— Если вы это возьмете, — сказал полицейский, вкладывая шиллинг в открытую ладонь, — у вас будут деньги, чтобы пойти куда-нибудь, и мне не придется вас забирать. Но, — добавил он смущенно, — прошу вас, уходите быстрее, а то с минуты на минуту здесь будет инспектор.

Персиваль Сент Джон Сайке Гирт, единственный сын сэра Персиваля Кристиана Сента Джона Гирта, полковника, баронета, владельца «Башни» в графстве Суффолк, мучительно покраснев, сунул монету в карман штанов и улыбнулся своему спасителю.

— Спасибо, Бейкер. Ты очень добр, и я этого не забуду.

— Пустяки, сэр, — еще сильнее смутился Бейкер. — Вы подарили мне пять фунтов в день вашей свадьбы.

Он хотел сказать что-то еще, но решил промолчать, и следующее замечание молодого человека ясно показало, что тот не расположен к воспоминаниям.

— Черт подери, где же мне отсидеться, чтобы меня не упекли?

Полицейский с опаской поглядел в сторону Саут-Молтон-стрит, где уже показался щеголеватый инспектор.

— Эбери-сквер… рядом с Сауттемптон-роу, — поспешно проговорил он. — Там вам ничего не грозит. До свидания, сэр.

Последние слова прозвучали как приказ идти своей дорогой, ибо инспектор был уже совсем рядом. Надвинув мятую шляпу на глаза, Валь Гирт. сгорбился и зашагал по Оксфорд-стрит. «Средства» одиноко болтались в кармане костюма, который когда-то с почтением был вручен ему портным, жившим на этой улице. Валь пересек Оксфорд-стрит и направился к площади.

Полночь еще только наступила, но людей почти не было видно. Кое-кто возвращался с пирушки, проехало несколько такси, показался запоздавший автобус.

Валь Гирт предпочитал держаться поближе к домам. Он словно прятался в их тени. Летний теплый воздух, насыщенный разными запахами и навощивший на мысли об аптеке, привычно щекотал ему ноздри, и, несмотря на усталость, в его походке стало заметно нетерпение. Валь злился на себя. Надо же попасть в такую передрягу! Старый Бейкер снабжает его шиллингом, чтобы на пороге собственного дома его не упекли в каталажку за бродяжничество. Ну и дела!

Уже прошли сутки, как у него не было ни крошки во рту, но он миновал кофейню возле французского шляпного магазина на площади, даже не поглядев на нее. Голод перестал мучить его около четырех часов дня, и Валь подумал об этом с удивлением и благодарностью к собственному телу. Легкое головокружение было куда предпочтительнее.

Тротуар обжигал ему ногу, по крайней мере, в том месте, где была дырка в дорогом штиблете, и вскоре Валь захромал, а еще через пять минут обнаружил, что находится на неопрятной площади, посреди которой росли грязные платаны в два ряда, а под ними стояли несколько деревянных скамеек в окружении обычного летнего мусора. На некоторых уже примостились отвратительного вида побирушки, но два места оставались незанятыми. Валь Гирт выбрал то, что располагалось под фонарем, подальше от других бездомных, и в первый раз по-настоящему почувствовал, до чего же он устал.

Когда над головой Валя зашумел пропыленный платан, он огляделся и вдруг ощутил нечто такое, что не могло быть результатом неожиданного порыва ветра, принесшего с собой ночную прохладу. Мимо проехала машина. Издалека, с реки, послышался печальный вопль буксира. Никто из бродяг даже не пошевелился, но Валю, который никогда не отличался богатым воображением, вдруг показалось, что грядет нечто грандиозное. Вероятно, в этом были повинны голод и надвигавшаяся гроза.

Сняв шляпу, он провел ладонью по очень светлым волосам, которые своей длиной уже начинали его раздражать. Валь был плотным крепким молодым человеком на вид лет двадцати двух с тяжелыми чертами симпатичного лица, на котором застыло выражение ослиного упрямства, то есть он был истинным англосаксом, в данный момент примечательным своей неестественной худобой.

