— Да, но… Я не стану его продавать!

— А как насчёт того, чтобы сдать комнаты постояльцам? Много заплатить не смогу, но они всё равно пустуют, так что ты ничего не потеряешь. Мебель обещаю не ломать!

— Я… Мы бедные люди, благородным господам не к лицу жить с нами под одной крышей, — твёрдо заявил юноша.

— Хорошо, если уж назначил меня «господином», позволь мне самому решать, что к лицу, а что нет. Четыре стены есть, крыша есть. Много ли ещё надо? Да и за девочкой присмотрим, если понадобится. Тебя, похоже, целыми днями в доме не бывает?

— Да, но…

— Почему ты не согласишься, Руми? — дёрнула брата за рубаху малышка. — Он хороший.

— Ты совсем его не знаешь!

— Я же вижу, — просто ответила девочка, и юноша осёкся.

— Ладно. Можете жить здесь. Надолго?

— Нам нужно дождаться одного корабля, и сразу уедем.

— И много вас?

— Четверо. Не считая лошади…

Юноша по имени Румен молчал всю дорогу до места, где меня ждали мои спутники, и обратно. Сначала дулся и робел, не зная, о чём и как со мной можно разговаривать, а потом не решался открыть рот в присутствии четырёх взрослых мужчин. Как выяснилось, даже Хок без труда выходил ему старшим братом, потому что Руми едва-едва отпраздновал четырнадцатилетие и выглядел старше своих лет по довольно печальной причине. Из-за тяжёлой работы.

Родители Румена и Юлеми умерли несколько лет назад, оставив детям дом на городской окраине, старую лошадь и будущее, до которого, впрочем, ещё надо было дожить. Девочка в силу совсем юного возраста — восемь лет — и слабого здоровья (а кто будет большим и сильным, если плохо питается?) работать не могла, поэтому все труды по содержанию дома и семьи легли на плечи брата. Тёплые места в порту были давным-давно поделены и расписаны на поколения вперёд, так что Руми не оставалось ничего, кроме каменоломен. Конечно, пустить в карьер такого мальца никто бы не позволил, поэтому юноша только грузил вытесанные каменные блоки на подводу и доставлял к причалам, где опять-таки сам занимался и разгрузкой. Работа на воздухе, да ещё связанная с большими нагрузками на растущий организм, не замедлила сказаться: при всей сухости тела костяк у парня раздался вширь и обещал взрослому Румену хорошую стать. Если, конечно, подкармливать мышцы, а с этим дела обстояли неважно — зимой денег на еду хватало, но весной, когда стало невозможно пить городскую воду, Юли приболела. Брат строго-настрого запретил ей выходить из дома, выкраивал минутки, чтобы съездить к источнику, и потратил большую часть сбережений на походы к лекарям, которые только разводили руками. Девочка продолжала угасать, Руми был в полном отчаянии, а тут ещё и мы как снег на голову… Впрочем, от нас пользы было больше.

Вот когда я порадовался, что мои приказания исполняются беспрекословно (ворчание Мэтта, вздохи Хока и терпеливое молчание Бэра в расчёт не принимались)! Единовластно было решено: оказать хозяину приютившего нас дома посильную помощь. То бишь отрядить по меньшей мере двоих из нас с лошадью и телегой на перевозку лимируда. Много-немного, а прибавка к заработку будет. Разумеется, выбор пал на Хока и Бэра, потому что маг сразу и весьма категорично предупредил: таскать тяжести — не его призвание. Я, как командующий, тоже избавил себя от трудовых тягот, но совсем по другой причине, хоть и не менее эгоистичной — мне требовалось свободное время для книги. Да, той самой, которой меня снабдил в дорогу Ксо. А для ознакомления с её содержанием нужно было остаться одному и в относительном покое, чего невозможно добиться в присутствии трёх парней, только и ожидающих, что твоего очередного повеления. Но чтобы смягчить возможную обиду, я вызвался съездить за водой к источнику, снабжающему сейчас город. Руми отправился в качестве провожатого, а Мэтт, видимо, всё же чувствуя некоторую неловкость, вызвался помогать сам.

— Это здесь.

