Идаан наклонилась к Адре и поцеловала его. На один страшный миг она была искренна — его мягкие губы разбудили в ней что-то плачущее, молящее о тепле и утешении. Ее тело вспомнило поэта, незнакомый вкус кожи, ложную надежду и защищенность в объятьях другого мужчины — не того, с кем она готовилась провести всю жизнь.
— Я не злюсь, милый. Просто устала. Очень устала.
— Это пройдет, Идаан-кя. Не забывай, что скоро все закончится.
— А потом будет лучше?
Он не ответил.
Свеча едва прогорела за следующую риску, когда появился луннолицый убийца. В черном хлопковом халате казавшийся воплощением тьмы, он поставил фонарь, изобразил приветствие, протер рукавом ящик и сел. Выражение его лица было любезным, как у лоточника на летнем рынке. Это разозлило Идаан еще больше.
— Итак, — начал Ошай, — вы позвали, я пришел. В чем ваши трудности?
Она хотела начать с Маати Ваупатая, но притворная кротость Ошая ее взбесила. Идаан задрала подбородок и приподняла брови, смерив его взглядом, как раба-садовника. Адра переводил глаза с одного на другого, будто ребенок, который смотрит на ссору родителей. Идаан прошипела, стараясь не брызгать слюной:
— Я хочу знать, как наши планы! Мой отец болен, а я получаю больше вестей от Адры и дворцовой челяди, чем от тебя.
— Примите мои извинения, о великая, — сказал Ошай без тени насмешки. — Встречи с вами рискованны, а письменные доклады невозможны. Наши общие друзья…
— Верховный Совет Гальта, — вставила Идаан.
Ошай продолжал, словно не заметил:
— …послали своих людей с предложениями в шесть домов. Сделки на железо, серебро, сталь, медь и золото. Переговоры уже идут. Думаю, если надо, мы затянем их на все лето. Когда не станет ваших братьев, вы уже будете замужем за Адрой. Учитывая мощные позиции его Дома, брак с вами и поддержку шести Великих Домов, чьи сделки будут зависеть от его хайства, к Ночи Свечей вы будете спать в постели матери.
— У моей матери не было своей постели. Она была всего лишь женщиной, не забывай. Ее продали хаю, сделали ему подарок.
— Это всего лишь фигура речи, о великая. Не забывайте, в свою очередь, что вскоре вы будете делить Адру с другими женами.
— Я не возьму других, — сказал Адра. — Таков наш уговор.
— Ах да, конечно, — осклабившись, закивал Ошай. — Что это я!
Идаан почувствовала, что краснеет, но сказала бесстрастно:
— А мои братья? Данат и Кайин?
— Да, пока они доставляют некоторые неудобства, потому что прячутся. Как мне сообщили, они боятся призрака вашего брата Оты. Возможно, придется ждать, пока ваш отец не умрет, прежде чем они наберутся смелости и выйдут друг против друга. К тому времени я буду готов. Вы все это знаете, Идаан-тя. Ведь вы не для того меня сюда вызвали? — Круглое бледное лицо ожесточилось. — Надеюсь, вы хотели не только проверить, как я читаю стихи по указке.
— Маати Ваупатай, — сказала Идаан. — Дай-кво послал его в нашу библиотеку.
— Это всем известно, — возразил Ошай, но Идаан показалось, что в его глазах мелькнула тень тревоги.
— Твоих хозяев не волнует, что новый поэт охотится за той же добычей? Что такого в древних свитках, чтобы ты подвергал себя такой опасности?
— Не знаю, о великая, — отвечал ассасин. — Мне доверяют тонкую работу, потому что я не стремлюсь знать то, что мне знать не положено.
— А гальты? Их не беспокоит, что Маати Ваупатай пороется в библиотеке первым?
— Им это… интересно, — нехотя признал Ошай.
— Ты того требовал. — Идаан шагнула к нему. — Когда ты пришел к Адре и его отцу, ты согласился помочь нам в обмен на доступ к книгам. Теперь твое требование может стать невыполнимым.
«Останется ли поддержка?» Невысказанный вопрос повис в морозном воздухе. Если гальты не получат от Адры и Идаан желаемого, будут ли они содействовать их безумному и жестокому плану? У Идаан бешено застучало сердце. Она почти надеялась услышать «нет».
— Поэту положено заниматься древними текстами, — сказал Ошай. — Если бы поэт приехал в Мати и не воспользовался библиотекой, это выглядело бы странно. Совпадение по времени любопытно, однако пока не вызывает тревоги.
