— Поручитель? Провинность?
Эти вопросы могут показаться странными кому угодно, но только не человеку, нервно сглатывающему слюну. И он, и я играем сейчас по одним правилам. Правилам старинной, но до сих пор распространённой игры под названием «Остаться в живых». А ещё вашему покорному слуге посчастливилось в своё время ночь напролёт слушать пьяную исповедь г’яхира,[9] который считал, что не сможет дожить до рассвета. Как же он ошибался: смерть настигла парня лишь сутки спустя… А мне — в качестве посмертного дара собутыльника — досталась груда совершенно бесполезной на первый взгляд информации. Но, как выясняется, ничто в этом мире не пропадает зря!
— Я не буду повторять дважды! — В самом деле не буду. Хотя бы потому, что сам забуду, о чём спрашивал.
— Поручитель — г’яхир Полуденной Розы[10] эс-Сина.[11] Вина — нежелание содействовать.
Вот как? Браво, Лаймар! Я бы, например, не рискнул отказаться от предложения «принять посильное участие в созидании славного будущего Южного Шема». Впрочем, мне и не предлагали. Нос у меня не в том масле испачкан.
— Можешь вернуться домой. По праву het-taany[12] я принимаю обязанности Поручителя. — Убираю кайру в ножны, и убийца облегчённо выдыхает.
Могу понять почему: ты уже настроился на безвременную кончину, да ещё вкупе с невыполненным заказом, что для кихашита тяжелее всех и всяческих долгов, и тут на тебе! Какой-то беспечный чудак произносит волшебное слово «het-taany», принимая на себя грех твоей оплошности… Можно вознести искреннюю хвалу богам и смело отправляться за новым заданием.
— Как мне назвать вас, господин? — важный вопрос.
— Скажешь: тебя отпустил тот, кому Шан-Мерг подарил свой последний вдох.
Минута тишины. Такая долгая, что кажется вечностью. А потом кихашит опускается на колени и лбом касается дощатого пола, отдавая дань почитания прозвучавшему имени. И мне. Эх, дяденька, не заслуживаю я такого. Всего-то и сделал, что…
…Никак не могу привыкнуть к нескольким очень досадным мелочам. К вою песчаной бури за стенами хирмана.[13] К чадящим фитилям масляных светильников, распространяющим в воздухе аромат подгоревшей еды. К ощущению полнейшей беспомощности перед злорадной ухмылкой Судьбы…
Непогода застала меня посреди ничего — как раз на том участке эс-Сина, где проще встретить демона, нежели человека. На какие доходы существовал хозяин обшарпанного «приюта», можно было только догадываться. Наверное, обирал трупы постояльцев. Впрочем, я куда больше боюсь не высохшего под знойным солнцем пустыни старика, а того, кто волей случая составил мне компанию.
Мужчина, вдвое старше меня. А может, и не вдвое: скорбные морщины, рассекшие высокий смуглый лоб, никого не омолодят. И глаза… Про такой взгляд говорят: потухший. И тому есть причины. Шан-Мерг (как он сам представился) собрался умирать. Только я никак не могу понять, на чём основывается его жуткая уверенность в приближении смерти.
Всю предыдущую ночь мы провели без сна: он — беспрерывно рассказывая о себе и своей… хм, работе, я — слушая. И борясь с крупной дрожью, потому что мне было страшно. Очень страшно.
Мой собутыльник оказался г’яхиром. Какой именно провинции — я забыл сразу же, как только осознал, что делю стол и кров с человеком, которому ничего не стоит забрать мою жизнь. И не только жизнь, кстати: я ведь дожидаюсь каравана. Дожидаюсь, сидя на деньгах и верительных грамотах х’аиффа.[14] Если что-нибудь потеряю или — того хуже — меня обворуют, можно не возвращаться к Заффани. Проще самому закопаться в песок. Прямо за дверью…
И даже выпивка не помогает. Хвалёное «Дыхание пустыни» мало того что не расслабило тело и не успокоило сознание, напротив: натянуло все нервы, как струны лютни. Голова гудит от смешанных в кучу откровений г’яхира, постепенно тупея и отпуская все мысли, кроме одной… Я выберусь отсюда ЖИВЫМ?!
— Ты слушаешь?
— А?.. Да, конечно… — поднимаю взгляд от стола.
Подёрнутые пеплом тоски угольки глаз смотрят на меня в упор. Очень внимательно.
