— Ага, ты сама признаешь, что это — иллюзия? Ну, наконец-то! — возрадовался Костя.
— Нет-нет, — заметалась как рыба на крючке Вера. — Я совсем не то хотела сказать! Не про иллюзию… Лучше я на примере Москвы поясню. Мне так проще — я её вдоль и поперёк изъездила.
Водя по воздуху вилкой, Вера увлеченно описывала:
— У нас сразу много миров существует параллельно, и всегда найдутся обходные пути. Например, мы с Китом часто в пробку попадаем. Представь — улица запружена…
Марина отвела Верину вилку от Петькиного уха.
— А кто-то другой знает, как проехать двором, прошмыгнуть по боковой дорожке, по тротуару, — ничего не замечая, продолжала Вера. — Мы живём будто внутри большой горы со множеством норок и лазов, ходов. И способов жизни — столько же…
Все дружно уплетали горячее. Дети поскучнели от сытости и взрослых разговоров. Кот просвечивал сидящих за столом янтариками глаз. Чем-то он напомнил Вере недавно виденного лемура. Такой же загадочно-отстраненный, себе на уме. Не такой безвыходно-печальный как орангутанг, но все же… О чём они думают, эти животные, глядя на окружающие их суетливые создания?
— Вот ты надо мной смеешься, что я всегда встречаюсь у памятника Пушкину, — обратилась Вера к Марине. — Если речь не о деле, требующем приезда в определенное место, я, не задумываясь, назначаю 'у Пушкина'. А всё почему?
— Доедай, Петька, — почти прикрикнула Вера, заметив, что сын собирается выползти из-за стола, оставив часть еды по тарелке.
— Мам, не могу я больше. Объелся! — взмолился тот.
— Пусть идёт, — вступилась Марина. — У нас ещё чай впереди. Петь, может, вы с Алей поиграете? Или кино хотите посмотреть?
Альбина тоже спасалась бегством из-за стола, прихватив вяло сопротивляющегося кота.
— Так вот, про памятник. Мы, Кость, тут с Софьей про две столицы разговаривали… Про то, что у России две столицы: одна — реальная, а другая — символическая, — Вера осуждающе смотрела в след Петьке, забывшему поблагодарить за обед. — Но ведь в Москве такая же история с 'центрами'. Есть два центра: один — реальный… ну, юридический что ли. Места расположения высшей администрации… все то, что называют 'Кремлем'. А есть у Москвы центр символический — памятник Пушкину на Тверской.
— Ну, Пушкин в России — деталь ландшафта, как степь или береза, — со скучающим видом произнес Костя, обильно поливая мясо густым тёмным соусом.
— Да, Вер, я тоже предпочитаю встречаться у Пушкина, — вдруг включилась в разговор Марина, остыв от хозяйственных хлопот. — Но, может, это — по инерции? Просто в нас въелось с детства, что он — 'самый первый'.
— Как же — по инерции? — оторопела Вера. — Ведь Пушкин нам и открыл возможность самому определять свой личный Центр, не смущаясь тем, что другие почитают точкой отсчета. Разве не помнишь:
'Не дорого ценю я громкие права,
От коих не одна кружится голова.
И мало горя мне, свободно ли печать
Морочит олухов', - уныло продекламировала она.
— Не забудьте про сок, а то, может, бутылочку откроем? — спохватилась Марина.
Вера потянула с блюда зелень, но так и застыла в полуобороте к Косте с веточкой в горсти:
— Мне кажется, он обживал литературу, как реальный мир, не делая между ними различия, — зелёная веточка в Вериных руках приняла на себя роль учительской указки. — Так и родился его ответ Петру. Тот, понимаешь ли, постановил: 'Здесь будет город заложен'. А поэт посмотрел на это, подумал и передумал… Нет, Петр Алексеич! Не здесь, а здесь. Не на гнилых болотах и не на рыхлой горе, где все только обедают… Взял Александр Сергеич и заложил свой камушек в основание невидимого града. Так чтобы каждому следующему писателю потом было, куда свой домишко примостить.
