— С позволения вашего высочества…
— Что же ты непотребство творишь? — нарочито ласково спросил Дэриен.
Староста затряс головой:
— Как можно, господин?.. Всё согласно королевскому указу…
— Какому же именно?
— Этот человек заклеймён, а его величество в своём великодушии позволил своим подданным вершить приговор… — Староста был жутко перепуган, но пока что держался уверенно.
— Какие ещё провинности ты вменяешь в вину этому человеку? — продолжал Дэриен.
— Он желал причинить зло моей дочери, ваше высочество, а она скоро родит… И напал на моего зятя…
Борг не удержался от усмешки, сравнив мои пропорции со шкафообразным «потерпевшим», и что-то прошептал принцу на ухо.
— А мне сдаётся, что этот человек просто хотел помочь твоей дочери дойти до дома лекаря. А когда твой зять бросился на него с кулаками, он всего лишь защищался… Не так ли? — Невидящие глаза чуть сузились. — Мой оруженосец утверждает, что твой зять как минимум вдвое тяжелее, чем преступник. Как же получилось, что в победителях оказался тот, кто слабее?
— Убийцам помогают сами демоны! — пробурчал в бороду староста, но принц услышал.
— А вам тогда должны помогать боги, я правильно понял твою мысль? Неужели демоны сильнее богов?
Староста прикусил язык, поняв, что ступил на шаткие мостки богословского спора. Дэриен вздохнул:
— Эй, побитый муж! Подойди.
Сгорающий от стыда мужчина занял место рядом со старостой.
— А скажи-ка мне, любезный, преступник разговаривал с тобой? Или бил молча? — Принц развлекался. И я его понимал — в кои-то веки такие олухи встретились.
— Нет, ваше высочество…
— Что — «нет»?
— Он говорил…
— И что же он говорил? — Голос принца просто источал мёд.
— Говорил… Что хотел помочь… Что не сделал ничего дурного моей жене…
— Так почему же ты его не послушал?
— Но он же убийца! — упрямо заявил селянин.
Дэриен покачал головой:
— Нет, ну что за люди… Почему вам в голову никогда не приходила мысль, что вынесенный приговор порой не соответствует тяжести проступка? Ладно, буду говорить просто. Вы не имели права казнить этого человека.
— Но почему? — вырвалось у старосты.
— В отличие от меня все вы — зрячие, но предпочитаете не видеть! — Принц повысил голос. — Этот человек не принадлежит самому себе, о чём свидетельствует одна милая вещичка на его шее!
Староста перевёл взгляд на меня и открыл рот. Потом закрыл. Потом снова открыл. Да, попал ты впросак, мужик! Да так попал, что я тебе не завидую…
— По долгам раба отвечает его хозяин, — ледяным тоном продолжил Дэриен. — Ты хочешь, чтобы я пригласил его сюда?
На старосту было забавно смотреть. Он хлопал глазами, губами и даже ладонями, но не мог сказать что-то осмысленное. Да и остальные селяне притихли, когда до них дошла вся тяжесть проступка. А принц наслаждался произведённым эффектом:
— Я могу смягчить гнев почтенного человека, которому принадлежит этот раб, но только в том случае, если вы все поклянётесь, что подобного больше не повторится!
Народ невнятно залопотал и поспешно закивал.
— Снимите его! — велел Борг.
Поддерживающая меня в вертикальном положении верёвка ослабла, и я осел в нагретую солнцем пыль, всхлипывая от боли и смеха, душившего измочаленную камнями грудь…
* * *
Сон отступал неохотно — его тяжёлые объятия никак не хотели размыкаться, но я больше не мог это вынести. Что-то на самой границе ощущений подсказывало: моё сознание получило слишком большую передышку. Так недолго и вовсе затеряться в галереях Полночного Замка… Нет, нужно сделать над собой усилие и открыть глаза. Ну же, Джерон, хоть раз в жизни соверши мужественный поступок… Проснись!
