— Речь идет о том предмете, что вы внесли в ваш... м-м... список последним, — игнорируя мудрое предостережение, продолжал напирать Спиро. — Как только я начал переговоры с его... м-м... законными владельцами... точнее, с владельцами одной из частей этого предмета о его приобретении, была предпринята дерзкая попытка... Вы, впрочем, смотрите «Новости» и должны знать все сами... Вслед за тем объявилась некая в высшей степени подозрительная компания, неожиданно предъявившая мне обе части... э-э... интересующего вас предмета по неслыханной, фактически по аукционной цене!

— Это уж твои проблемы, дорогой, — спокойно прервал излияния Картавого Шишел.

— Вся эта цепь случайностей мне кажется далеко не случайной! — возвысил голос еще на один регистр Картавый Спиро. — Я хотел бы быть уверен, что со мной ведут честную игру!...

«Откуда, интересно, ты, задница свинячья, знаешь, что такое честная игра? — мысленно вопросил господина Апостопулоса Шаленый. — В любые игры ты на своем веку поиграл, только не в честные... Сам не играл и нам завещал». А вслух спросил:

— Ты уж пояснее выражайся: чего тебе надобно-то? Каких, как говорится, гарантий?

— Я предлагаю вам снять этот... э-э... последний пункт вашего списка. — Спиро прочистил горло коротким, глухим кашлем и уточнил: — Вы можете внести туда вместо него любой... э-э... равноценный предмет, но... равноценный в том смысле, что...

— Ну уж нет! — Шишел даже выпрямился на сиденье, отчего маковка его вмялась в потолок сверхэкономной кабины «горби». — Уговор денег подороже, и назад пятками ходу нет! Сто раз переторговываться не буду!

С этими словами он вырубил блок и гневно бросил его на прежнее место. На другом конце линии Картавый Спиро молча повертел в руках онемевшую трубку и, подумав немного, настукал на клавиатуре номер своего поверенного.

— Берите! — угрюмо распорядился он.

— Итак, — осведомился Стивен Клецки, узрев легкий перекос на физиономии своего планетарного партнера, — я вижу, что вы собираетесь чем-то порадовать меня?

— Собираюсь. — Генри Остин тяжело опустился в свое кресло. — Нашего человека придется убирать из «Лютеции»... Пташка-Клерибелл дала тягу... Как-то раскусила, что ее подвергали ассоциативному допросу...

— С чем всех нас и поздравляю... — Стивен передернул плечами. — Почему бы не изолировать девицу сразу? Спугнуть не хотели сообщников?

— И это — тоже... — Капитан поджал губы, пожевал их и продолжил: — Пока мы возились с расшифровкой данных ассоциативного допроса... одним словом, девица симулировала гораздо более глубокий обморок, чем это было на деле. И похоже, сумела наплести гораздо больше чуши, чем этого можно было ожидать... Это тем более обидно, что напрямую прослеживается связь между ее поступлением в пансион и погромом в кирхе, что сейчас рассдедуют Мотли и Уильямс... Точнее — между следом порохового выхлопа на ручках девицы Клерибелл и четырьмя покойниками на выходе из подземного хода. Из той кирхи...

Некоторое время в кабинете царила несколько натянутая тишина.

— Создается впечатление, что вся линия расследования по части подпольных дел зашла в тупик... — наконец умозаключил Стивен.

С каким-то подозрительным облегчением.

Капитан Остин согласился с ним пожатием плеч. Тоже как-то слишком легко.

— Следует напрямую браться за уважаемого профессора Мак-Аллистера. Это, как мы договорились, на мне, — определил Стивен и направился к выходу.

— Вам не кажется, — спросил его вслед Остин, — что мы стали...излишне неискренни друг с другом?... С какого-то момента.

— Пожалуй... — ответил с порога Стивен. — Будем надеяться, что у нас будет еще возможность вернуться к этому.

И закрыл за собой дверь.

Подумав, Шишел вытянул из кармана вконец смятый конверт с тем самым, не раскушенным им до конца посланием неожиданного, лишнего покупателя, снова вытащил на свет божий давешний мелованный листочек с текстом, начинающимся словами: «Я могу предложить за вещь, от которой вы хотите избавиться, больше...» — и, достав из бардачка фломастер, написал на обороте: «Девятнадцатое, понедельник». Потом криво ухмыльнулся — семь бед — один ответ — и добавил: «Сурабайя-стрит-414».