— А мне кажется, что нет… Впрочем, это и неважно. Ты не попытался сбежать — вот что мне нравится.
Сбежать? Куда? В пасть бури? Я похож на самоубийцу? Никогда бы не подумал… Опять же поручение моего работодателя. Как я могу его не выполнить? Это означало бы полное и безоговорочное признание собственной несостоятельности. Во всех смыслах.
Г’яхир, видно, догадывается, какие демоны терзают мою душу, потому что невесело усмехается:
— Я не имел в виду смелость, парень. Даже самый отважный человек на твоём месте чувствовал бы себя… нехорошо. Возможно, если бы ты был старше и опытнее, ты бы предпочёл выйти за Порог. Ещё вчера.
Я и так почти парализован страхом, а он добавляет ещё и ещё… Зачем? Хочет поиздеваться? Можно было бы предположить такое стремление — особенно со стороны человека, ожидающего свой смертный час, но… В глазах Шан-Мерга плещется тоска. Тоска человека, который вынужден уйти, оставив незавершённым дело. Очень важное дело.
— Я не могу себе позволить…
— Испугаться? Вижу. Тебя держит нечто посильнее любого страха. Чувство долга, верно? Я угадал?
Не отвечаю, но мой ответ г’яхира не интересует. Шан-Мерг думает о чём-то другом. Думает примерно минуту, потом встаёт и медленно начинает обходить стол, бормоча себе под нос:
— Как всё не ко времени… Не к месту… Парень — всё, что у меня имеется, но достаточно ли того, что под рукой? Впрочем, выбора нет…
— А меня учили, что выбор есть всегда. Нужно только рассмотреть все пути, ведущие с перекрёстка, — как всегда не подумав, блещу вбитыми в голову истинами. Мужчина останавливается совсем рядом со мной и проводит рассеянным взглядом по стене комнаты.
— Очень может быть… Ну если ты СМОЖЕШЬ сделать выбор за меня… Сделай его!
Сильные пальцы властно вцепляются мне в волосы.
— Эй, что вы… — успеваю только возмущённо открыть рот, а в следующее мгновение…
Комок чужого дыхания втыкается в моё горло, и я едва не захлёбываюсь жарким и странно сухим ветром. Ветром, несущим на своих крыльях последний вдох Шан-Мерга…
Потом было многое. Несколько бессонных суток наедине с мёртвым телом. Песни песка — то вкрадчивые, то угрожающие. Дочери Йисиры. «Белая Фаланга». Долг, который требовал оплаты и был уплачен. Мной.
Многое было. Но в одном я совершенно точно завидовал Шан-Мергу: ему повезло уйти, оставшись. Хотелось бы верить, что и мне когда-нибудь удастся такое.
…Песок пустыни всхлипнул в последний раз и умолк, прячась в тайниках памяти. Я посмотрел на склонившегося в глубоком поклоне убийцу.
— Ступай! Если через минуту твои следы не остынут на пороге этого дома, я возьму своё обещание обратно!
— Как прикажете, Карающий![15] — Ему не понадобилось и вдоха, чтобы, подхватив орудие своего труда, исчезнуть в коридоре.
— Вы закончили здесь, почтенный Лаймар? — обращаюсь к кудеснику, который за всё время моей беседы с кихашитом не проронил и звука.
— Да, вполне. Что вы хотите предложить?
— Спуститься вниз и поговорить. Согласны?
— Я могу отказаться? — Лёгкая усмешка.
— Можете. Но лучше не надо. Считайте это… дружеским советом.
— Что ж… — Маг вздохнул. — Если позволите, я присоединюсь к вам через несколько минут.
— Буду ждать. — Я выделил голосом слово «буду» и оставил Лаймара отдавать последние указания совершенно растерянной женщине.
* * *
Придёт или не придёт, вот в чём вопрос. Что помешает магу сбежать? Да ничто. Есть два ручных зверька, которые — если дать им волю — охотно управляют своим хозяином. Любопытство и совесть. С дурными наклонностями первого из них я уже кое-как справился, а второй… Не менее опасный противник, кстати. И главная его черта — никогда не прячет оружие в ножны. Клинок может отодвинуться, прижаться плотнее, взрезать кожу или печально просвистеть рядом, но полоса серой стали никогда и никуда не исчезнет. Вы сражались со своей совестью? И кто победил? Только не лгите, а скажите откровенно… Молчите? Вот и я тоже… Лучше промолчу.