Веки нехотя поползли вверх. Фрэлл, сколько же я выпил? Стоп! Я давным-давно не употреблял ничего крепче эля. Но все признаки похмелья налицо: голова — тяжелее наковальни (причём к ней прилагается ещё и увесистый молот, который с завидным усердием что-то куёт внутри моего черепа), во рту лениво ворочается язык, облитый чем-то вязко-кислым, а тело ощущается исключительно как разобранное на составные части. Та-а-ак, что же со мной произошло до отхода ко сну? Я высвободил из лабиринта одеяла правую руку и тупо уставился на распухшее и плохо сгибающееся запястье. После минуты размышлений над причиной столь плачевного состояния одной руки я решился взглянуть на другую… Я что, был связан? Зачем? Всё интереснее и интереснее… Ещё одно титаническое усилие, и одеяло медленно съехало на пол. Всё, что я смог выдохнуть, не относилось к допущенным в приличном обществе выражениям…
Грудь, живот, руки и ноги были покрыты хаотичным узором пятен, цвет которых варьировался от тёмно-лилового до жёлто-серого. Иногда попадались и багряные росчерки лопнувших сосудов. Я вспомнил, хотя лучше бы… Лучше бы этого никогда не было… Я дотронулся до одного из синяков и с обиженным стоном отдёрнул пальцы: под кожей явственно прощупывался тугой желвак.
— Доброе утро! — раздалось со стороны окна.
Стараясь двигаться медленно и плавно, я сел, свешивая ноги с постели.
Дэриен стоял у распахнутых створок, рассеянно подставляя пряди своих шёлковых волос гребню свежего ветерка. За окном виднелось небо, которое вполне бы могло сойти за продолжение моих синяков.
— Вообще-то уже вечер, — вяло заметил я.
Принц пожал плечами:
— Мне это совершенно не важно, а для тебя, раз уж ты соизволил вернуться к нам именно сейчас, этот час может считаться утренним.
Я усмехнулся:
— Ваши учителя риторики и логики не зря получали своё жалованье.
Дэриен лукаво вскинул бровь.
— Придерживайся, пожалуйста, одной манеры поведения, если не ставишь целью меня запутать!
— Запутать? — Я искренне удивился.
— У меня есть уже как минимум две версии твоего происхождения, — довольно сообщил принц.
Я охнул от боли, поднимаясь на ноги.
— Можете не тратить время зря: ни одна из них не будет верной.
— Почему же? — Кажется, он немного обиделся.
— Потому что Истина всегда очень проста, но всегда — неожиданна, посему нет смысла возводить стройные мосты Теории между берегами Реальности: что бы вы ни придумали, действительность окажется иной…
Интересно, хоть какая-нибудь одежда здесь имеется? Положим, перед принцем я могу ходить голышом, но не думаю, что взору других людей моё обнажённое тело будет доставлять удовольствие… И скажите на милость, почему сильнее всего мёрзнет шея, а не другие части тела?
— А кто учил тебя? — Фрэлл, опять я позволил своей дурной привычке философствовать по поводу и без повода выглянуть наружу!
— Да уж кто только не учил… — неопределённо попытался я отговориться, но принц покачал головой:
— Знаешь, я впервые за последние месяцы по-настоящему жалею, что ослеп.
— И что же тому причиной?
— Не «что», а «кто»! Ты!
— О, я польщён. — Странно, ничего не могу найти… — И почему же вы жалеете?
— Меня очень расстраивает тот факт, что я не могу видеть твоё лицо, когда разговариваю с тобой. — Похоже, я доигрался: подобные слова — тревожный знак. Пора принимать меры…
— Поверьте, dou Дэриен, это не самое приятное зрелище на свете… Особенно сейчас.
— Почему… А, ты имеешь в виду клеймо?
— Не только. То ли палач был не слишком умел, то ли, наоборот, с излишним рвением отнёсся к королевскому поручению, но иглы повредили щёку далеко вглубь. Так что половина моего лица почти не двигается…
На лице принца отразилось недоумение пополам с жалостью, и я поспешил отвлечь его от раздумий по поводу моего внешнего облика — не хватало ещё, чтобы одна высокая особа жалела жертву капризов другой высокой особы!
— Простите за глупый вопрос, dou Дэриен, но… где моя одежда? — Я отчаялся сам справиться с возникшей проблемой.
— Её сожгли.
— Что?!
— А чего ты ожидал? Хорошо, что тебя не сожгли вместе с ней!
— Всё-всё? — Я не мог поверить. — И обувь… Тоже?