— Вер, мы, компьютерщики, — тупенькие, — насмешливо теребил её Костя. — Я в вымышленных мирах не секу. Мне эти зыбкие образы…
— Ничего себе — зыбкие, — почти обиделась Вера. — Да образы у нас в головах всю реальную жизнь определяют! Я это как риелтор говорю.
Марина, утонув по локоть в ярко-желтых резиновых перчатках, деловито принялась оттирать плиту. Перед этим она сняла с пальцев все свои многочисленные колечки. Теперь, легонько позвякивая, они дрожали на краю стола. Полусогнутая спина в клетчатом жилете смотрелась шахматной доской, на которой Вера с Костей никак не могли закончить свой упрямый поединок.
— Моих клиентов даже не квадратные метры волнуют, а собственные мечты и представления о том, как всё должно быть, — настаивала Вера.
Общаться с одним Костей без поддержки Марины ей было намного труднее. Она терялась, путалась, не могла подобрать слова. А те, что находила, казались ей пафосными, картонными.
— Чтобы найти человеку подходящий дом, нужно отыскать его главную мечту или главный страх, — продиралась сквозь смущение Вера.
— По-твоему, каждый из твоих клиентов живет, как в мыльном пузыре, внутри собственных фантазий? Всемирный слет шизиков, — посмеиваясь, сердил Веру Костя. — А до реальности, стало быть, вообще дело не доходит? Я думал — в твоей работе всё намного конкретнее.
— У нас и то, и другое — реальность, — насупилась Вера. — Квадратные метры и их цена — реальность. Но желания и надежды — такая же реальность, даже более весомая. Постоянно приходится людям объяснять, что Кремль не изо всех окон виден.
— Ну и как? Получается? — поддразнивал Костя. — Вот уж не ожидал, что ты имеешь дело, в основном, с кандидатами в Наполеоны. Прямо филиал палаты номер шесть.
— Они не психи! — заступилась за своих Вера. — Но их бесполезно разубеждать. Им просто нужно этот Кремль нарисовать, как Ольга Леонардовна предлагала Чехову в Ялте на холсте Москву нарисовать и под окно выставить.
Костя скептически сдвинул брови, хотя в глазах зажглось нечто вроде любопытства. Марина успокаивающе поглаживала его по руке.
— Кремль для нашего человека — символ исключительности, выделенности среди смертных. Главное — в нужном районе отыскать клиенту его маленький личный Кремль. Какой-нибудь Дворец спорта или уникальный гипермаркет, куда вся Москва съезжается. Или пусть даже береза в три обхвата под окном — лишь бы ни у кого больше такого не было. Никита в таких вещах — мастер!
Вера разволновалась, вспомнив, как Кит бывает хорош в деле.
— А Никита-то тут причем? — с женской проницательностью заинтересовалась Марина.
— Да просто он умеет эти 'кремли' на холсте людям рисовать, — порозовела от смущения Вера. — Раскапывает из ничего. В любом районе способен найти какую-нибудь любопытную загогулину и объяснить человеку её уникальность. Потрясающе, как он чувствует людей! Видит человека и сразу понимает, как с ним нужно разговаривать. Одному требуется угождение, а другому важнее чувствовать в риелторе решительность и твёрдую руку. Он ко всем подходы находит…
Внимательный Маринин взгляд ей совсем не понравился. Не хватало, чтобы та догадалась о недавнем происшествии. Вера в свои чувства к Киту и сама не хотела вникать, но ещё меньше была готова, чтобы в них вникал кто-то другой. Особенно — подруга, несомненно, превосходящая её в женственности. Тогда вся Верина нескладность и ущербность ещё ярче наружу вылезет.
На кухне возникла Аля с застенчивой улыбкой:
— Пап, тебя к телефону.
— Спасибо, малыш! Мы тут разболтались, ничего не слышим.
Костя устремился в глубину квартиры.
Марина немедленно скользнула со стула и тихонько подошла к Вере.
— Верушик, что с тобой? — ласково прикоснулась она. — Ты какая-то дерганная и скрытная одновременно. Молчишь, ни о чем не рассказываешь. Что-нибудь случилось?
