Он вздохнул, присел на лавку и подпёр руками подбородок.

— Окружение. Или вы предполагаете, как ваши действия будут восприняты, и вам это заранее не нравится, или же… Не можете предугадать чувства других людей. Оба случая неприятны, но в первом из них вас будут терзать сожаления, а во втором — сомнения.

Да, пожалуй. Я знаю, как поступлю, и знаю, что не все вокруг будут довольны. Многие, но не все. И как раз в числе этих некоторых находятся люди, особенно важные для меня. Но думать о дурном буду, когда придёт срок ему наступить, а пока…

— Вы правы. Но именно сейчас меня тревожит уже свершившееся. Я боюсь.

— Боитесь? — Он пристально вгляделся в моё лицо. — Пожалуй. Но боитесь не реальной опасности, а выдуманной. Существующей только в вашем воображении.

Почему-то его слова показались мне обидными.

— Много вы понимаете!

Соглашается:

— Немного. Сам грешу пустопорожними переживаниями. Если желаете доверить свои страхи словам, выслушаю. Если нет, уйду; навязывать вам своё общество против вашего желания я не намерен.

— Вы…

Джерон поднялся на ноги и коротко поклонился:

— Доброго дня, dan Ра-Гро.

Сейчас он действительно уйдёт, а я останусь. Наедине. С самим собой. Не-е-е-е-ет!

— Постойте!

Он обернулся уже в дверях.

— А я уже.

— Что?

— Стою.

Ахм. И что говорить дальше? Да, по части словесных баталий этот парень не уступит даже Ра-Дьену, самому большому из знакомых мне любителей поставить собеседника в тупик. Стоит, разумеется. И, что особенно занятно, никоим образом не показывает, что делает одолжение, задержавшись по моей просьбе. Просто терпеливо ждёт. Как же проходили предыдущие годы его жизни, если он ухитрился обучиться искусству, которое я сам только-только начинаю постигать? Впрочем, мне почти всё доставалось без особых усилий, и жена в том числе; если бы вынужден был биться за каждый вдох, наверняка тоже годам к тридцати стал бы спокоен, как скала. Если бы дожил.

— Я не хотел…

— Обидеть? Полно! Простите, что предложил свои услуги, но мне на мгновение показалось, что вы в них нуждаетесь, только и всего. И если я ошибся, то вина за ошибку ложится на меня.

— Вы не ошиблись.

Он прислонился к косяку и спросил:

— Расскажете?

— Вряд ли вам будут интересны мои бредни.

— Важно, чтобы они были интересны вам. Считайте, что я… Никогда не откровенничали с зеркалом?

Я фыркнул, вспомнив своё домашнее зеркало. Вот уж перед кем не хотел бы растекаться в жалобах, так это перед заключённым в стеклянную гладь старым ворчуном! Хотя он, вне всякого сомнения, потешился бы.

— Я сказал что-то смешное?

— В некотором роде… Просто зеркала бывают разные.

— О да! — Он с какой-то странной грустной нежностью посмотрел на сжатый кулак правой руки. — И каждому из нас уготовано своё. Так о чём вы хотели поговорить?

— Мне нужно съездить в родовое поместье.

— И в чём же дело?

— Боюсь.

— Чего именно? Возвращения к истокам?

— Можно и так сказать… Боюсь встречаться с матерью.

В зелёных глазах появилось искреннее недоумение:

— Почему?

— Она… Её огорчит мой вид.

— Не понимаю.

— Мои волосы.

— И что с ними такое?

— Они КОРОТКИЕ.

— Ну да, короткие. И выглядите вы очень даже неплохо. Вашей матери больше нравится, когда вы носите косу?

В самом деле не понимает. Эх, не надо было заводить весь этот разговор. Хотя, а кому ещё я могу сознаться в своих страхах? Не с Вигером же откровенничать: он и так всю дорогу обратно смотрел на меня глазами, полными жалости.

— У меня должны быть длинные волосы. То есть у Стража должны быть длинные волосы, иначе он не может исполнять свой долг.

— Хотите сказать, что сейчас не способны разговаривать с водой?

Тон голоса напомнил дорвавшегося до игры ребёнка, а мигом позже…

Правда-правда-правда не можешь? В самом деле, в самом деле, в самом деле? Врёшь, врёшь, врёшь!..