Средь холмов. В стороне от дороги, в одночасье превратившейся из заброшенной в наезженную. В глубине поляны, вытоптанной ногами и копытами. Отвесный склон, по которому в каменную чашу стекает струя воды.

— Она переполняется? — спрашивает Мэтт, оценивая силу и скорость потока.

— Ни разу не видел, — сконфуженно признаётся Руми. — А должна?

— Не обязательно, — следует моя реплика. — Если в дне имеются трещины, их достаточно, чтобы вода успевала уйти, а не переливалась через край.

Брат Юлеми спрыгнул с телеги, подошёл к источнику, зачерпнул немного воды ладонью и с наслаждением выпил.

— Попробуйте! Сладкая, как мёд!

Маг сморщился.

— Без меня, пожалуйста.

— Брезгуешь?

— С детства не терплю сладкое. — Он презрительно фыркнул, отворачиваясь и делая вид, что занят стаскиванием с телеги вороха кожаных мехов.

Я к сластям отвращения никогда не испытывал и с готовностью склонился над нерукотворной чашей, опуская в воду пальцы правой руки.

Брр! Холодная. Будто с ледника течёт. Хотя, по нынешней жаре лучше не придумаешь. Я сделал глоток и… Выплюнул всё обратно. На траву. Да уж, мёд. Приторный настолько, что у меня свело зубы и челюсти разом, а в горле встал комок. Мэтт ехидно подытожил:

— Смотрю, и тебе местная водичка не по вкусу пришлась.

— Пожалуй. Хотя, если из городских колодцев вообще пить невозможно, придётся терпеть эту.

— Наверное, вы к такой холодной не привыкли, — поспешно предложил свою версию событий Руми. — Вы подождите, пока чуть согреется, потом и попробуете.

Я попробовал, но впечатление оказалось ещё хуже: сладость приобрела гнилостный привкус, живо напомнивший мне аромат подпорченного мяса. Что за напасть такая? Может, я заболел? Знаю, бывают такие болезни, во время которых самый лакомый кусочек проглотить невозможно, в лучшем случае он будет казаться пресным, как лепёшка, испечённая в Неделю Очищения, а в худшем… Нет, о плохом думать не буду. Правда, должны ещё присутствовать насморк и повышенная температура тела, а этих признаков недуга я у себя не нахожу. Списать всё на усталость и раздражение, вызванное непредвиденной задержкой на пути? Или объяснить вкус воды теми рудами и каменными породами, через которые она пробила себе дорогу на свободу?

Ты как думаешь, драгоценная?

«Думаю, ты прав в обоих случаях…» — лениво высказала своё мнение Мантия.

Точно?

«Не вижу противоречий… Плохое настроение способно испортить удовольствие не только от пищи и воды, но и от других земных услад, а, неся в себе пылинки разных веществ, вода вольно или невольно вбирает в себя их качества… Всё правильно…»

То есть возникли обе причины?

«Вполне возможно…»

Но почему другие люди пьют эту воду без малейшего затруднения и находят очень приятной на вкус?

«Ты сам ответил на свой вопрос…»

Как это?

«Другие „люди“… Несмотря на полное внешнее соответствие, ты человеком не являешься и являться не можешь… А если вспомнишь, что твоя оболочка вмещает по меньшей мере двух, а если считать и меня, то целых трёх разных существ, удивляться несколько отличным от людских норм реакциям странно, не находишь?»

Пусть это будет правдой, но…

«Это и есть правда…» — перебивает Мантия.

Она меня не радует.

«А где ты видел, чтобы она хоть кого-то хоть когда-то радовала? — хмыкает моя подружка. — Погоди, ты ещё с Зодчим Истины лицом к лицу не встречался: вот уж кто одним своим присутствием может вызвать потоки горючих слёз!»

Зодчий Истины? Это что за зверь?

«В самом общем случае это человек; впрочем, встречаются и представители других рас… Просто люди наиболее восприимчивы не только к внешним магическим полям, но и к полям чувств, пронизывающим пространство там, где есть хоть одна живая душа…»

Имеешь в виду что-то вроде моей «паутинки»?

«Да, крайне похожая вещица… Такие ниточки протягиваются от каждого существа, начиная с момента его зарождения, и остаются очень долгое время после смерти…»

Потому что, как и всякая нить, имеют два конца?