— Это было чем-то выделенное ветвление или…
— Хороший вопрос! Я думал об этом, конечно. Нет, похоже, это было обычное ветвление, какие происходят каждое мгновение. Но я не уверен. Возможно, вы правы, и это ветвление было выделено каким-то внешним обстоятельством. Но это лишь предположение. Нет доказательств. Как бы то ни было, потерявшее память человечество вынуждено было начать все заново. Обучаться — от инстинктов к новому разуму. Без врачей и учителей. Само. Обратите внимание, профессор, именно в четвертом тысячелетии до новой эры — около шести тысяч лет назад — люди сделали самые выдающиеся открытия и изобретения. Именно тогда неожиданно возникли и стали развиваться новые культуры: трипольская культура там, где сейчас Украина и Молдавия, культуры Абу-Шахрайна, Убайда, Хаджи-Мухаммеда и Варки в Месопотамии. Появились предпосылки к развитию ирригационного хозяйства, в Древнем Египте создали систему бассейнового орошения, в Англии построили Стоунхедж, в Месопотамии возник первый город Урук и была создана клинописная система письма. Кстати, именно при раскопках Урука были обнаружены самые древние письменные документы в истории человечества — это примерно три тысячи триста лет до новой эры, все то же четвертое тысячелетие… Много тысяч лет человечество эволюционировало, не зная письменности, память вида успешно ее заменяла, но вдруг память исчезла, и пришлось… Обратите внимание: в течение нескольких столетий возникла письменность шумеров, иероглифическое письмо в Египте, идеографическая раннехараппская письменность в Индостане…
— Я вижу, вы изучили предмет, — не удержался от замечания Ройфе.
— Что? Не думаю, что на хорошем уровне, но изучил, да. И еще: именно в те века стали развиваться города, общество изменилось, изменились общественные отношения, было изобретено колесо, человек научился плавить медь. Возник календарь — обратите внимание, индейцы майя ведут летосчисление от 3113 года до новой эры, иудеи — от минус 3761 года. Кстати, если все это так, то получает естественное разрешение сложнейшая проблема, которую богословы и ученые обсуждают много лет. Парадокс. Согласно большинству религий, Вселенная была создана Богом около шести тысяч лет назад, так? Но мы прекрасно знаем: Вселенная возникла в результате Большого взрыва тринадцать миллиардов лет назад, возраст Земли чуть меньше пяти миллиардов лет, жизнь на планете возникла три миллиарда лет назад, триста миллионов лет назад на Земле жили динозавры, первые люди появились сто миллионов лет назад… всему этому есть абсолютно надежные доказательства.
— Эх-хе-хе, — Ройфе тихо рассмеялся. — Извините, я вспомнил, как лет еще… давно… спорил до одури с одним приятелем. Он, как мне казалось тогда, немного свихнулся на почве неудачной любви и с горя подался в монастырь. Представляете? Начало семидесятых. Это ж надо было… Впрочем, если бы он не ушел в монастырь, то наверняка стал бы моим пациентом. Я-то никогда не думал, что он психически болен, но время было такое… Что я хотел сказать? Да, мы с ним спорили. Он, понятно, уверял, что Бог создал Вселенную около шести тысяч лет назад, а я ему тыкал в нос археологические, палеонтологические и космологические данные. А он мне говорил: все в воле Божьей. Творец всемогущ, и ему ничего не стоило создать мир таким, чтобы нам, в невежестве нашем, казалось, будто Вселенной уже миллиарды лет. «Зачем это Богу надо? — кричал я. — Чтобы морочить людям мозги?» «Пути Господни неисповедимы, — отвечал он смиренно. — Нам ли, смертным, понять замысел Творца?» Типичная религиозная ахинея, — так я тогда думал. Но если шесть тысяч лет назад человечество лишилось памяти, и для нас действительно именно тогда возникла Вселенная… то этот нелепый парадокс решается очень просто, вы согласны?
— Конечно! Все подсказывает: около шести тысяч лет назад в истории цивилизации произошел слом, что-то такое, в результате чего человечество начало развиваться во много раз быстрее, интенсивнее…
— Как вы, — опять не удержался Ройфе, — после того злосчастного утра.
