Семая его слова явно озадачили, но Маати не знал, как объяснить остальное, не упомянув про своего сына и не наплодив новых вопросов. Он просто замолчал, чтобы молчание договорило остальное. Наконец Семай принял позу согласия и склонил голову.

— Маати-кво… Простите, когда вы в последний раз спали?

Маати улыбнулся и не ответил.

— Хочу поговорить с одним из охранников, которые видели убийство моего ассасина. А ты не мог бы привести ко мне вечером слугу из дома Даната? Надо бы задать ему несколько вопросов…

Даната Мати встречали как героя. На улицах радостно кричали и пели, на площадях устроили гулянья. Стайки девушек плясали, украсив волосы цветочными гирляндами. Из паланкина, увитого золотыми и серебряными нитями, Данат смотрел на них, будто заботливый отец на любимых чад.

Идаан присутствовала, когда объявили, что Данат Мати остановился у моста и ждет отцовского позволения войти в город. Она спустилась вниз за гонцом, чтобы посмотреть, как откроются двери, как выплеснется на темные каменные улицы праздник. Горожане распевали бы не менее громко в честь Кайина, если бы убит был Данат.

Пока свита Даната пробиралась сквозь толпу, Идаан ушла во дворец. Весь утхайем нарядился, точно простой люд. Знатные семьи как бы невзначай собрались у большого зала Третьего дворца, и музыканты с певцами развлекали их балладами о великих воинах, которые пришли домой с поля брани, о новом времени и новой жизни. Они восхваляли мудрое мироустройство — будто забыли Биитру и Кайина, будто колесо мира не смазано кровью ее семьи. Идаан смотрела на все это со спокойным, приятным выражением лица, а душа ее корчилась от отвращения.

Когда паланкин Даната принесли в просторный двор, присутствующие, включая Идаан, разразились приветственными криками. Данат поднял руки и улыбнулся сразу всем, счастливый, словно ребенок в Ночь Свечей. Увидев в толпе сестру, он сразу же подошел к ней. Идаан подняла подбородок и приняла позу приветствия, как подобало. Данат не обратил на это внимания и облапил ее сильными руками, помотал из стороны в сторону и лишь потом поставил на ноги.

— Сестра! — воскликнул он, с улыбкой заглядывая ей в глаза. — Не могу передать, как я рад тебя видеть!

— Данат-кя… — начала она и запнулась.

— Как наш отец?

Естественная для этих слов печаль была легче притворной радости. Печаль отразилась и в глазах Даната. Вблизи Идаан увидела, как покраснели белки его глаз, как побледнела кожа. Да на нем грим! На щеках румяна, на губах помада, кожа присыпана пудрой теплого тона, чтобы придать здоровый вид. На самом деле лицо Даната было изжелта-бледным. Может, он заболел? Или стоит поискать медленно действующий яд…

— Тебя заждался, — произнесла вслух Идаан.

— Да. Да, конечно! А я слышал, что ты входишь в семью Ваунёги. Рад за тебя! Адра — хороший человек.

— Я люблю его, — сказала она и удивилась, что отчасти это до сих пор правда. — А ты-то как, брат? Ты… С тобой все хорошо?

На миг ей показалось, что Данат ответит. В нем будто что-то ослабло, улыбка сползла с лица, а глаза заглянули в ту же тьму, что таилась в ней самой. Данат встряхнулся, поцеловал ее в лоб и снова встал лицом к толпе. Вскоре он двинулся во дворец хая, приветствуя всех, кто был на пути, ликуя вместе с ними. Праздник только начинался. Данат с отцом какое-то время проведут наедине, а потом будущего хая по традиции приветствуют главы знатных семей. Ну, а затем — пиры, танцы и попойки на улицах, во дворцах и в чайных.

Идаан пошла в дом Ваунёги, к Адре и его отцу. Слуги встретили ее улыбками и почтительными позами. Главный распорядитель отвел гостью в маленькую комнату для встреч в задней части дома. Если и странно было использовать эту темную комнату без окон летом, когда люди предпочитали сады или беседки, распорядитель об этом не сказал. Здесь ничто не напоминало о ликовании в городе — словно среди лета воцарилась зимняя ночь.

— В Доме Ваунёги забыли, где хранятся свечи? — спросила она и повернулась к распорядителю. — Найдите хоть пару фонарей. Кто-то, может, и страдает от выпитого, а я только начала праздновать.

