– Мамуль, ну ты что, испугалась? – чуть не плача, погладила меня по плечу дочь.

– Ничего, – с трудом проронила я, с опозданием закашлявшись, – проклятые рудники… Дай свой платок…

– Тебя хоть есть кому пожалеть, – завистливо заметила Наталья, укоризненно глядя на Лешика, отрывавшего липкую конфету вместе с ворсинками от пола. – Мать, можно сказать, без десерта оставили, а сын даже сочувствия не проявил. Вот так растишь-растишь…

– Что посеешь, то и пожнешь, – философски заметил Лешик. – Ну так и быть, при первой возможности куплю тебе килограмм мороженого. Хоть ты уже и довольно большая девочка и все это похоже на шантаж. Кстати, если эту конфетину помыть, она еще вполне съедобна. Кажется, ириска «Меллер»?

– Была, – расстроенно поправила Наталья. – Взяла парочку на дегустации и только сейчас про них вспомнила. С весны в кармане провалялись. То есть я хотела сказать – хранились. И так бездарно пропали!..

Продолжать посиделки стало бессмысленно. И мы поднялись с намерением привести себя в относительный порядок перед поздним ужином – следствием позднего обеда. Заодно выяснилось, что у меня на правой щеке красовалась доселе незамеченная полоска синей краски. Еще один подобный след присутствовал на правой же руке. Не зря на меня обращали внимание пассажиры на палубе.

Мы уже почти дошли до поворота в коридор, когда мимо, задев Лешика и тут же извинившись, буквально проскакал в свою каюту капитан. Или шкипер, не знаю, как правильнее. По-моему, он был то ли расстроен, то ли рассержен. Вслед за ним разъяренной фурией пронеслась массовичка. Тоже задев Лешика, но не извинившись. За плотно закрытой дверью каюты началась разборка на явно повышенных тонах. Мы с Натальей даже слегка притормозили. Но ссорящиеся стороны, очевидно, сумели обуздать свою ярость, да и детки смотрели на нас с явным недоумением… Пришлось сделать безразличный вид и разойтись по каютам.

– Мам, у нас с тобой правда все в порядке? – в упор глядя на меня своими глазищами, спросила Алена. Я постаралась сделать недоумевающий вид и вопросительно подняла вверх брови. – Я имею в виду, мы ни во что неприятное не вляпались? – Я отрицательно покачала головой. – И если что-то будет не так, как надо, ты мне скажешь?

Я кивнула головой и добавила:

– Ну что у нас с тобой может быть не так, а? Мы же не ищем приключений на свою голову.

– Никто и не говорит, что мы их ищем. Они сами нас находят, – пробормотала Алена, расчесывая волосы. Как же она была права!

Устраивать маневры в ресторане не пришлось. Эффектную девицу, с которой Наталья застала в укромном уголке Игоря, мы увидели в холле. Она появилась непонятно откуда и уверенно направилась в ресторан, мельком взглянув на нас. Но я могу поклясться, что взгляд был очень цепким и внимательным.

Наталья дернула меня за рукав платья и прошептала в ухо:

– Вот она. Кстати, забыла сказать – уже и капитана охмуряет.

– А я ее видела в первый день с этим усатым типом, ну… ты помнишь, в очках. Видимо, это ее способ отдыхать. Впрочем, нас это не касается. И надо сказать, девчонка-то и вправду красивая. Вот мужики штабелями и складываются.

– Тоже мне, нашла красавицу, – повысила голос Наталья. Обыкновенная крашеная… – Договорить она не успела, поскольку предмет обсуждений торопливо прошел или, вернее, прошла мимо нас в обратную сторону. И даже усмехнулась. А может быть, мне просто показалось.

– Красота требует жертв! – вздохнула Наталья, забыв, что не считала незнакомку прекрасной. – И ладно бы среди мужиков. А то ведь и собой заодно приходится жертвовать. Это гораздо хуже.

– Ты имеешь в виду четверть морковки на ужин? – догадалась я. – Дабы не поправиться к утру? – Наташка радостно согласилась, но я ее быстро разочаровала: – А что, если она ужинает в обществе капитана?

Подруга помрачнела, но ненадолго.