— Он расследует смерть Биитры. Он спускался в шахты. Он задает вопросы.
— Какие вопросы? — Ошай перестал улыбаться.
Она рассказала все, что знала, начиная с появления поэта и заканчивая его интересом к придворным, знатным Домам, предместьям и шахтам. Она вспомнила, кому он хотел быть представлен, и имя, которое он постоянно называл: Итани Нойгу. Его интерес к наследованию престола в Мати казался отнюдь не академическим. Идаан закончила рассказом о его посещении рудника Дайкани и постоялого двора, где ее брат погиб от руки Ошая. Когда Идаан закончила, оба собеседника не стали ничего говорить. Адра выглядел растерянным, Ошай — просто задумчивым. Наконец убийца принял позу благодарности.
— Вы были правы, что позвали меня, Идаан-тя. Не думаю, что поэт точно знает, что ищет. Плохо уже то, что он что-то ищет.
— Что же нам делать? — выпалил Адра.
Услышав отчаяние в его голосе, Ошай встрепенулся, как гончая от крика птицы.
— Вам — ничего, высочайший. Ни вам, ни великой ничего не надо предпринимать. Я обо всем позабочусь.
— Ты его убьешь, — сказала Идаан.
— Если сочту это наилучшим выходом, то…
Идаан сделала жест, которым хозяева исправляют ошибки слуг. Ошай замолчал.
— Это не просьба, Ошай-тя. Ты его убьешь.
Убийца сузил глаза, потом в уголках его рта мелькнуло некое подобие улыбки, а отблеск свечи в глазах потеплел. Ошай мысленно что-то взвесил и изобразил позу согласия. Идаан опустила руки.
— Что-нибудь еще, высочайшие?
— Нет, — ответил Адра. — Это все.
— Выждите еще пол-ладони, — посоветовал Ошай. — Свое присутствие я объясню, ваше и объяснять не надо. А вот втроем показываться не стоит.
С этими словами он исчез. Идаан посмотрела на небесные двери. Ей очень захотелось распахнуть их снова, хоть ненадолго. Увидеть под собой землю и небо.
— Странно получается, — проговорила Идаан. — Если бы я родилась мужчиной, меня бы отправили в школу. Я стала бы поэтом или приняла бы клеймо. Вместо этого меня держали во дворце, и я оправдала их страхи. Кайин и Данат прячутся от брата-отступника, который хочет убить их и забрать себе трон. А это я. Я — Ота Мати. Только они этого не понимают.
— Я люблю тебя, Идаан-кя.
Она улыбнулась, потому что больше ничего не могла сделать. Он услышал ее слова, но ничего не понял. С таким же успехом можно было говорить с собакой.
Идаан взяла его руку в свою, переплела пальцы.
— Я тоже тебя люблю, Адра-кя. И я буду счастлива, когда мы со всем покончим и завоюем престол. Ты станешь хаем Мати, а я — твоей женой. Мы будем править городом вместе, совсем как мы мечтали… Уже прошла половина ладони. Нам пора.
В ночном саду они расстались — он пошел на восток, к дому своего семейства, а она — на юг, в собственные покои. Однако вскоре Идаан свернула на запад, на обсаженную деревьями дорожку, которая вела в дом поэта. «Если ставни закрыты, если горит только ночная свеча, — сказала она себе, — входить не буду». Но фонари горели ярко, ставни были распахнуты. Она тихо обходила дом, заглядывая в окна, пока не услышала звук голосов. Рассудительный негромкий голос Семая и еще чей-то — мужской, зычный и самодовольный. Баараф, библиотекарь. Идаан нашла дерево с низкими ветвями и большой тенью, присела и набралась терпения, мысленно приказав Баарафу уйти поскорее.
Луна прошла полнеба, когда два силуэта наконец приблизились к двери. Баараф шатался, как пьяный, а Семай, хоть смеялся так же громко и пел так же дурно, стоял прямо. Идаан видела, как Баараф принял небрежную позу прощания и ушел по дорожке прочь. Семай проводил его взглядом, покачав головой, и обернулся к дверям.
Идаан поднялась и вышла из тени.
Когда Семай ее заметил, она остановилась. У него могли быть другие гости. Он мог махнуть: «Уходи!», и она пошла бы среди ночи обратно к себе, в свою постель. Эта мысль наполнила ее черным ужасом. Но поэт протянул ей руку, другой показывая на свет в доме.
