Приём был исполнен не слишком гладко — никак не могу научиться грациозности и плавности движений — но эффектно: мужик сглотнул, но не сделал и попытки двинуться, так и застыв на полусогнутых.

— Продолжим разговор или пойдём баиньки? — ласково спросил я.

— Д-да…

— Что — «да»?

— М-мы… уже… уходим…

Он попятился назад, не дожидаясь, пока я уберу клинок и, в сопровождении не менее обескураженного и напуганного друга, поспешил покинуть двор. Готов поспорить, что сейчас они высосут целый жбан эля, чтобы заглушить обидный страх и неудовлетворённое желание.

Я вернул лезвия на положенное место, воспользовавшись бортом фургона как упором, и протянул оружие Хок:

— Кажется, это — твоё?

— Моё. — Она приняла лоргу из моих рук, но не спешила уходить. Напротив, смотрела настороженным серьёзным взглядом, напомнившим мне о некоем рыжем великане.

— Тебе следовало бы тоже вернуться в дом.

— Позже, — уверенно отрезала Хок. — Сначала ты ответишь на несколько вопросов.

— А как же благодарный поцелуй в щёчку? — съехидничал я. — Ну, хотя бы лишнюю кружку выпивки я сегодня заработал?

— Возможно… — Она отчего-то колебалась. Я воспользовался моментом и властно потянул Хок к себе.

— Всего один поцелуй, милочка… — Влажно поблёскивающие глаза оказались совсем рядом, и я не нашёл в них отказа, но… Не посмел продолжать, потому что… Кусочки мозаики собрались воедино, являя моему взору любопытный рисунок.

Лорга — отнюдь не типичное женское оружие: слишком тяжёлое. Да и не припомню я, чтобы в Западном Шеме оно было в чести, вот что касается… Ну, да это к делу не относится. Кроме того, «мужской» и «женский» варианты имеют некоторые различия, а тот предмет, которым я имел честь воспользоваться для наведения порядка, был, что называется, заточен именно под мужскую руку. Ну разве что — ученическую… Да-лее: при встрече с мужиками Хок медлила вместо того, чтобы молниеносно подыграть, обнадёжить и обмануть, как часто (и совершенно правильно) поступают девушки, имеющие опыт странствий по негостеприимным дорогам Четырёх Шемов. И третье: под моими ладонями оказалась сухая, сильная, развитая спина, совсем не похожая… Да, опыта в «ощупывании» у меня немного, но это тело не могло принадлежать юной девушке. А если вспомнить, что рыжая с самой первой встречи показалась мне слегка «неженственной»…

Ай-вэй! Не может быть… То девочки, одетые мальчиками, то мальчики, одетые… Я совсем запутался. Нет, меня запутали. Злостно и целенаправленно. Ну, теперь держитесь!

— У меня тоже есть вопрос… красавчик. — Хок вздрогнула (или, правильнее было бы сказать, — вздрогнул?), чем окончательно подтвердила мою внезапную догадку.

— И… к-какой же?

— На кой фрэлл ты изображаешь из себя девушку?

Хок открыл рот, потом закрыл. Ну, не хватало мне ещё пантомимы в духе одной малолетней гномки!

— Ладно, можешь не отвечать. Проехали… В сущности, мне это неинтересно. — Я убрал руки с ЕГО талии и двинулся к задней части фургона, чтобы наконец-то поужинать и завалиться спать, но за спиной раздалось несмелое:

— Подожди…

Я повернулся и скрестил руки на груди:

— Хочешь-таки подарить мне поцелуй?

— Да что ты к поцелуям прицепился?! — обиженно вспыхнул парень.

— Обидно же: девушку спас и остался без награды.

— Ты… шутишь? — догадался он.

— Конечно, шучу, — спешу кивнуть, чтобы снять с парнишки излишнее напряжение. — В противном случае ты бы одним поцелуем не отделался. Веришь?

— Верю… Теперь — верю.

— Почему «теперь»?

— Ты… — Он задумался, подбирая слова. — Кто ты?

— Тот, кого ты перед собой видишь, — пожал я плечами.

— Откуда ты знаешь, как управляться с лоргой?

— Я не так уж мало времени живу на этом свете: что-то подглядел, что-то подслушал. Опыт — дело наживное. Да и приём — пустячный.

— Я так не умею, — разочарованно признал он.