– Да кто бы возражал. Он наверняка соучастник убийства и вообще… У него в трюме что-то подозрительное сколачивают… Ты что будешь делать после ужина? – без всякого перехода спросила она. Мы как раз подошли к своему столу, за которым в полном молчании сидела надутая молодежь.

– Не знаю. Наверное, просто полежу и почитаю.

– Нечего валяться. Я обещала сынуле брюки погладить. Не хочешь составить компанию?

– В смысле вдвоем одни брюки гладить?

– В смысле со мной в гладильню пойти. Это недалеко. В противоположном конце коридора. Так не хочется одной туда переться… Во-первых, поздно. Во-вторых, скучно.

Честно говоря, мне тоже не хотелось туда переться. Ни одной, ни в большем количестве. Но Наташка так жалостно вздохнула, что я, уже решив отказаться, согласилась.

Алена ушла раньше всех, забрав у меня ключи от каюты и попросив не особо задерживаться. Лешик демонстративно смотрел в потолок. И, кажется, никуда не торопился. Рассудив, что нам своих забот хватает, мы с Натальей отправились «на дело».

Как оказалось, брюки еще не совсем высохли, а так как подруге совсем не хотелось вставать чуть свет, мы перебрали несколько возможных вариантов. И остановились на одном – предложенном мной: попробовать подсушить брючки с помощью фена. Он дал на редкость положительный результат. И Наташка отметила, что иногда мне в голову приходят поразительно умные мысли. Я даже обиделась – на слово «иногда». Но она удачно вывернулась, сославшись на то, что те, кому умные мысли приходят в голову постоянно, вынуждены временно, но часто отдыхать в дурдоме.

Было начало двенадцатого, когда мы собрались в гладильню. Лешик еще не вернулся, и мы по пути зашли ко мне в каюту, чтобы убедиться в наличии молодежи. Увы. Алена лежала и читала. Лешика не было. Взяв ключ, я закрыла дверь снаружи, и мы отправились гладить брюки. Но с половины пути пришлось вернуться обратно – брюки забыли, пока рассказывали Алене о неограниченных возможностях фена. Я еще посетовала, что пути не будет. Взяв брюки, я забыла взять ключи. Но уж за ними-то возвращаться не стали.

Гладильня находилась в самом конце коридора – перед успевшим оставить неизгладимое впечатление музыкальным салоном. Свет в салоне отсутствовал. Как, впрочем, и в конце коридора. Очевидно, перегорел люминесцентный светильник. Ну а в самой гладильне было вообще идеально темно. Понятно почему. Нам довелось там побывать вчера – в ходе экскурсионного ознакомления с теплоходом. Комнатушка примерно четыре-пять квадратных метров без окон, со столами по периметру стен и тремя утюгами. Нам нужен был только один. Никому больше не пришло в голову в двенадцать часов ночи развлекаться глажением шмоток. Наташка передала мне брюки и, нащупав рукой выключатель, включила свет…

В отличие от нее, я даже не взвизгнула. Я просто вытаращила глаза на то место, где лежал Игорь, сделала глубокий вдох и крепко зажмурилась в надежде, что все исчезнет как-нибудь само собой. Сразу же вспомнилось утро моего новоселья и первый незваный гость в виде трупа мертвого Кузи. Собственно, я ведь и отправилась в эту поездку, чтобы пережитый ранее кошмар выветрился из головы. Нет, это просто несправедливо, подумала я и открыла глаза.

Наташка, один раз взвизгнув, явно перепутала функциональные особенности носоглотки и собственных органов зрения. То есть рот она накрепко замкнула, а глаза пытались кричать. Это немного отвлекло меня от того, что лежало на полу. Но ненадолго…

Игорь расположился наискосок. Левая рука прижата к левому же боку, правая – закинута за голову, носки ботинок «смотрели» в разные стороны. Рот был слегка приоткрыт, глаза прищурены. Казалось, что он вот-вот спросит с насмешкой: «Ну, как я вам?»

Ясное дело, что никак. В смысле ничего хорошего. Вся левая сторона тела окрашена кровью. Значительное ее количество растеклось лужицей по полу. Не к месту я подумала, что Игорь перед смертью сменил рубашку на футболку.

Наталья, произнося скороговоркой как заклинание фразу: «Жутко боюсь трупов», – подошла поближе к несчастному, и я услышала в ее голосе профессиональные нотки:

– Зрачки расширены… пульса нет. Мертв.