановился и крикнул в темноту:

– Послушайте, если все-таки фотография у кого-нибудь из вас и он захочет принести ее мне в гостиницу, я все равно отдам ему чемодан и, клянусь, не заявлю в полицию.

Ответа, как такового, не последовало, донесся лишь обрывок какого-то слова, начало отклика Робинсона, которому Деламарш, очевидно, тотчас заткнул рот. Карл подождал еще – вдруг наверху передумают. Дважды, с перерывом он крикнул:

– Я все еще здесь!

Но в ответ – ни звука, только однажды вниз с откоса скатился камень – может, случайно, а может, от неудачного броска.

В гостинице Карл сразу попал в некое подобие конторы, где старшая кухарка с записной книжкой в руке диктовала письмо молоденькой секретарше, сидевшей за пишущей машинкой. Подчеркнуто размеренная диктовка, сосредоточенный и четкий перестук клавиш соревновались с время от времени спешным тиканьем стенных часов, показывавших уже почти половину двенадцатого.

– Ну вот, – сказала старшая кухарка, захлопнув записную книжку; пишбарышня вскочила и накрыла пишущую машинку деревянной крышкой, при этом привычном движении не сводя глаз с Карла. С виду она казалась совсем школьницей, халатик ее был аккуратно отглажен, плечики с воланами, прическа довольно высокая, и на этом фоне слегка удивляло ее серьезное лицо. Поклонившись сначала старшей кухарке, потом Карлу, она вышла, а Карл невольно бросил на старшую кухарку вопросительный взгляд.

– Замечательно, что вы все-таки пришли! – воскликнула она. – А ваши товарищи?

– Я не взял их с собой.

– Им, вероятно, надо выйти пораньше, – заметила старшая кухарка, как бы объясняя себе ситуацию.

«Неужели ей не приходит в голову, что мне тоже надо в дорогу?» – подумал Карл и, чтобы исключить всякие сомнения, сказал:

– Мы расстались из-за разногласий.

Старшая кухарка, кажется, сочла это известие приятным.

– Значит, вы теперь свободны? – спросила она.

– Да, свободен, – ответил Карл, и ничто не казалось ему более бесполезным, чем эта свобода.

– Послушайте, не хотите ли поступить на работу к нам в гостиницу? – спросила старшая кухарка.

– С большим удовольствием, – сказал Карл, – но я ужасно мало знаю. Например, не умею даже печатать на машинке.

– Это не самое главное, – сказала старшая кухарка. – Для начала вы получите совсем маленькую должность, а дальше все в ваших руках – усердием и прилежанием вы вполне можете продвинуться. Как бы там ни было, я полагаю, что для вас гораздо лучше где-нибудь обосноваться, вместо того чтобы шататься по белу свету. К этому вы, судя по всему, не приспособлены.