Распорядитель принял позу согласия, убежал и немедленно вернулся со светом. Адра и его отец сидели за длинным каменным столом под мрачными гобеленами в красном, оранжевом и золотом тонах. Когда двери закрылись, Идаан подвинула к себе табурет и села, переводя взгляд с отцовского лица на сыновнее. Потом приняла позу вопроса.

— Вы как будто расстроены! Город гудит, восхваляет моего брата, а вы сидите тут и прячетесь, как преступники.

— Есть повод для расстройства, — сказал Даая Ваунёги. Интересно, подумала Идаан, будут ли у Адры в старости такие же водянистые глаза и второй подбородок. — Я наконец связался с гальтами. Они потеряли к нам интерес. Убийство Ошая заставило их нервничать, а когда вернулся Данат… Мы думали, что соперничество между твоими братьями прикроет наш… наши дела. Теперь на это можно не рассчитывать. А поэт все вынюхивает, несмотря на дырку, которую в нем проделал Ошай.

— Чем больше поводов для расстройства, — заявила Идаан, — тем важнее не подавать виду. К тому же у меня остался еще один брат.

— Ты нашла способ убить Даната рукой Оты? — спросил старик. В его голосе читались насмешка — и тень надежды. И страх. Даая видел, на что Идаан способна.

— Я еще не составила план во всех подробностях. Но — да. Чем дольше мы ждем, тем подозрительнее будут выглядеть смерти Даната и Ваупатая.

— Ты по-прежнему хочешь убить поэта? — спросил Даая.

— Он не бросил расследование, не согласен обвинить во всем выскочку. Между Адрой и троном моего отца осталось трое живых: Данат, Ота и поэт. Мне понадобятся воины, чтобы осуществить задуманное. Сколько вы наберете доверенных людей?

Даая посмотрел на сына, словно ожидая какого-то ответа, но Адра не заговорил и не шелохнулся. Его будто вовсе не было. Идаан подавила нетерпение и наклонилась вперед, упершись ладонями в холодную каменную столешницу. Одна из свечей брызгала и плевалась.

— Я знаю одного… Известный наемник. Раньше выполнял мои задания и держал их в тайне, — неуверенно проговорил Даая.

— Освободим выскочку и перережем горло поэту, — сказала Идаан. — Вопросов о том, кто это сделал, не возникнет. Ни один разумный человек не усомнится в виновности Оты. Когда Данат кинется за ним, подоспеют наши люди.

— А выскочка? — спросил Даая.

— Пойдет туда, куда мы прикажем. Мы ведь спасем ему жизнь. Он и не заподозрит, что мы желаем ему зла. К свадьбе все будут мертвы, и, если все пройдет гладко, праздник выделит нас среди остальных претендентов. Этого хватит, чтобы снова подтолкнуть гальтов к действию. Адра займет престол еще до урожая.

Идаан откинулась назад и мрачно улыбнулась.

Молчание нарушил Адра.

— Не выйдет.

Идаан хотела принять позу вызова, но заколебалась, увидев его глаза. Они были холодны как зима. В отличие от растерянного Дааи Адра не был во власти страха. В Идаан шевельнулась тревога.

— Не понимаю, почему.

— Убить поэта и освободить Оту несложно. Но другое… Нет. Ты предполагаешь, что Данат возглавит охоту сам. Он не станет этого делать. А тогда все рухнет. Твой план провалится.

— Говорю тебе, Данат поедет на охоту, — сказала Идаан.

— А я говорю, что я уже видел, как работают твои планы!

Адра встал. Свечи высветили его лицо, под глазами возникли тени. Идаан встала, чувствуя, как к лицу приливает кровь.

— Это я спасла нас, когда Ошай попался! Вы оба мяукали как котята и выли от отчаяния…

— Хватит, — произнес Адра.

— С каких это пор ты мне приказываешь, когда говорить и когда молчать?!

Даая кашлянул и посмотрел сначала на Идаан, потом на сына, как ягненок, оказавшийся между волчицей и львом. Улыбка, которая коснулась губ Адры, была слабой и невеселой.

— Идаан-кя… Я буду твоим мужем и хаем города, не забывай. Твой план освобождения Ошая провалился. Ты понимаешь? Провалился. Мы лишились поддержки, убили человека, который был очень полезен для выполнения некоторых неприятных обязанностей, и подвергли риску меня и моего отца. Ты уже раз просчиталась, и твой новый план провалится снова, если мы тебя послушаем.