Гарсен убрал ноги со стола и придвинулся поближе, а Богорт оставил без своего внимания выпивку и закуску.

— Определённо немагического происхождения. Вызывает слабость, вялость мышц и утрату ощущений. Насколько мне известно, последнее — преддверие скорой смерти.

— Слабость и вялость? В такую жару по вашему описанию мы не отличим больного человека от здорового, — здраво рассудил маг.

— Согласен. Но есть ещё один признак. Изменение цвета и густоты крови.

— Например?

— Кровь теряет свою красноту, постепенно становясь прозрачной и похожей на студень.

— Уже кое-что, — кивнул Богорт. — Можно начать проверку хоть сейчас!

Он недолго думая вытащил из ножен, спрятанных в складках одежды, короткий кинжал и кольнул свой палец. Из ранки немедленно показалась капля. Тёмно-алая и, вне всякого сомнения, жидкая. Гарсен задумчиво почесал подбородок и тоже потянулся за кинжалом. Я, без удовольствия, но из чувства солидарности, присоединился к обществу взрослых мужчин, с серьёзным видом рассматривающих собственные продырявленные пальцы.

— Итак, господа, насколько можно заключить, мы трое не больны, — провозгласил управляющий после минутного созерцания красных капель.

— Или же пока не дошли до заметной стадии, — внёс поправку маг, после чего оба выжидательно посмотрели на меня.

Я поспешил рассеять возможные опасения:

— Вероятнее всего, болезнь вас не тронула. Если вы не пили воду из источника или делали это крайне редко, шансы остаться здоровыми очень велики. Но как насчёт остальных?

— За моряков я спокоен, — махнул рукой Гарсен. — Они воды в море насмотрелись и наглотались, так что, когда попадают на сушу, пьют то, что горит, а не то, что может затушить огонь.

— Хорошо. А портовые рабочие?

— Скорее всего, тоже не просыхали. С начала весны цены на привозную воду резко выросли, и её стали пить только те, кто считал нужным выделиться среди остальных. Мол, мы можем себе это позволить, — сообщил Богорт.

— Значит, далеко не все горожане пользовались источником?

— Выходит, не все, — кивнул Гарсен. — Моряков исключаем, бедняцкие кварталы — тоже. Хотя…

— Что?

— Управитель Вэлэссы только торговать водой не всем разрешал, а для собственного пользования — бери не хочу. Многие бедняки могли пить эту воду.

— И бедняки, и богачи… — Я куснул губу. — Фрэлл! Разделения не получается.

— Это точно, — подтвердил маг. — И в какой-то мере справедливо: не всё же время одним быть несчастными, а другим счастливыми?

— Пожалуй, — согласился Гарсен, наполнил бокал, стоящий рядом со мной, и поднял свой. — Так выпьем же за справедливость!

— С радостью!

Мы выпили и обсудили дальнейшие действия. Богорт заверил меня, что безветренная погода простоит ещё с неделю, не меньше, чем несказанно порадовал, потому что исключался прорыв периметра со стороны моря (суша была с чистой совестью отдана мной на откуп Егерям). А потом я направил свои стопы в резиденцию мэнсьера Вэлэссы с целью поставить его в известность о положении, в котором оказался вверенный ему город, а заодно убедиться, что старший и последний из сыновей герцога Магайона цел и невредим, потому что после гибели Кьеза (пусть и заслуженной) мне не хотелось допустить смерть Льюса, тем более столь нелепую и страшную.

Дом назначенного правителя города потрясал воображение. Нет, не роскошью. Плохо скрытой попыткой отгородиться от прочих жителей Вэлэссы. Попыткой того, кто должен был бы стать неотъемлемой частью горожан, провести границу между ними и собой.

Во-первых, глухая каменная ограда. Юго-западное побережье — довольно тёплое место, и, если мэнсьер хотел защитить себя и домочадцев от знойного лета, гораздо полезнее было бы пустить по ажуру кованой решётки лозы вьюнков: и тень обеспечат, и будут радовать глаз яркими кистями цветов. А тут… Голый пыльный камень и снаружи, и внутри, в просторном дворе. Согласен, в качестве заградительных укреплений неплохо, но всю жизнь жить в крепости? Я бы не согласился. Впрочем, это ведь не мой дом, верно?

