Вера в растерянности шла сквозь город, не зная — верить или нет нежданной удаче. Нечаянная радость как-то не вписывалась в унылый поток неприятностей. Кружила на его поверхности зыбким корабликом. Дразнила прицепленным к щепочке бумажным парусом, подмокавшим на глазах… А главное — второй раз за последние дни Веру сразило зрелище обретённой мечты. Сначала — с Амалией, теперь вот — с Егорием. Клиенты, над чьими слабостями и чудачествами она потешалась, преподали ей хороший урок. За их вздорностью и капризами открылось подобие целеустремленности, совсем покинувшей Веру.
Напористый Егорий и упёртая Амалия, — оба помягчели и преобразились, найдя желаемое. В каждом проступила успокоенность человека, наконец-то, договорившегося с собой. Рядом с их радостью Вера острее ощутила пустоту и холодок внутри, мучительную неспособность чем-то вновь загореться. Будничные потребности выживания в счёт не шли. Но увлеченность, дарующая силы и исцеляющая от уныния, требовалась ей как воздух. Если сейчас Вера к чему и стремилась, так это очнуться от безверия и оцепенения, всерьез чего-нибудь захотеть.
Бжжжжзззз-ззз-з… Верины фантазии чуть грубо не оборвала реальность. Машина едва успела затормозить. Очнувшись, Вера вдруг заметила, что стоит в самом центре Таганской площади и пытается её пересечь. Дух захватило от раскинувшегося перед ней асфальтового поля — круглого, необъятного, слегка приподнятого. Здесь словно пытался образоваться холм, но что-то ему помешало. Края площади расходились вниз звездными лепестками. Машины ехали друг другу навстречу — сразу отовсюду и одновременно. Множество пересекающихся внахлест улиц, выездов и поворотов, регулировали несколько светофоров. Они что-то своё вразнобой сигналили — возможно, понятное водителям. Но Вера-то никак не могла понять, почему на неё едут и слева, и справа? Почему машины выворачивают на переезд через площадь спереди, и одновременно надвигаются на неё сзади и спереди, сварливо сигналя?
В ужасе она обнаружила, что не понимает куда идти. Со всех сторон напирали непробиваемо-грозные катафалки, злобным воем требующие, чтобы она убралась с дороги. Все светофоры сигналили только им. Ни малейшей паузы или просвета Вера не видела. Где переход? Как она здесь оказалась? Где люди? Почему никого вокруг нет? Заметив на краю площади крохотные фигурки, она рывком рванула туда. Прошмыгнула перед носом у ближайшей машины, обогнула следующую. Тормоза завизжали где-то сбоку. Заметалась. Отскочила. Вновь увернулась… Но уже с другой стороны уверенно двигался на неё мусоровоз.
Трясясь от страха, она попробовала замереть на середине. Между несущимися друг другу навстречу автомобилями на миг образовалось подобие узкой щели, крохотный островок. Вера, вытянувшись в струнку, застыла на нём. Но надежда, что тут можно переждать грозное нашествие, не оправдалась. Никакой разграничительной линии машины не признавали. Они вихляли, как им вздумается. Пару раз Вера почти увидела себя под колесами — так отчетливо мощные тараны держали курс именно на неё. Когда их грузные бока все же просвистывали мимо, сердце падало вниз с такой скоростью, что подгибались ноги. Ещё чуть-чуть — и она свалится в перепаханную колесами грязь как сгнившее яблоко.
Вера лихорадочно пыталась понять, к какому из маячивших на горизонте краев реальнее пробиться. Вдруг в самую отчаянную минуту она различила над гудящей площадью сумасшедшее, бездонное небо. В городе трудно увидеть небо. Его или дома загораживают, или рекламные щиты, или деревья. А тут, стоя на вершине не выросшего холма, чувствуя уплывавшую вниз землю, Вера заметила, как небо распахнулось ей навстречу. Тучи разошлись, образовав просвет… Забыв о машинах и светофорах, она остолбенела от зрелища ярко-синего, трепещущего на ветру обрывка, победного как знамя.
