Перейдя мост через Тидат, они замедлили шаг и стали расспрашивать встречных, не видел ли кто повозку. Идаан знала, что на самом деле повозка направилась в разрушенный постоялый двор в пол-ладони ходьбы от западного предместья. Не прошло и половины утра, как охота взяла ложный след и повернула на север, в предгорье. Вскоре они оказались на пересечении дорог: с востока на запад шел рудничный тракт, а из города к горам — узкая тропа. Данат смотрел разочарованно и устало.
Заговорил Адра — так громко, что все его услышали, — и у Идаан засосало под ложечкой.
— Данат-тя, нужно разделиться! Восемь человек на восток, восемь — на запад, еще восемь — на север, а двое ждут здесь. Те, кто найдет следы выскочки, пришлют гонца, и двое соберут остальных.
Данат обдумал его слова и согласился. Он взял себе северную дорогу, а утхайемцы, чуя возможность отличиться, выбрали восток и запад. Адра повернул на восток, напоследок заглянув в глаза Идаан, будто спрашивал: сможешь или нет? Идаан не ответила. Она присоединилась к шестерым охотникам Дома Ваунёги и поехала за Данатом в горы.
Когда полуденное солнце зависло над их головами, они остановились у небольшого озера. Охотники разъехались в разные стороны, как на каждой стоянке. Данат спешился, размял руки и ноги и принялся ходить из стороны в сторону. Его взгляд был мрачен. Идаан подождала, пока остальные исчезнут за деревьями, сняла с плеча лук и встала рядом с братом. Он посмотрел на нее и отвел глаза.
— Здесь его не было. Он опять нас обманул.
— Возможно, — ответила Идаан. — Но он все равно ничего не добьется. Даже убив тебя, он не станет хаем Мати. Утхайем и поэты его не поддержат.
— Он мстит, — сказал Данат. — Он нас возненавидел.
— И это возможно.
Птица коснулась озерной воды, с пронзительным криком нырнула и через несколько мгновений поднялась, сжимая в когтях отблеск живого серебра. Сквозь голубое небо просвечивал белый серпик луны. От озера шел холод; ветер играл волосами Идаан и стеблями тростника. Данат вздохнул.
— Трудно было убивать Кайина? — спросила Идаан.
Данат воззрился на нее, словно не поверил тому, что услышал. Идаан не отводила глаз, пока он не отвернулся.
— Да. Да, трудно. Я его любил. Теперь мне не хватает их обоих.
— Но ты все равно решился.
Он кивнул. Идаан подошла ближе и поцеловала брата в небритую щеку. Губам стало щекотно, и, отходя, она вытерла рот рукой. Через десять шагов она вставила в лук стрелу и отвела назад тетиву. Данат все так же смотрел на воду. Идаан бесстрастно оценила ветер, расстояние…
Стрела с треском ударила ему в затылок, как топор, раскалывающий полено. Сначала Данат будто не заметил, потом медленно опустился на землю. Кровь полилась на воротник, светлая ткань стала багровой, как кусок мяса. Идаан подошла, опустилась на колени, взяла руку Даната в свои и стала смотреть на воду.
Неожиданно для самой себя Идаан запела. В душе она кричала, визжала, звала охотников, а губами пела старую песню, плач, который слышала в темных подземельях в холодные зимы. Слова были на имперском языке, и Идаан почти не понимала их смысла. Мелодия боли и печали вздымалась и опускалась, переполняла ее и весь мир.
Наконец к Идаан неуверенно приблизились два охотника. Она не видела, как они вышли из-за деревьев.
— Моего брата убил Ота или его прислужники, — не глядя на охотников, сказала Идаан. — Пока мы вас ждали.
Охотники переглянулись. Долгий и мучительный миг ей казалось, что они не поверят. Настолько ли они верны Дому Ваунёги, чтобы закрыть глаза на преступление?
Старший из них заговорил:
— Мы найдем убийцу, Идаан-тя! — Его голос дрожал от ярости. — Мы приведем остальных и перевернем каждый камень на этой горе!
— Но вы не вернете мне отца. И Даната. Никто не встанет рядом со мной на свадьбе.
Она осеклась и зарыдала. Ее немного удивило, что не пришлось притворяться. Она нежно прижала труп брата к себе, ощутила, как кровь промачивает одежду.
