Гребненогие пауки не велики — обычно от миллиметра до семи (если длину вытянутых ног не учитывать). Знаменитый каракурт — великан среди них: у его взрослых самок брюшко с головогрудью — сантиметра полтора.

Все они будто бы робкие — добычу не укусят, не обрызгав клеем, да так, что бедное насекомое и шевельнуться не может. Не вертят ее лапками, не пеленают, как крестовики. А только издали набрасывают липкие арканы. Потом осторожно подползут, укусят и тут же отскочат. И пауки-то совсем не боязливые, а даже очень отважны и упорны. Вполне полагаясь на свои клейкие арканы, уверенно кидают их, хотя и с безопасного расстояния, в больших насекомых и даже в других пауков — голиафов в сравнении с арканщиками, отражая их территориальные претензии.

И ещё в гастрономических повадках гребненогих то интересно, что они ловят и едят „едких“ муравьев, которых многие пауки брезгливо отвергают. Добычу в шелковые миски не заплетают, а сосут ее через крошечные дырочки, прокусив их в панцире насекомого.

В июне обычно у них свадьбы. Женихи, подергивая брюшком, лапками, педипальпами и сотрясая в установленном природой ритме паутину, пугливо ухаживают. Некоторые, красуясь и вибрируя всем телом и конечностями, танцуют на вертикальных нитях, спущенных на манер крестоносных пауков специально для этой цели у паучихиной резиденции.

Вибрация брюшком производит особо действенный эффект потому, что есть у этих пауков стрекочущие зубчики сверху в основании брюшка, а напротив, на головогруди, — насечки, похожие на напильник. Друг о дружку ими потирая, паук с особой силой и темпом передает сигнальную вибрацию вдоль по нитям паутины.

С яйцами, ради которых (хочется сказать!) пауки, собственно, и живут, здесь поступают по-разному: спеленав в коконы, вешают их на паутине, в щелях вблизи от паутины (предварительно оплетя клейким шелком); бережно хранят под куполом дома, или в скрученном листе. Замуровав себя и коконы в шелковой келье, наслаждаются нирваной одиночества под землей или над землей под прикрытием паутины. А крошка теридиум двухпятнистый носит всюду огромный, в сравнении с ним, шар-кокон, прицепив его нитями к паутинным бородавкам (точно пушбол, который гоняют не перед собой, а за собой!). У теридиума бледного коконы тоже больше самой паучихи. Они, очень похожие на водяной орех чилим, висят снизу на листьях дуба, а рядом дежурит бдительная их созидательница — круглобрюхая паучиха.

Тут можно прямо сказать: если бы не профессор Павел Иустинович Мариковский, мы до сих пор немного бы знали о каракурте. Кое-что, конечно, было известно, но немало напутано и перепутано. Биологию этого паука, то есть жизнь его и повадки, мы до превосходных работ Мариковского не знали так, как знать следует.

Еще до войны очень наблюдательный исследователь Павел Мариковский обратил свою энергию и любознательность на этого загадочного и страшного паука. Сделать это следовало уже давно. Да и делалось, но не так тщательно и точно. Каракурт очень ядовит и опасен и людям, и зверям. В то же время многие его и в глаза не видели.

Значит, уместно рассказать, какой он из себя.

Прежде всего паук и паучиха каракурты наружностью несхожи. Нарядом паук словно бы недоразвитая паучиха. Так по сути дела и есть: паук, прежде чем стать взрослым, линяет семь раз, а паучиха — девять. Он, не добрав двух линек и вместе с ними соответствующих нюансов в окраске, до конца жизни носит на себе известные черты каракуртовой инфантильности.

Учиться танцевать, говорят, удобнее от печки, а жизнь изучать — с яйца. Этому мудрому совету последуем и мы.

Итак, яйцо каракурта — шарик весом 0,8–0,9 миллиграмма. Ядоносный паучок, который, несколько часов, а то и сутки из него выбираясь, наконец выберется, нежен и прозрачен и цветом такой же, как и породившее его яйцо. Шевелит ногами, но ни ползать, ни паутину плести ещё не может.