Валь вздохнул, поднял воротник пиджака и уже готов был задрать ноги на скамейку, как вдруг замер, не сводя глаз с земли, усыпанной использованными пакетами, апельсиновой кожурой, пачками от сигарет. Его обдало жаром, и сердце у него забилось так, словно собиралось выскочить из груди.

Среди прочего мусора валялся мятый конверт, на котором он с ужасом прочитал собственное имя.

Пальцы у него дрожали, когда он поднял письмо. Имя было его, вне всякого сомнения. «П. С. Дж. У Гирту, эсквайру», — вывела чья-то незнакомая рука.

Валь повертел дорогой и пустой конверт, нетерпеливо разорванный сверху, и его охватило странное чувство. Обратный адрес «Клеркенвелл, Уэмбли-роуд, 32а, „У Кемпа“»— был ему совершенно незнаком.

Долго он просидел так, не сводя глаз с конверта, словно ожидая, что его имя каким-то чудом вот-вот сотрется с бумаги, но ничего подобного не происходило.

Поначалу ему даже не пришло в голову усомниться, что имя — его и письмо предназначено ему, ведь Гирт — фамилия малораспространенная, да и набор инициалов не позволял предположить ничего другого.

Тогда он принялся изучать почерк, пытаясь припомнить его владельца. Он уже смирился с тем невероятным совпадением случайностей, которые привели его на эту скамейку на этой площади и обратили его внимание на конверт с его именем. Ему пришло в голову разгрести мусор в поисках письма, однако его старания остались невознагражденными.

Почерк удивил Валя своей необычностью. Четкие квадратные буквы, жирные линии внизу строчки, ни на что не похожие конечные «с» — короче говоря, такой почерк, увидев раз, трудно забыть. Переключив свое внимание на марку, Валь испытал истинное потрясение, отразившееся на его лице. Письмо было отправлено пятнадцатого июня. Всего четыре дня назад.

Прошло уже больше недели, как у него не стало адреса, и все же он был убежден, хотя это пугало его, что кто-то написал ему и кто-то получил письмо, после чего выбросил конверт, подвернувшийся Валю под ноги.

Вспомнив о череде странных совпадений, Валь Гирт решил принять их как должное и больше не думать о них.

Он сидел на грязной скамейке под фонарем и глядел на конверт. Шум листвы стал громче, подул ветер, рикошетом залетевший на затерявшуюся в городе площадь, предвещая скорый дождь.

Тут он вспомнил о необычном предчувствии чего-то значительного и трагического, снизошедшем на него незадолго до появления конверта. Кстати, в последние несколько дней у него не раз бывали подобные ощущения и днем, когда он отирался в толпе, и ночью в уединенных тупичках, где он пытался найти приют. Опытным преступникам известно это ощущение, и едва оно появляется, как они точно знают, что полиция «села им на хвост», но Гирт не был преступником и вообще не был никем, разве что успел познакомиться с самыми неприятными сторонами брачной жизни.

Он еще раз прочитал адрес на притягивавшем его взгляд конверте «Клеркенвелл, Уэмбли-роуд, 32а» и вспомнил, что это недалеко от того места, где он теперь находится. У него появилось неодолимое желание бежать туда, чтобы выяснить, кто его тезка П. С. Дж. У Гирт, а если такого нет, то кто присвоил себе его имя.

По своей сути Валь был консерватором, и если бы не обстоятельства, он лишь пожал бы плечами и забыл о конверте. Но в настоящий момент обстоятельства складывались против него. Он был человеком, который все потерял, соломинкой на ветру, которую любой ветерок может развернуть в неожиданном направлении. Ни время, ни затраченные усилия ничего для него не значили, в сущности, в его жизни не оставалось ничего такого, с чем стоило бы считаться. Вот так, подгоняемый любопытством, Валь покинул площадь, оставив позади разбушевавшийся ветер.

Он сам не знал, что рассчитывал отыскать. Конверт заворожил его, и сомнения развеялись, как дым.

Ранним утром Клеркенвелл представляет собой один из самых неблагополучных районов в восточной части центрального Лондона, о котором ходит немало всяких слухов, так что потрепанная одежда молодого человека не вызвала подозрений у немногих его обитателей, оказавшихся в этот час на улице.