Во-вторых, стражники, несмотря на жару, потеющие под тяжестью кирас, шлемов, стёганых курток и штанов. Слишком много. Стражников, имею в виду. Для мирного порта да в мирное время — непозволительно много. Хотя враждебности они не выказали, молчаливо проводив до дверей, стоящий в проёме которых человечек, даже на взгляд кажущийся мокрым и скользким, ласково и донельзя презрительно осведомился, что привело меня к господину мэнсьеру. В ответ я молча раскрыл правую ладонь, усилиями серебряного зверька и Мантии снабжённую Знаком Мастера.

Человечек переменился в лице, добавил в свой голос ещё больше мёда, невольно заставив задуматься, как эта вязкая патока вообще способна покидать губы, и, торопливо кланяясь, уковылял в глубь дома. А минуту спустя я был препровождён прямиком в кабинет правителя Вэлэссы.

Составлять впечатление о хозяине дома по внешнему виду стен несколько необдуманно, хотя, как правило, редко приводит к выводам, в корне ошибочным. Но, честно говоря, при виде мэнсьера мне стало немножко стыдно, что успел записать незнакомого человека в злодеи.

Сухонький, подвижный, несомненно пожилой, но очень бодро выглядящий и при этом совершенно не молодящийся, как многие его сверстники. Одет по всем правилам этикета, и даже не расстегнул ворот рубашки, словно готовился к встрече по меньшей мере со своим сюзереном. Седые редкие волосы аккуратно зачёсаны назад, увлажнены и приглажены, прозрачные глаза смотрят внимательно и… Нет, не более того — каких-либо чувств в обращённом на меня взгляде я не нашёл, и вот это мне не понравилось. Единственный изъян в благообразном старике. Всегда должно быть что-то: симпатия, неприязнь или просто усталое равнодушие, но не их полное отсутствие, говорящее о внутреннем напряжении собеседника.

— Чем могу быть полезен Мастеру? — склонив голову набок и наметив этим движением вежливый поклон, спросил мэнсьер.

Ещё один крохотный повод насторожиться: ни капельки иронии по поводу моего возраста. С чего бы это? Прожитые годы взращивают в человеке досадливую (или же, в лучшем случае, добродушную) снисходительность по отношению ко всем, кто младше. Старичок, не выказывающий по отношению ко мне ровным счётом никаких эмоций, не может быть лишён упомянутого недостатка. Снисходительны все без исключения и старые ворчуны, и мудрецы, но последние сознают собственное несовершенство и старательно его скрывают. Этот же человек ничего не прячет либо… Он ещё не вступил в Игру и только на глаз прикидывает, сколь сильными фигурами располагает противник. Если так, не стоит медлить, сделаю первый ход, а там поглядим.

— Вы управляете небольшим, но весьма уютным и красивым городом, почтенный. Вэлэсса — настоящая жемчужина, хоть и не может похвастать величиной.

— Вы правы, — следует осторожное согласие со стороны мэнсьера.

— В этом городе живёт много разных людей… Вы, как управитель, наверняка заинтересованы в их благополучии?

— Разумеется, Мастер.

— О благополучии не только имущества, но и здоровья, не так ли?

— Без сомнения, потому что не будет сильных и здоровых рук, не будет и налогов! — оживившись, подхватил старичок.

Так, пока идём нога в ногу. Замечательно.

— Полагаю, горожане аккуратны в платежах своему господину?

— Не все, Мастер, не все, — притворный вздох. — Но нерадивые плательщики несут заслуженное наказание.

— А те, кто платит охотно и щедро? Возможно, они получают за свою преданность определённые поощрения?

— К чему вы клоните?

— Например, пай на продажу воды. Чем не выгодно? Особенно в такую жару. Нарасхват ледяная водичка, верно?

— Торговцы не жалуются, — подтвердил мэнсьер, и напряжения в его голосе и взгляде прибавилось настолько, что оно уже не могло спрятаться за безразличием.

Значит, ты замочил лапки, старик. Следовало ожидать. Можно предположить заговор, но следует рассмотреть и более простое объяснение: примитивную жажду наживы. Отравлена вода или нет, дело десятое, когда прямо под носом кругами вышагивает возможность сделать деньги из ничего. И ведь как умно придумано: сам можешь хоть залиться, хоть утопиться, а продавать — ни-ни! Только доверенные и проверенные лица допущены к золотой жиле. Права горожан ни в чём не ущемлены, а приезжие купцы и прочий люд вынуждены тратить кругленькие суммы только на утоление жажды, увеличивая поступления в казну. Рачительный хозяин у Вэлэссы, ничего не скажешь. И упрекнуть-то не за что.