Выждав некоторое время, Феста легко вскочила на ноги и, стряхнув с одежды листву, тихо окликнула Клайда: «Пошли, вход здесь...» Он не стал задавать вопросов.

Контролька на двери чердака была сдвинута. Шишел вытянул на свет божий свой ствол и посвистел условным свистом. В ответ раздался знакомый, чуть хрипловатый голос:

— Не вибрируй, Шишел. Это я — Нэнси...

Осторожно ступив через порог, Шишел нащупал сенсор освещения и включил лампы на полсилы.

Нэнси — краше в гроб кладут: вся в повязках и фиксаторах — покоилась на любимом Шишела диване, закутавшись в черт знает где взятое кимоно, и пригорюнясь смотрела на вошедшего хозяина.

— Какого же, извини, черта?! — осведомился Шишел, закрывая за собой дверь. — Тебя же не долечили... И потом — в таком виде — тебя же первый встречный засечет... Совсем крышей съехала?

— Это, дорогие мои, еще посмотреть, у кого что съехало.. — уверенно возразила Нэнси. — Ты меня в больничке-то этой... в «Лютеции» этой чертовой... под легавых подставить ухитрился...

— Да ты что такое буробишь? — тяжело плюхнулся в продавленное кресло Шишел и воззрился на явно спятившую девицу Клерибелл. — Это ж пристрелянное место...

— Во-во! — с огромной иронией в срывающемся голосе произнесла непрошеная гостья. — Только вот — кто пристрелялся-то? Слава тебе Господи, что я не торопилась голос подавать... Все обморочную из себя корчила...

— Говори толком, — устало попросил Шишел и направился к умывальнику. — С чего ты взяла, что в «Лютеции» есть легавые?

Он подставил голову под холодную струю — день сегодня выдался не самый простой. И вдруг потусторонний — не от ледяной воды — озноб прошел по его позвоночнику. Тот — НЕНАЗЫВАЕМЫЙ стоял за его спиной…

«СПРОСИ... СПРОСИ ИМЯ ЦЕЛИ... ОНА ЗНАЕТ... — прозвучал одному ему, Шишелу, слышимый голос. — ЕСЛИ НЕ ЗНАЕТ, ТО ДОГАДЫВАЕТСЯ...»

Шишел замер, борясь с желанием резко вывернуться из-под крана и истерически заорать...

— А с того, — продолжала чуть истерически Нэнси.

Казалось, вечность прошла с той секунды, когда Шишел спросил ее про «Лютецию» и про легавых, — так ему показалось, по крайней мере, — и он не сразу понял, о чем идет речь.

— А с того, — продолжала Нэнси, — что как только Уолт с малахольным этим, с Трюкачом, смылись, так часу не прошло, как мне то ли мнемозол, то ли «восьмерку» вкатили и беседовать стали душевно...

— А тебе не померещилось, подруга? — недоверчиво осведомился Шишел. — Чтобы такое, да в таком месте... И кто же это был?

— А вот тут точно не скажу. Я же не только дурака валяла — в натуре плохая на голову была... Если бы раньше под «восьмерочку» не оттягивалась, так все бы как на духу и вывалила и помнить об том не помнила бы...

— Так ты еще и наркотой балуешься? — с досадой осведомился Шишел.

— «Восьмерка» — не наркотик, чтоб ты знал.. — с укоризной в голосе сказала Пташка. — Это нам один друг из полиции таскал. Мне и Рут, — тут Нэнси всхлипнула. — Там у них — хренова туча средств этих... А если на двоих ширнуться — во беседа получается! И ломки почти никакой. Умные мужики сочиняли... Правда, ни хрена потом не помнишь — так ведь этак зато и не надоест никогда. Они говорят — средство для психоделических допросов.

— Запрещено законом! — сурово рявкнул Шишел.

— Не запрещено. Ограничено. И — как видишь, применяют... — Нэнси поежилась и, насколько ей позволяли многочисленные бандажи и нашлепки репарирующего геля, приняла несколько фривольную позу. — Так что я, как просекла ситуацию — сразу ходу оттуда... Ночью, конечно, по-хитрому...

— Уверена, что не наследила?

— Обижаешь, Шишел... И вообще: не вибрируй, тебе говорю. Я, как дырки зарастут, от тебя сканаю... На мне все как на кошке зарастает. А пока мне деваться некуда... Черная Церковь меня живой не выпустит. И легавые на хвост сели. А теперь еще и эти...

— Ты это о чем? — Шаленый опять потерялся в ломаной логике речей своей подопечной.