— Вот именно! — Максим вскочил и принялся ходить по комнате, выбирая, однако, путь таким образом, чтобы видеть профессора, не спускать с него глаз, ловить каждое движение, каждый взгляд, ощущать его напряжение, его желание понять. — Моя память была пуста, и новые сведения впечатывались в нее навсегда и прочно, всякое новое знание застревало надежно, и каждый день я узнавал столько, на что в обычных обстоятельствах потребовалось бы пять или даже десять лет. Да о чем говорить! Прошло всего два с половиной года после того… И я — доктор наук, я делаю завтра доклад, который придут слушать академики и нобелевские лауреаты!
— Я о том и говорю, — подал голос Ройфе. — Академики и лауреаты, да. И вы скажете им, что человечеству осталось существовать не больше сотни-другой лет. И, в отличие от многих пророчеств, это совершенно надежное.
— Что? — Максим остановился. — Не понял.
— Все вы прекрасно понимаете, молодой человек, — сухо произнес Ройфе, и взгляд его сделался неприязненным, тяжелым, отталкивающим. — Не нужно передо мной… Если вы рассчитали момент критического ветвления, то не могли не рассчитать и периодичность. Или вы хотите сказать, что даже не пытались разобраться в том, как часто могут происходить аномальные ветвления? Как часто теряет память единичный наблюдатель? Вы, например? А система наблюдателей? Есть ли корреляции между эволюционным состоянием наблюдателя и аномальными ветвлениями? Вы ничего этого не считали? Если нет, то мое мнение о вас, молодой человек…
Ройфе не закончил фразу и демонстративно отвернулся. Голуби за окном начали, как вчера, шумную возню, и профессор переключил на них внимание. Или сделал вид, что переключил. Он даже привстал, чтобы лучше видеть, но краем глаз наблюдал за Максимом, тихо вернувшимся на свое место и усевшимся в кресло.
— Да, — сказал Дегтярев, наконец. — Ну и что? Я вам больше скажу. Конечно, я пытался найти периодичность… точнее, квазипериоды, их продолжительность зависит от состояния наблюдателя… в данном случае речь идет о коллективном бессознательном, а это усложняет…
— Вы не сумели… — начал Ройфе, и в его голосе Максиму послышалась надежда.
— Почему же? Сумел. В пределах квантовых неопределенностей, конечно. Плюс неопределенности в структуре волновой функции. В результате получается ошибка в определении от пяти до восьми…
— Столетий, — кивнул Ройфе. — Это вполне соответствует библейским…
— Лет, — поправил Дегтярев. — Две тысячи двадцатый год плюс минус примерно три-пять лет. И это тоже библейским пророчествам не противоречит. Шесть тысяч лет до прихода Мессии у евреев — это не точная дата, а приближение. Круглое число, для простоты счета. Мессию уже сейчас ждут, а ведь осталось больше двух столетий.
— Вы хотите сказать…
— Если говорить о нижней границе по уровню одна сигма, то это — будущий год, — виновато пожал плечами Максим. — Но наиболее вероятно, что аномальное ветвление произойдет лет через семь-девять. Косвенные подтверждения, кстати… Общественное бессознательное глобализируется, этому процессу несколько десятилетий, и темп глобализации уже вышел на экспоненту.
— Вы представляете последствия? — взгляд Ройфе стал жестким, старик наклонился вперед, и Дегтярев неожиданно почувствовал, что не может отвести взгляда, не может даже моргнуть, зрачки у профессора стали похожи на два колодца, откуда выглядывала… выглядывало… что-то притягивавшее, всасывавшее, заставлявшее говорить, не раздумывая, но он и так собирался сказать, зачем же так… он собирался…
— Представляю… — медленно произнес Дегтярев. — Однажды все люди вдруг ощутят, что раньше ничего не было. Пустота. Остались одни инстинкты. Как у меня в то утро. Но у меня был поводырь… была Наденька. А у человечества поводыря не будет. Пришельцы на помощь не придут — нет никаких пришельцев. И вы видите вокруг непонятное… Что-то… Вы даже назвать это не можете, потому что память о языке исчезла тоже. Это гибель… Тогда, шесть тысяч лет назад, человечество не только выжило, но и начало развиваться во много раз быстрее, чем прежде, потому что… ну, тогда нечему было взрываться, воспламеняться, не было автомобилей, которые могли столкнуться, не было самолетов, которые могли упасть, ничего не было, и человечество выжило, хотя численность уменьшилась… намного, я полагаю. А сейчас… Если выживет хотя бы сто тысяч… или миллион… Не миллиард, а золотой миллион, и не в развитых странах, где не спасется никто, потому что техногенная катастрофа будет ужасающей, а где-нибудь в южно-американских джунглях… Пожалуйста, профессор, не смотрите на меня так… я не могу…