Но вот через несколько дней линяет и преображается: теперь черный, брюшко у него овальное, а на брюшке — три ряда светлых пятен. Это сверху. А снизу — светло-серый роковой знак, похожий по форме на песочные часы (с возрастом он покраснеет). Знак весьма знаменательный! Обратите внимание: по нему каракурта, и самца и самку, узнаете сразу! Только у взрослой самки, сменившей хитиновую броню девять раз, он, в центре затушеванный, распадается на две красные поперечные полоски.

Паучишка крошечный, но плести паутину умеет и ядовит!

Обновив шкурку ещё раз, меняется мало. Но в жизни его тут совершается важное событие: каракурт-бэби первый раз выходит на охоту.

Еще и ещё раз линяют паучки, и белые пятна на брюшке постепенно уступают место оранжевому вторжению. Сначала краснеющая точечка обнаруживает себя в центре белого пространства. Она ширится, и вскоре лишь белая каемка окружает ее. Всех пятен наверху (на брюшке) обычно тринадцать. Число, как известно, дьявольское и роковое! В средние века, когда мистика безраздельно владела умами людей, этому случайному факту придавалось символическое значение.

Самец каракурт, найдя, очевидно, мгновение прекрасным, сохраняет свои красные с белым ободком пятна на всю жизнь. Бегает он порывисто, быстро. Собой худоват, брюшко у него овальное, рост невелик — 4–7 миллиметров (без ног). И что интересно: брызгать клейкой паутиной не умеет.

Самка идет дальше — чернеет, и после девятой линьки обычно никаких пятен, кроме двух узких красно-оранжевых или желтых, полосок снизу на брюшке, у нее нет. Она медлительна и толста: сытая — с лесной орех, голодная и дряхлая — с горошину.

Вообще-то наряд каракурта очень разнообразен и красив. По наружности своей он совсем не страшен. „Напротив, — решил один из русских биологов, — это очень изящный паучок, могущий служить недурной моделью для брелока“.

Изящный „кусающий разбойник“ прячется в мышиных норах, в старых арыках, у глинобитных стен, под кустиками полыни, на пустошах, но не в песчаных пустынях, как часто думают. В спаленных солнцем песках каракуртов очень мало: они их избегают.

„Холмистая местность, логи, рвы, овражки, — пишет П. Мариковский, — небольшие понижения, в которых зимою задерживается снег, а весною талые воды, служат местами концентрации каракуртов в наиболее характерных для него полынных, лессово-суглинистых пустынях. Можно часами идти по серой и однотонной, выжженной солнцем пустыне, не видя следов обитания каракуртов. Но достаточно набрести на сухое русло небольшого, действовавшего весной ручейка, в котором густыми скоплениями растет полынь, как тотчас же обнаруживаются характерные тенета каракуртов“.

Густые травы и кустарники каракурты не любят и там, где слишком влажно, тоже не живут. Обычный сосед каракурта — уже известный нам паук агелена лабиринтовая. Сети их часто сплетены рядом и даже соприкасаются. Здесь же нередко поселяется и аргиопа лобата (та, что быстро трясет сеть, чтобы стать невидимкой!). Для опытного наблюдателя тенета этих пауков словно предупреждающие объявления, вывешенные на траве: „Здесь поблизости и каракурт живет!“ (Конечно, это верно только для ландшафтов тех стран, где каракурты водятся.)

Супружеская чета каракуртов: внизу самка, вверху самец (по П. И. Мариковскому)

Обычно полагая, будто каракурт — паук лишь южный, пустынный, немногие, наверное, знают, что где-нибудь на луговице и под Москвой может случиться неприятная с ним встреча. Правда, вероятность такого происшествия очень мала. По всему Поволжью, по Каме и даже далеко на севере — у Онежского озера, прилетев на паутинках, поселялись временами каракурты. Но жили, надо полагать, до первых лишь холодов. Там, где лето жаркое и осень теплая, местожительство у них постоянное. В общем вся Украина, Кавказ, Средняя Азия — вот, говорят зоологи, ареал каракурта в пределах нашей страны. А за ее пределами — Южная Европа, Северная Африка, Аравийский полуостров, Турция, Иран, Северо-Западный Китай.