Волна смешливого удивления накатила, сбила с ног, смяла и отхлынула назад. А когда я отдышался, Джерон повторил тот же вопрос, что мгновением раньше наполнял моё сознание:

— Правда?

Могу или нет? И сам не знаю. Сейчас, кажется, читал яснее ясного, но вчера вечером не мог докричаться ни до чьих ощущений, в том числе и своих собственных. Что со мной происходит?

— Судя по многозначительному молчанию, кое-что вы всё-таки в моих мыслях уловили. Верно?

— Да, но не уверен, что…

— Вот именно! — Он торжествующе кивнул. — НЕ УВЕРЕНЫ. В этом и состоит ваша главная ошибка. Сомнения излишни, dan Ра-Гро: ваш дар остался при вас, да и не мог никуда деться от одного только усекновения волос.

— Но…

— Вчера на острове вы ведь тоже кое-что почувствовали. Когда я возился с браслетами.

Какой хитрющий взгляд!

— Подглядывали, признайтесь!

Ну да, подглядывал. Чуть-чуть. И позорно сбежал, едва дверь чужой души приоткрылась пошире.

— Да, имел неосторожность.

— А это было уже после стрижки! Но вы в тот момент ещё не осознавали произошедшие изменения, более того, условия были неблагоприятные, однако ничуть не помешали. Улавливаете мысль?

— Признаться, пока нет.

Джерон устало выдохнул:

— Ваша способность говорить с водой не покинула вас. Возможно, и не могла покинуть полностью, даже без подпитки речной водой, а только уснула бы. До лучших времён. А волосы… Они важны, но… Представьте себе воина. Опытного, сильного, умелого. Допустим, у него есть меч: длинный, добрый клинок. Воин прекрасно им владеет и считается непобедимым. Но в какой-то из схваток меч, предположим, становится непригоден к использованию, а возможности заменить его новым нет. Воин остаётся безоружным. Сравнение понятно?

— Да. И какое отношение оно имеет ко мне? По-вашему, я тоже безоружен?

— Подождите делать выводы. Я сказал «воин», а не «боец». Чувствуете разницу? Воин будет воином даже на смертном одре. Есть в руках клинок или нет, неважно: он сам себе оружие. Самое совершенное. Непобедимое. А сталь… Она всего лишь продолжение пальцев. Перчатка. Но разве, теряя перчатку, вы разучиваетесь пользоваться рукой?

— Получается…

— Волосы — всего лишь инструмент. Они позволяют вам быстрее получать необходимые для анализа ощущения, даже проводят первоначальный анализ, но они не главное. И потом, у вас на теле достаточно волос, чтобы не оплакивать потерянные!

Это верно. Волос много. И то, что он сказал, правда: теперь, немного успокоившись и вспомнив свои ощущения, не сомневаюсь. Всё моё осталось при мне. Но…

Как я смогу доказать это маме?!

Джерон, заметив моё смятение, огорчённо шмыгнул носом:

— Вижу, не убедил.

— Убедили, уж что-что вы умеете делать, так это убеждать! Но видите ли…

— Другие не поймут, да?

— Именно. Мама не поверит, а если и поверит… Всё равно будет считать семью опозоренной.

Он всплеснул руками:

— Пресветлая Владычица, как всё запущено! Измерять честь длиной косы? Куда катится мир? Если это возможно… Полагаю, не только ваша мать посчитает короткие волосы позором. Я прав?

— Ага. И она, и друзья, и телохранители, и…

Моя жена. Наис. Боги, о ней-то я и не подумал… Лучше было утопиться.

— Да, на такое количество людей моего дара убеждения не хватит. Но я всё же могу попытаться.

— Не нужно, они родились с уверенностью, что у Стража должны быть волосы до пят. И умрут с той же уверенностью. Не стоит тратить силы зря.

Он задумчиво почесал щёку.

— Хорошо, как скажете. Я просто хотел хоть чем-то отплатить за вашу любезность.

— Любезность?

— Вы согласились помочь мне в половине поручений, приняли меня в своём доме, немного познакомили с городом. Не хочу оказаться неблагодарным.

— Неблагодарным?!

Хоть с момента пробуждения поводов для веселья не угадывалось даже за горизонтом, меня всё-таки рассмешили.

— Неблагодарным? Ххаг меня задери… Вы спасли меня и считаете ЭТО недостаточной платой? Да я должен вам всю свою оставшуюся жизнь!