— Ничего сложного: руки у тебя сильные, со временем натренируешься. Главное — делать это быстро, но плавно. И всё получится в лучшем виде.

— Хорошо: не хочешь говорить, не надо. Но… что-то я не вижу у тебя на руках…

— Браслетов? Они ждут меня в фургоне, — улыбнулся ваш покорный слуга.

— У тебя есть ключ? — с тревогой спросил Хок.

— Не ключом единым богат человек. — Я многозначительно поднял вверх указательный палец. — Не волнуйся, сейчас заберусь обратно, и никто ничего не узнает…

Что я и проделал, только на сей раз не лёг, а сел, скрестив ноги, и углубился в изучение содержимого принесённой посуды. Опустошив миску и изрядно отхлебнув из кувшина, я обнаружил, что Хок всё ещё стоит рядом с фургоном.

— Иди в дом, а то простудишься, — посоветовал я.

— Всё-таки не понимаю…

— Чего?

— Почему ты решил мне помочь?

— Не передёргивай: я решил помочь не тебе, а девушке, оказавшейся в затруднительной ситуации.

— Хорошо, но… почему?

— Потому что так принято. Потому что воспитанные молодые люди полагают это необходимым. Да захотелось размяться, наконец!

— Но ведь… Я тебе всё время грубил… И вообще…

Я вздохнул, разворачивая одеяло:

— Вот так всегда: совершишь доброе дело, а тебя начинают пытать вопросами: «Да зачем? Да почему?»… Так ведь можно отбить любое желание быть порядочным человеком.

— Я должен рассказать Матушке… — В его глазах боролись противоречивые чувства.

— Рассказывай, — милостиво разрешил я. — А пока сделай милость, дай мне поспать!

Я задёрнул полог, оставляя парня во дворе, вернул браслеты на положенное место и довольно смежил веки. День прожит не зря: расслабился, разрядился и получил удовольствие — что ещё надо для счастья?

Для счастья и в самом деле нужно немногое. Однако, кто бы что ни говорил, немаловажным условием получения удовольствия от процесса существования является возможность не торопясь, с чувством, толком и расстановкой это самое удовольствие вкушать. Проще говоря, необходим кусочек покоя. Не помню, в каком из запылённых фолиантов семейного библиотечного собрания я сподобился вычитать сию истину, но моя жизнь с завидной регулярностью поставляет наглядные подтверждения книжных слов.

Прошло не больше минуты. Шаги Хок (или — Хока? Как же его теперь называть?) смешались с гомоном путников, отнюдь не собиравшихся отправляться на боковую, хлопнула дверь, и двор снова приняла в свои тихие объятия ночь. Где-то за оградой одинокая цикада — сначала робко, а потом всё настойчивее — завела звонкую песню лета, клонящегося к закату. Как жаль… Почему я опять всё пропустил? Обидно сознавать, что почти половину самого тёплого времени года я провёл… Как бы помягче выразиться? В состоянии окаменелости. А ведь этими сорока днями можно было распорядиться куда с большей пользой! Если бы… Если бы кое-кто не был круглым дураком. Всего-то делов — стукнуть одного белобрысого мага по башке, чтобы напрочь забыл обо мне и моих милых фокусах! И ничего бы не случилось. НИ-ЧЕ-ГО. И я бы не встретился с Рианной. И стены Мирака осыпались бы кровавым дождём. И Миррима погибла бы, так и не получив мой подарок… Стоп. Последнее предположение мне почему-то не нравится. А это означает, что…

Я не успел додумать, какое место в моей жизни занимает голубоглазая гномка, потому что в борт фургона постучали. Примерно так, как стучат в закрытую дверь. Костяшками пальцев.

Я невольно вздрогнул. Кого это нелёгкая принесла? Хок? Не думаю, чтобы за четверть часа он кардинально изменил свои манеры. Матушка? С её стороны ждать подобной вежливости было просто глупо: зачем стучаться в собственный фургон? Принцесса? Вряд ли девочку отпустили бы одну во двор, особенно после происшествия со «старшей подругой»… Круг замкнулся. Кто же потревожил покой, тщательно взлелеянный вашим покорным слугой? Узнавать не хотелось. И не потому, что я мигом растерял последние крохи любопытства, о нет. Просто висок кольнула здравая мысль: сиди тихо, если хочешь провести остаток вечера и ночь без лишних усилий.