Беглецы понимали, что путешествовать по французским землям им будет нелегко. Обратившись в Моисея, ведущего свой народ через пустыню непонимания и враждебности, каковой стала для них Франция, Аурелио продвигался почти на ощупь, молясь, чтобы их отряд не перехватили. Однако в отличие от евреев, покинувших Египет, люди, бежавшие из монастырей, не могли рассчитывать на Божью помощь — Бог был на стороне их противников. Не обладал Аурелио и тем могуществом, которым Иегова наделил Моисея: он не умел превращать жезлы в змей, а воду рек в кровь; он не мог насылать на своих преследователей казни в виде жаб или песьих мух, не мог уничтожить их животных; он не обладал властью покрыть кожу своих врагов язвами, или обречь их на гром и град, или навести на них саранчу, или казнить их с помощью тьмы. Аурелио, Кристина и их немногочисленные единомышленники не могли даже похвастаться достаточным количеством мужчин в своем отряде, чтобы отразить внезапное нападение. Съестных припасов у них тоже было мало, лишь несколько животных — коз и овец, которых монахи забрали из монастыря; спать приходилось под открытым небом, поскольку у них не было кож, чтобы раскинуть шатры — только грубые самодельные палатки из ткани, которые защищали их от дождя. Во время этого нелегкого исхода у беглецов не только не было дрожжей, чтобы заквашивать тесто, не было даже муки, чтобы испечь пресный хлеб, подобно детям Израилевым в пустыне. А еще, в отличие от еврейского народа, Иегова не вел их ни в облике столпа облачного днем, ни столпа огненного ночью; и Господь не имел необходимости ожесточать сердца аббата и настоятельницы, как поступил он с сердцем фараона, поскольку их сердца уже были ожесточены и полны жаждой мести; и не нужно было посылать вслед за ними шестьсот колесниц, как сделал это фараон, — потому что было их мало и большинство среди них составляли женщины.

И когда войска стали их нагонять, беглецы оглянулись, и вот кони и всадники идут за ними: и весьма устрашились и возопили беглецы к Господу.

И сказали мужчины Аурелио, как когда-то было сказано Моисею: разве нет гробов в монастыре, что ты привел нас умирать такой смертью?

И сказали женщины Кристине: что это ты сделала с нами, выведя нас из монастыря?

И Аурелио хотел бы обратиться к своим братьям со словами, которые Моисей говорил народу Израилеву в пустыне: "Не бойтесь, стойте — и увидите спасение Господне, которое Он соделает вам ныне", — но не было у него ни единого слова, чтобы утешить их.

И Кристина хотела бы обратиться к своим сестрам с такими словами: "Господь будет за вас, а вы будьте спокойны", — но и у нее не было ни единого слова, чтобы утешить их.

И когда войска прижали их к берегу реки Гав-де-По, Аурелио простер руку свою, ожидая, что Иегова заставит воды отступить, и разделит их надвое, и сделает сушь. Но река не сдвинулась с места.

И Аурелио с Кристиной хотели бы, чтобы все они пошли среди моря по суше и чтобы воды были им стеною по правую и по левую сторону. Но воды спокойно текли в своем русле.

И видя, что их настигают, Аурелио простер руку свою, чтобы воды покрыли их преследователей, и колесницы, и всадников всего войска. Но воды ему не подчинились.

И тогда Кристина хотела простереть руку свою над рекой, чтобы она разбушевалась во всю мощь и обрушила свою ярость на войско и чтобы Иегова потопил их посреди реки. Но воды оставались спокойными.

И приказал Аурелио, чтобы воды обратились на тех, кто шел за ними, на колесницы их и на всадников их, и чтобы не осталось из них ни одного. Но река его не услышала.

И захотел Аурелио, чтобы они смогли пройти среди моря по суше и чтобы воды были им стеною по правую и по левую сторону. Но воды оставались ровными и спокойными.

И взмолился он, чтобы Иегова спас их в тот день; и хотелось им увидеть, как войско их преследователей погибнет на берегу реки.

