Выброс Силы был огромен. Наверное, я сгорел бы в этом огне, если бы не был сброшен на пол последней судорогой, всколыхнувшей тело девочки. Мне понадобилась почти минута, чтобы подняться и снова взглянуть в её глаза. Лучше бы я этого не делал…
Ненависть — вот единственное, что я мог прочитать. Исключительно по одному, хорошо известному адресу. Чьему? Моему, конечно же! Ненависть и отчаяние. Боль и страх. Нежелание понять и принять свершившееся. Как же мне жаль тебя, милая! И как мне жаль самого себя…
— Нам пора. — Я подхватил Рианну под руку, заставляя встать.
— Чудовище… — Она сказала это одними губами, но мне не надо было слышать. Я знал, что она так скажет. Я и сам себя так называл.
— Увы, милая, увы… Можешь думать, что хочешь, но поработать тебе придётся…
…На улицах мы не встретили ни души, что было весьма странно: даже в самую глухую, что называется, полночь, всегда находятся беспокойные души, шатающиеся по делу и без дела, а тут город как будто вымер. Была ли тому виной луна, на бледном челе которой явственно проступали алые пятна, гнев ли разбуженного Сердца Гор заставил всё живое впасть в оцепенение — не знаю. Отсутствие свидетелей было мне только на руку: мало ли что подумал бы случайный прохожий, если бы увидел, как взрослый мужчина тащит за собой по улице несовершеннолетнюю девицу с безвольно мотающейся головой? Честное слово, я бы нёс её на руках, но… Я и сам еле передвигал ноги, так что, добравшись-таки до фонтана, ваш покорный слуга думал только о том, чтобы лечь и умереть. Во всех известных смыслах.
Вода в чаше бассейна застыла зеркалом, в котором отразилось бледное лицо Рианны. Ореховые глаза, казавшиеся в лунном свете золотыми, почти ничего не видели. Не хотели видеть.
— Мы на месте, милая. Пора.
— Не хочу… — Слабо, но твёрдо. — Ничего не хочу…
— Город нуждается в твоей защите.
— Мне всё равно…
— Э, нет, милая, не отвертишься! Я потратил столько сил, чтобы ты обрела могущество, можно сказать, пожертвовал собой, и что слышу? Намереваешься умыть руки? Не выйдет!
Я залепил принцессе пощёчину:
— Иди и выполняй то, что должна!
— Я ничего тебе не должна… — Безвольный шелест губ.
— Не мне, упрямица, не мне! Городу. Людям. Королевству. Кто говорил мне о долге? Так вот тебе возможность: исполни свой долг. Здесь и сейчас!
— Мне плохо… — Почти жалобно.
— Я знаю, милая, знаю… Ещё одно усилие, и ты сможешь отдохнуть. — Я и сам не верил в то, что говорю. Откуда я могу знать, каково это, оживлять артефакт? Что может быть приятного в том, чтобы служить мостиком между двумя беспощадными берегами?
— Ты лжёшь… Ты всегда лгал… — Она даже не обвиняет, и от этого становится особенно больно. Накричи на меня, милая, ударь, только не смотри так!
— Я всегда говорил тебе правду. И сейчас не лгу. Ты знаешь, что так оно и есть… Прошу тебя, прими свою судьбу, девочка… Спаси этот несчастный город… Ну же, очнись!
Ещё одна пощёчина, и голова Рианны мотнулась из стороны в сторону, но взгляд немного прояснился.
— Ступай!
— Я не знаю, что делать…
— Просто возьми её за руки. Остальное она сделает сама.
— Я ненавижу тебя…
— Я знаю. Иди!
Я помог ей перебраться через бортик бассейна. Шаг. Ещё один. Тоненькая дрожащая фигурка в измятой и порванной рубашке — болезненно-белое пятно на фоне тёмно-синей статуи. Струйки крови, стекающие по голым ногам, смешиваются с водой. Маленькие ладошки неуверенно касаются каменных рук, и… Больше я ничего не вижу. Потому что падаю в Саван. Падаю быстрее, чем когда-либо. Ухожу, чтобы не мешать. Ухожу, прощаясь с надеждой на счастье. Окончательно и бесповоротно…
* * *
На щеке ныли отметины от ногтей. Несильно, почти незаметно, но не давая забыть. К сожалению. А может быть, так и надо: помнить, несмотря ни на что. Помнить, чтобы впредь не совершать подобных ошибок. Впрочем, в ближайшем будущем я не собирался совершенствовать свои умения в сфере Инициации. Не дождётесь. Всё, на сегодня я завязал с благотворительностью. По очень простой причине: абсолютно некредитоспособен. Кто бы меня облагодетельствовал, что ли…
Как же! Хотя спасибо уже за то, что я выбрался из Савана не на виселицу и не на плаху, а это было бы весьма и весьма закономерным результатом моих похождений. Правда, когда первое, что ты видишь, открывая глаза, — толстые корявые прутья решётки, настроение не улучшается. Не от чего.