— Да про психов этих — в оранжевых простынях. Из монастыря Желтого Камня... Я же ведь не к тебе сразу подалась...

Нэнси, кряхтя и охая, заковыляла к зеркалу и принялась рассматривать свою относительно мало пострадавшую во всех перипетиях физиономию.

— Я к кому пошла? Я пошла к бабе, которую вы, дурни, на произвол судьбы бросили... Почти. Там, в подвале этом, я с евреем вашим парой слов перебросилась... Женатый ведь он...

— Верно, — согласился Шишел. — Как-то я про это...

— Во-во... Все вы, мужики, такие. И этот вот — есть, говорит, кому о ней позаботиться... Так мне эта его Сара до сегодняшней ночи из ума не шла. Есть кому позаботиться, говорит. Да эти уроды из Черной Церкви за Сару эту — в первую очередь и взялись бы... Сам в бега ломанул, а о жене «есть кому позаботиться...». Вот я к ней и двинула — предупредить чтоб...

Шишел мысленно представил себе задушевную беседу пожилой интеллигентной еврейки и едва ли совершеннолетней черной воровки, и его слегка перекосило.

— Неужели добралась? — полюбопытствовал он.

— Хрена тама... — Нэнси выпрямилась и стала почти той, прежней, не поломанной Нэнси Клерибелл. — Он и впрямь правду сказал, Самуэль этот. Есть кому позаботиться о Саре его — там этих, от Янтарного Храма, понатыкано оказалось — хренова туча... Меня чуть не угрохали... Засекли, по крайней мере... Теперь, Шишел, мне деваться некуда — а все через твои фокусы...

Шишел призадумался.

— Ладно. Ночуешь здесь... — начал он определять диспозицию на ближайшие сутки.

— Только... — гордо предупредила Нэнси.

— Калек не имеем, — успокоил ее Шишел, оскорбив до глубины души, чего, естественно, не заметил. — А завтра пристрою тебя на долечивание.

— Спасибо, пристроил уже один раз... — ядовито заметила Нэнси. — Ну да ладно: главное, что мне деваться все равно некуда.

— Пристроим тебя, Птаха, к делу, — заверил ее Шишел. — Только вот что: ты... ты как, не знаешь секрета этого?.. Ну, на кого выйти я должен... и что с ним делать? ИМЯ ЦЕЛИ?

— Мне кажется, — Нэнси прикусила губу. — Мне кажется, я знаю... но не скажу.

К рабочей резиденции Деда их привел довольно длинный туннель, начинавшийся не так далеко от ущелья Незримого Стража. Хотя в анфиладе вырубленных в скале комнат их встретило довольно много вооруженных и облаченных в уже знакомые Клайду белые клобуки людей, никто не обыскал ни его, ни тем более Внучку. Пришлось лишь немного подождать в полутемной сводчатой приемной, перед окованной светлым металлом дверью.

За дверью этой Клайда ждала высокая светлая комната, с окном-витражом, отворенным наполовину. Около окна спиной к нему стоял высокий, слегка сгорбленный старик. А за длинным, из местной серебристой древесины сработанным столом, подперев ладонью голову, сидел старик Дуперон и ласково смотрел на вошедших. Клайд машинально поискал глазами старину Тори, но больше никаких призраков форта Тропы в зале не было. И вообще никого больше.

Выдержав несколько театральную паузу, старик у окна повернулся к вошедшим. Как и ожидал Клайд, ничего особенного внешность Деда Всех Дедов не представляла. Высший производитель работ откровенно косил под библейского Саваофа. Именно на этот имидж работали и ниспадающие одежды, и кустистые брови, и импозантная плешь, и преисполненный благодати взор. Дело, правда, основательно портило цепкое, профессионально подозрительное внимание, которое никакая благодать не была способна вытравить из выцветших глаз носителя высшей власти на плато. Да и квадратная, агрессивно выдвинутая вперед тяжеленная челюсть не улучшала картины.

«Боже мой! — подумал Клайд, уставившись на физиономию Высшего производителя работ, высвеченную ореолом какого-то осеннего, жемчужного света, струившегося из окна. — Ну как это я не сообразил сразу: Харви Мак-Аллистер — ни дать ни взять папаша Лысого Крокодила! Или дед».

Шаленый еще раз сунул голову под ледяной поток из крана, отряхнулся как здоровенный беспородный пес, пару минут рассматривал себя в зеркале под неприязненным, мертвым светом флюоресцентной лампы и понял, что сон к нему этой ночью не придет.