Однако ни Аурелио не был Моисеем, ни Кристина не была Аароном, ни эта горстка мужчин и женщин не была избранным народом, ни река Гав-де-По не была Красным морем, ни Иегова не был Иеговой, поскольку у них не было никакого Бога, готового прийти на помощь.

Оказавшись между рекой Гав-де-По и войсками, Аурелио, Кристина и все бывшие с ними приготовились к смерти, так и не успев добраться до испанской земли, лежавшей по ту сторону реки.

Теперь они стояли лицом к лицу — вооруженное войско с одной стороны, изможденная горстка беглецов — с другой. Кровавая развязка казалась неизбежной. Однако Кристина заметила на лице командира выражение неуверенности, которая передавалась и всем его людям. Ей показалось, что поднятая вверх рука, сжимающая меч, дрожит и что воин никак не может решиться опустить ее, отдавая сигнал к атаке. И этот страх не был беспричинным: аббат так красноречиво убеждал солдат, что бежавшие монахи — это войско Дьявола, так разнообразны были свидетельства людей, выдававших себя за очевидцев их богомерзких оргий, так много нашлось свидетелей их сатанинских шабашей, что преследователи в конце концов прониклись этими историями. Предназначением армии было сражаться против свирепого и безжалостного врага, однако мало кто отважился бы встретить лицом к лицу самого Вельзевула. Кристина догадалась, что их боятся, когда увидела, как один из солдат принялся креститься. И тогда она поняла, что их отряд не безоружен и не беззащитен. Если они не получили поддержки от Иеговы, подобно евреям, которым удалось перейти Красное море, они воспользуются помощью Сатаны. Стоя на самом берегу реки Гав-де-По, Кристина призвала своих подруг и, не глядя на них, шепотом приказала повторять все, что она будет делать; и тотчас же ногтями разорвала на себе одежды, поглядела на солдат зловещим взглядом и обнажила грудь, словно бросая вызов. Другие женщины последовали ее примеру, при этом издавая такие же завывания, какие звучали во время их мистических экстазов в монастыре. В те времена мужчины обыкновенно боялись женщин; этот страх они скрывали, выдавая за презрение, но ничего не боялись так сильно, как ужасной фигуры ведьмы. Группа этих женщин, скалящих клыки, точно волчицы, и выставляющих напоказ свои обнаженные тела — а именно так обычно изображали Сатану, — явилась просто кошмарным зрелищем. Солдаты были парализованы, они не осмеливались ни атаковать, ни отступить. Аурелио воспользовался растерянностью в их рядах, чтобы укрыться за ближайшим валуном, а потом доползти до леса. Он перемещался ловко и быстро и в конце концов, никем не замеченный, оказался за спинами у солдат и вскарабкался на скалу. Пока женщины вопияли и дергались, словно плененные хищники, молодой монах широко раскинул руки, приняв позу распятого на кресте, и воскликнул:

— Дети мои, я вернулся. Настал последний час. Скоро зазвучат трубы и мертвецы встанут из своих могил.

Солдаты обернулись на звук этих слов и увидели Христа, стоящего на высоком утесе. И тогда их страх сменился паникой, все простерлись перед лицом Мессии, который возвратился в мир, чтобы возвестить о Страшном суде. Теперь все для них становилось понятно: они оказались свидетелями последней битвы — битвы самого Сына Божьего с войсками Сатаны.

— Вам здесь нечего делать, не пятнайте себя грязью, — произнес Аурелио, теперь властным тоном, и, прежде чем отзвучало его последнее слово, солдаты бросились прочь так быстро, как только могли.

И вот этот немногочисленный народ израильский, состоявший из трех десятков мужчин и женщин, лицезрел, как войска настоятеля в страхе бежали — так же как и армии фараона.

По другую сторону узенького Красного моря, всего в одном шаге, находилась Испания, ожидавшая их, словно это была земля обетованная.

Они без всяких трудностей наконец-то достигли другого берега реки Гав-де-По.