Олень отчаянно вилял, делал петли, как заправский заяц, несся по прямой во всю прыть, пытаясь уйти от первого советника, но Лавора не отставал. Шмеля не надо было понукать — он сам рад был показать все, на что способен.

Бешеная скачка продолжалась почти час, сэр Алан сам не заметил, как оказался в глухой чащобе. Он вообще ничего не замечал, кроме спины удирающего оленя и копья в своей руке. Наконец зверь выдохся, сбавил скорость, и удирал уже просто по инерции, смирившись со своей неминуемой гибелью. Приблизившись почти вплотную, Лавора отвел руку для удара, и толкнул пику вперед, целя острием в спину оленя. Именно в этот миг Шмель резко рванул в сторону, прыгнув практически перпендикулярно своему движению и хрипя от охватившего его вдруг животного ужаса. Каким ни был сэр Алан замечательным наездником, удержаться в седле больше двух секунд ему не удалось. Единственное, что он успел, так это сгруппироваться в падении, и упасть на прелую листву, не поломав костей, но падение все равно вышибло воздух из его легких. На какое-то мгновенье глаза заволокла красная пелена. Не обращая на нее внимания, Лавора, кровь которого все еще бурлила от погони, вскочил на ноги, подхватил пику, которую отпустил падая, развернулся в ту сторону, в которой должен был быть олень и обмер.

"Вот те раз…", подумал он. Олень так и остался на том месте, где его должно было настигнуть копье советника. Животное еще билось в предсмертных конвульсиях — у него был переломан хребет. А рядом с оленем возвышалось другое, гораздо более опасное чем волк или кабан, создание. Короткая, красно-буро-коричневая шкура покрывала мускулистое тело, когти, длинной с человеческий палец венчали массивные лапы, рыжая грива вокруг морды, похожей на гротескную человеческую маску повисла неаккуратными прядями, а изогнутый скорпионий хвост, увенчанный смертоносным жалом, вздымался над спиной.

"Мантикор, — с безнадежной тоской подумал первый советник, поудобнее перехватывая пику и силясь восстановить дыхание, — А говорят, что в Айко их давно уже всех перебили". Мантикор был старый, массивный, матерый — об этом явственно свидетельствовали его размеры. Стоя на всех четырех лапах, ужасная, не знающая пощады тварь, могла смотреть отнюдь не низенькому сэру Алану прямо в глаза, не задирая морды.

"Говорят, единственный способ увидать мантикора, и остаться при этом в живых, это убить его, — мелькнула в голове советника мысль, — И как такую дуру валить?" Зверь, не отрывая взгляда от сэра Алана, коротко ударил лапой бьющегося оленя, и тот затих. Затем мантикор открыл пасть, полную длинных острых клыков, и издал долгий, леденящий душу тоскливый звук. Лавора почувствовал, как от рева (если ЭТО можно было так назвать) зверя у него начали сами по себе подкашиваться ноги, появилась слабость в коленях, задрожали руки, а сам он весь покрылся испариной. Где-то, не очень далеко, раздалось перепуганное ржание Шмеля.

"Песнь мантикора, конечно же… — пронеслось у него в голове, — Сейчас он ослабит мою волю, может даже до бессознательного состояния доведет, а потом, как того оленя…" Советника вдруг взяла злость. "А вот хрен тебе! — сэр Алан сбросил наваждение, — По сравнению с бароном Тайра ты — всего-навсего безобидный котенок! Я способен уделать Витару, значит, уложу и тебя".

— Иди сюда, тварь, — выдохнул Лавора, — Хватит серенады петь, попробуй меня сожрать!

Ответом ему стал недоуменный мяв мантикора.

"Если собирается сожрать, — пытался вспомнить повадки и уязвимые точки мантикора первый советник, про которые он некогда прочитал в теперь уже прочно забытом трактате об охоте, — значит броситься. Если нет, то ударит хвостом. Лучше бы я выглядел поаппетитнее — от удара хвостом уклониться очень трудно". Мантикор сделал пару шагов вперед, переступив через труп оленя, и припал к земле. «Бросится», облегченно вздохнул сэр Алан, готовясь принять зверя на пику. Только в последний миг он вспомнил, что мантикор всегда наскакивает с места, не давая жертве возможности приготовиться.