В конце концов, у всякого места есть свой бог...

Пачку «Мальборо» он взял в автомате поблизости, притормозил у часовенки Пестрой Веры, отыскал там внутри среди теплящихся огоньков разноцветных свечей и их отражений в бесконечных закопченных зеркальцах приземистый алтарь-статуэтку Мениат-Тебиби — Усталого Бога Торга и скормил огоньку перед ней сигареты. Сам он курево недолюбливал. Сам не курил и другим не советовал. В работе мешает. Но для Бога сойдет. Затолкал свою записку в опустошенную пачку и порулил к перекрестку Велл-роуд и Чингиз-стрит.

— Если не секрет, что за объект намечен к инспекции на сегодня? — осведомился Клайд у погрузившейся в задумчивое молчание спутницы после полуторачасового пути по затерянной в чащобе тропе.

— Сегодня, капитан, инспектировать будут вас. Вам предстоит встреча с Дедом. Он с вами поговорит. И примет окончательное решение.

— Довольно долго пришлось ожидать высочайшей аудиенции.

— Шутите, капитан. — Внучка удостоила Клайда ироническим взглядом. — Старик никогда не доверяет человеку, не проверив его десяток-другой раз. Просто сейчас у него не остается времени.

Сказав это, Феста как-то сломанно согнулась в седле и, видно, собралась провести в угрюмом молчании еще часа два. Но неожиданно передумала.

— Его скоро убьют... — сказала она глухо, самой себе вроде. — И приходится спешить...

Клайд озадаченно помолчал.

— Вы говорите о том, что... э-э... Деда должны убить, как о чем-то определенном... Мне дело представлялось так, что вся власть на плато...

— Да, вся власть на плато принадлежит Харви Мак-Аллистеру — Деду. Она его и убьет, эта власть. Точнее, его убьет Котлован.

— Я не так долго живу среди Лесного Народа и плохо понимаю иносказания, — осторожно сформулировал свое недоумение Клайд.

— Да нет тут никаких иносказаний, — грустно вздохнула Феста. — Это почти математика... Судьба. После того как Советник перетянул на свою сторону всех шестерых внуков, судьба Деда предрешена. Куда деваться дряхлому старику на плато? Единственное, что ему остается, это поставить точку. И перечеркнуть всю игру. Запустить Объект. За этим ты ему и нужен.

Клайд откашлялся. Переход на «ты» означал что-то. Но вот что? И слово «Объект» — употреблявшееся, хотя и редко, в контексте разговоров о Котловане — тоже обозначало что-то...

— Что же это внуки этак ополчились на дедушку? А сыновей и дочерей у него нет, что ли? — Это он спросил нарочито рассеянно, погрузившись в возню с какой-то неполадкой в упряжи своего коня.

— Оттого и ополчились, что и отцов, и матерей Дед уничтожил... Разрешил уничтожить. Во времена Великой Разборки. О них вслух не говорят... Но внуки помнят и ему простить не могут... — Теперь Феста вдруг глянула на Клайда исподлобья взглядом, за которым стояло гораздо больше прожитых лет, чем могло быть внучке даже очень старого деда.

— Вы... Вы, видно, с ними не согласны? — все так же, не открываясь, спросил Клайд, даже немного приотстав: вопрос был явно слишком скользкий, и задать его он мог, только продолжая вписываться в роль, которую выбрал себе — туповатого попутчика, не ощущающего своей бестактности, когда таковую приходится проявлять.

Некоторое время они ехали молча. Колдобины и крутизна тайной тропы тому способствовали.

— Вы все наивны там — на Большой земле. Считаете, что кровное родство может действительно служить причиной. Да они сами бы с кишками съели своих предков мои высокородные племянники и племянницы... Здесь очень дикий и жестокий мир, капитан... У дядюшки Георгиу все рыло в крови нашей родни, однако он им сейчас куда как милее...

— Он действительно ваш дядя?

— Не говори глупостей. Пора бы заметить: здесь все просто говорят так: «дядюшка Георгиу». Вовсе не оттого, что его любят... Вовсе не оттого. Дед для них предпочтительнее во всех отношениях: у него Харизма, за него Богу молятся. А за дядюшкой Джорджи — только серые капюшоны. Да страх.