Я поёрзал на ворохе склизкой соломы, стараясь устроиться поудобнее. Не получилось. Только разлитый в воздухе подземелья приторный аромат гниения стал ещё гуще и настойчивее. Скукотища…
Скажете: самое время поработать над ошибками? Соглашусь. Но беда в том, что на сей раз я не совершил ни одной из тех глупостей, к которым имею склонность… Нет, вчера я был исключительно разумен и прагматичен: нужный предмет, нужные действия, нужный момент — ничего лишнего. Даже не «рефлексировал» больше положенного… Могу собой гордиться, вот только… Гадостно-то как на душе!
Наверное, Владычица не была до конца честной: ей по рангу не положено говорить только правду и ничего, кроме правды. Наверное… Но в груди клацает остренькими зубками сомнение: а что, если Она была искренна? Что, если я своими собственными руками убил робкую мечту? Что касается надежд, они давно уже похоронены на семейном кладбище, но мечта… Неужели я был так близок к осуществлению того, о чём мечтал, даже не признаваясь в этом самому себе? Вполне возможно.
Нет, я не жалею. Приняв решение спасти город от разрушения, я уже не мог отказаться. Не мог предать. Не мог заболтать совесть и отступить с поля боя. Наверное, потому что снова струсил. Чего испугался? Того, что кто-нибудь когда-нибудь укоризненно вздохнёт по моему адресу: мол, был способен справиться с опасностью, спасти людей, а пренебрёг благом тысяч ради счастья одного… Глупо? Конечно. Но если в течение всего детства и юности из сознания вытравливали любую мало-мальски эгоистичную мысль, очень трудно перешагнуть через себя. Разрушить рамки «правильности» и «целесообразности» — вообще невозможно. Совесть сожрёт. Заживо…
Даже пламя факела какое-то мутное… Капельки смолы падают на влажные каменные плиты и шипят. Своеобразный ритм… Что-то он мне напоминает… Вспомнил. Есть одна песенка… Меня ведь никто не слышит? Никто. Некому: в этом зале «клеток» ни одной живой души, кроме вашего покорного слуги — похоже, преступность в Мираке давно переживает период увядания. Но тем и лучше…
Отдать все сокровища мира? Согласен:
Твой солнечный лик без алмазов прекрасен.
Довольно лишь слова и нежного взгляда —
Пусть разум испуганно шепчет: «Не надо!» —
Навстречу тебе, в обжигающий дождь
Шагнул бы, но ты… Не придёшь.
…Дурацкая песня: никогда не мог понять, о чём хотел поведать автор. Теперь понял. Лучше поздно, чем никогда? А вот и нет! В моём случае — лучше никогда, чем вообще когда-нибудь…
Мечтать о невинном, как сон, поцелуе,
Беречь и хранить, беспричинно ревнуя,
Искать отраженье зари на ресницах
И знать, почему умолкают все птицы,
Когда ты рассветное солнце зовёшь,
Я мог бы, но ты… Не поймёшь.
Конечно, ни голоса, ни слуха у меня нет. К чему мне такие дары? Я и тем, что есть, не могу воспользоваться к своему удовольствию…
Судьба непреклонна. Природа беспечна.
Границы миров неизменны и вечны.
Жемчужины чувств на спирали сомнений
Согрели друг друга, а мы… Не посмели.
Исчезли мгновенья. Остались года.
Пути разошлись. Навсегда…
Разорваны связи. Разрушены стены.
Дыханьем разлуки иссушены вены.
Глаза не ослепли, но солнца не видят.
Надежда запуталась в шёлковых нитях.
Ладонь сожаленья дрожит на плече.
Живу. Но не знаю, зачем…