Сухо треснуло ломающееся древко пики — советник попытался сбить удар так, как если бы его ударили копьем. Лавора не удержал равновесия, и отлетел в сторону, рухнув на землю как куль с тряпьем. Смертоносное жало, пробивающее, по слухам, кирасу принципия, не задело его, но радости в этом было мало — в руках у сэра Алана остался только короткий деревянный обломок.

Советник перевернулся со спины на живот, и понял, что ему пришел конец. Мантикор, которого силой удара его собственного хвоста развернуло к Лаворе боком, утробно заурчал, неторопливо повернулся и ленивыми шагами направился к сэру Алану. "Вот теперь будет жрать", вспыхнула где-то на границе сознания мысль. Вспыхнула и пропала. Инстинктивно советник попытался отползти назад. Мантикор довольно взрыкнул. Впоследствии Лавора готов был поклясться, что на морде твари отразились удовлетворение и злорадство.

Судорожно всхлипнув, сэр Алан запустил в морду мантикора обломком пики. Деревяшка ударила зверюгу в плече, даже не оцарапав кожу, но тот недовольно — мол, не сопротивляйся — мявкнул и прибавил шаг. Глаза зверя светились недобрым зеленовато-красным огнем, завораживая и лишая воли. Лавора, на чистом упорстве, отползал от мантикора, все так же лежа спиной на земле, и отчаянно шаря вокруг, в поисках того, чем еще можно швырнуть в этот приближающийся кошмар. Про меч и кинжал на поясе он даже не вспомнил.

Внезапно рука наткнулась на что-то мягкое. Лавора инстинктивно сжал это «нечто», и запустил в мантикора. Нечто, которое оказалось всего-навсего беретом сэра Алана, ударило животное прямо в морду, и тут случилось чудо — иначе это не назовешь.

Больше всего это напоминало то, как если бы мантикора хлопнули по морде старым пыльным мешком, и вся пыль на ней и осела. Вот только была она золотой.

Позолоченная морда зверя приняла озадаченное выражение. Он сел и начал тереть глаза и нос передними лапами, отчаянно при этом чихая, напрочь забыв, что только что он собирался перекусить одним из самых влиятельных дворян герцогства Айко.

Оцепенение, владевшее сэром Аланом до этого, мигом прошло. Вскочив на ноги, он извлек из ножен меч, и ринулся к ошарашенному, ничего вокруг не замечающему мантикору. Перехватив оружие за рукоять двумя руками, Лавора прянул к зверю и с размаху вонзил клинок в нижнюю челюсть чудовища. Тот взревел, взмахнул лапами, взметнулся в воздух, в невероятном прыжке и рухнул наземь. Тело его дернулось несколько раз и затихло, и лишь хвост метался разъяренной змеей, тщетно пытаясь поразить убийцу. Меч пробил мантикору нёбо и вошел в мозг, намертво застряв в теле.

Сэр Алан, которого зверь отбросил далеко в сторону легким касательным движением лапы, вскочил на ноги, и выхватил из ножен кинжал. Постояв с оружием наизготовку несколько мгновений, и поняв наконец, что его жизни больше ничего не угрожает, первый советник истерически хихикнул, убрал кинжал обратно в ножны и, тяжело привалившись к дереву, сполз на землю.

— Жар-птица, говорите? — пробормотал он, трясущимися руками пытаясь открыть флягу с вином, — Х-ха!

Зараз Лавора осилил около половины фляги. Наконец мандраж прошел, и советником овладело усталое оцепенение — у него не было даже сил пошевелиться. Он провел прислонившись к дереву около четверти часа, пока относительно не пришел в себя.

Поднявшись Лавора подошел к мертвому мантикору, поднял свой берет и водрузил на голову. В этот миг ветви деревьев расступились, и из чащобы выехала леди Нархи, ведущая в поводу его Шмеля.

— Сэр Алан, вы живы? — спросила Катарина.

— А что, есть основания предполагать обратное? — вопросом на вопрос ответил Лавора.

— Я отстала от остальных, заблудилась, а тут ваш конь, — сбивчиво начала объяснять фрейлина, спешиваясь, — Один, без всадника. Я перепугалась за вас.

Благородная Нархи подошла к сэру Алану вплотную, и взглянула на него снизу вверх.

— Какой необычный у вас цвет глаз… — задумчиво произнесла она, — Я раньше и не замечала этого.