Визг в уши и верещание тормозов толкнули вперёд. Не чуя под собой ног, Вера куда-то посеменила, ни на что не надеясь. Ошалевший водитель притормозил, пропустив её вперёд… Затем другой, третий. И в нескольких метрах от себя она, наконец, увидела тротуар, темнеющий, словно спасительный берег.
Вера устало прикорнула на лавочке в метро, но расслабляться было некогда. Ей предстояло путешествие, от которого все предыдущие годы риелторства судьба её уберегала. Слава Богу, не выпадало им с Никитой там квартир продавать. Но и до этой точки циферблата добежала неугомонная стрелка. Настал час, когда обстоятельства погнали Веру в самый непривлекательный московский район, издавна обросший угрюмыми легендами и тягостными слухами, — в Хвостиково.
Преодолев на метро два десятка станций в духоте и тряске, Вера выбралась на поверхность. Прямо напротив выхода располагался обширный круг вроде площади. По нему во все стороны сновали автобусы. Вера даже вздрогнула от узнавания. Словно увидела перед собой уменьшенную копию кошмара, только что пережитого на Таганке. Часть машин курсировала внутри района, а остальные приезжали из окрестных и отдаленных городов. Жарко дышащий городской Автовокзал был одной из достопримечательностей Хвостиково. На первом же столбе призывно маячила желтая вывеска с указанием автобусных номеров, на следующем — еще одна, и так — по всей окружности. Разобрать в этой сумятице, где какой автобус останавливается, найти нужную остановку и не угодить под колеса — задача почти невыполнимая.
Снег давно здесь превратился в чавкающую грязь. Мерзкие брызги щедро разлетались во все стороны из-под каждого проезжавшего мимо колеса или шлепающей подошвы. Народ ломил толпами, шел по ногам, злобно пихался локтями и раздраженно стучал по всем частям тела увесистыми сумками. Вера металась между столбами с указателями в поисках нужной ей остановки. Все номера были трехзначными, и не один не напоминал искомого. У десятого по счету столба Вера вдруг углядела похожее сочетание цифр и кинулась как к родным, к понурым фигурам, топтавшимся на остановке.
— Это в Хвостиково? Здесь — автобус в Хвостиково?
— Смотря, в какое Хвостиково. Оно разное бывает, — назидательно укорил Веру старичок с узким лицом и буйно лезущими из-под надвинутой шапки бровями. Он всё время пожевывал губами и сосредоточенно смотрел перед собой.
— Мне — в Дальнее.
— В Дальнее — у следующего столба. Здесь только в Ближнее Хвостиково автобусы ходят.
У следующего столба толпа была заметно пожиже. Охотников ездить в Дальнее Хвостиково набралось с горсть. И все, как на подбор, произвели на Веру отталкивающее впечатление. Неопрятная старуха с провалившимся носом, угрюмый мужик, слипшаяся в объятии парочка в одинаковой степени подпития и шумная стайка развязных подростков заставили её поёжиться, отползти на несколько метров в сторону. От столба, собиравшего вокруг себя едущих в Ближнее Хвостиково, за это время отъехало не меньше трех автобусов с еле закрывающимися дверями. Но очередь желающих поехать в Дальнее Хвостиково почти не выросла.
Через полчаса притарахтел автобус. Вера расположилась у окна, как любила делать всегда — с самого детства. Уж если куда-нибудь ехать, то чтоб обязательно смотреть в окно. Даже в метро она глазела сквозь окна, с любопытством вглядываясь в убегающие линеечки труб. Здесь, впрочем, пейзаж был не намного разнообразнее. Автобус долго трясся вдоль поля, поросшего куцым бурьяном. Темно-коричневые, ссохшиеся стебельки пробуравили толстый слой снега и торчали то там, то сям. По краям дороги изредка попадались невысокие кусты. Но за полем, вдоль линии горизонта, не удавалось различить никаких признаков жизни — ни силуэтов домов, ни хотя бы линий электропередач. Пусто.