— Я возьму его лошадь, — предложил один из охотников. — Привяжем…
— Нет, — возразила Идаан. — Отдайте его мне. Я отвезу его домой.
— До города далеко. Вы уверены…
— Я отвезу его домой. На моем месте он сделал бы то же самое. У нас в семье так принято.
Охотники положили Даната на круп ее коня. Животное нервничало от запаха крови, но Идаан крепко держала удила, ворковала ему на ухо, убеждала и приказывала. Когда слова ее оставляли, она пела, и вспоминались ей только похоронные песни. Она не чувствовала ни печали, ни сожаления, ни торжества — будто застыла в кратком миге между ударом и болью. В ее мыслях были лишь песни и треск кости под стрелой.
Дом стоял недалеко от дороги. Рядом протекал ручей, который, без сомнения, впадал в реку, до сих пор несшую трупы к городу. Стены дома были толщиной в два локтя, с многочисленными дверями снаружи и внутри. На втором этаже для проветривания открыли снежные двери. Вокруг росли деревья, за которыми дома почти не было видно. Лошадей спрятали в конюшне на первом этаже, подальше от чужого глаза.
Амиит отвел Оту по лестнице в светлую комнату со столом, простыми деревянными стульями, фонарем и узким сервантом. Там их ждали жареная курица, творог и почти поспевшие яблоки. Голодный Ота, еще не оправившийся от удивления, решил, что еда пахнет божественно. Амиит жестом указал на стол, открыл сервант и достал глиняные кружки и два кувшина с вином и водой. Ота оторвал от курицы ногу и вгрызся в нее. Мякоть отдавала таррагоном и черным перцем. Он закрыл глаза и расплылся в улыбке. Никогда в жизни он не ел такой вкуснятины!..
Амиит хмыкнул и налил себе чистого вина, а Оте — пополам с водой.
— А ты похудел, старый друг. Я думал, в Мати лучше живется.
— Что происходит, Амиит-тя? — спросил Ота, принимая кружку. — Насколько я знаю, меня собирались либо казнить как преступника, либо с почетом убить как наследника. Такого выхода… — он обвел кружкой комнату, — …мне не предлагали.
— Одобрения от хая мы не получили, верно, — сказал Амиит. Он сел напротив Оты, взял яблоко и, продолжая говорить, медленно крутил его в руке, чтобы проверить, не червивое ли оно. — К сожалению, мне известна лишь половина из того, что происходит в Мати, а может, и того меньше. После нашей последней беседы — когда ты поехал сюда в первый раз — я решил претворить в жизнь кое-какие планы. На всякий случай, понимаешь ли. Дому Сиянти было бы очень выгодно, если бы один из наших младших посыльных стал хаем Мати. На то время вероятность была мала. Но…
Он пожал плечами и вгрызся в яблоко. Ота доел курицу и тоже взял яблоко. Даже разведенное вино показалось ему крепковатым.
— Мы послали туда людей, — продолжал Амиит. — Чтобы собирать любые сведения, прислушиваться. Мы не искали ничего особенного. Только высматривали возможности.
— Например, как продать меня хаю, чтобы укрепить свои позиции в Мати.
— Только если бы не оставалось иного выхода, — кивнул Амиит. — Дело есть дело, ты понимаешь.
— Однако нашли меня они.
Яблоко было сладким, мучнистым и чуть горьковатым. Амиит подвинул к Оте блюдо с сыром.
— Да, печально. И твои связи с нами стали последним ударом. Дом Сиянти не встретят с распростертыми объятиями, какой бы из твоих братьев ни принял титул.
— А мой побег из башни должен вернуть их расположение?
Лицо Амиита затуманилось. Он покачал головой.
— Это был не наш план. Кто-то заплатил наемникам, чтобы тебя вывезли в предместье и там задержали. Кто, мы не знаем. Заказчик договаривался только со старшим, а старший не на нашей стороне. Впрочем, я почти уверен, что ни твой брат, ни отец к этому не причастны.
— А как вам стало известно?
— Наемники… не самые надежные люди. Синдзя-тя знал, что я в городе и слежу за твоим делом. Он был готов порвать с бывшими товарищами по другим причинам и предложил мне… как сказать? Перекрыть плату, которую обещал за услуги заказчик.
— Синдзя-тя — их вожак?
