— Таких людей гораздо меньше, чем вам кажется, сэр. Спросите хотя бы у полиции. Общественное мнение уже давно настроено против иммигрантов, Соответствующий закон соберет множество сторонников. Суровая, но продиктованная необходимостью мера. Вроде того, как евреи уезжали в Израиль — начать новую жизнь, превратить пустыню в сад. Люди будут вам аплодировать.

— Но почему эль-Куртуби этого хочет, Перси? Должно быть, дело не только в деньгах.

— Сэр, я не знаю. Но я бы посоветовал вам серьезно подумать. Он, по крайней мере, делает шаг навстречу, даже если за этим ничего не стоит. Я не сомневаюсь, что в данный момент аналогичные документы изучаются во всех европейских столицах.

— Перси, вы, без сомнения, правы, но тем не менее...

— Он хочет, чтобы я приехал в Египет на переговоры.

Глаза премьер-министра широко раскрылись.

— Что?! Вы серьезно? Откуда он вас знает?

— Я не думаю, что он знает, какую должность я занимаю в действительности. Но, видимо, он где-то видел меня, когда я ходил еще в дипломатах, и считает, что может мне доверять.

— Перси, вы считаете, что это разумно? В нынешних условиях?

— Я думаю, что могу принести известную пользу, сэр. В Египте еще остаются люди, которых мы обязаны вызволить. Мне обещан дипломатический иммунитет.

— Все равно, мне это кажется рискованным. Когда вы собираетесь вылетать?

— Сегодня, сэр. Я уже зафрахтовал самолет.

— Вы понимаете, что я могу вам запретить?

— Я бы предпочел, чтобы вы этого не делали, сэр. Честно говоря, мне кажется, что я могу чего-нибудь добиться. Например, тех уступок, о которых вы говорили.

— Даже если он твердолобый?

— Вот именно, сэр. Я могу использовать это обстоятельство в нашу пользу. Сделать ему такие предложения, которые не противоречат его политике. Так сказать, заставить его закрыть глаза на их исламские фокусы.

— Ну, в таком случае... Будьте осторожны, Перси. Настаивайте, чтобы они снова открыли посольство.

— Я уже об этом думал. Мне это в любом случае казалось верным шагом.

— Очень хорошо. Значит, тут все в порядке.

Премьер-министр кивнул и убрал листок в ящик стола. Несколько секунд он сидел, разглядывая своего шефа разведки, как пловец, готовящийся нырнуть в ледяную воду. Придвинув к себе папку, лежащую слева от него, он достал из нее какой-то документ и передал его через стол Хэвиленду:

— Перси, вы это видели?

Хэвиленд взглянул на документ. Это был доклад из Объединенной школы аэрофотосъемки на базе ВВС в Вутоне. Сверху на нем стояла вчерашняя дата и красный гриф «Совершенно секретно». Хэвиленд покачал головой:

— Не думаю, сэр.

— Я тоже не думаю. Ачесон до вчерашнего дня хранил его для своих ребят, потом отправил прямо ко мне. Как будто я знаю, что с ним делать.

— Я не понимаю, сэр. Что это такое?

Премьер-министр достал из папки пачку фотографий и передал их Хэвиленду. Генеральный директор принялся просматривать их одну за другой, одновременно слушая комментарий премьер-министра.

— Они сделаны израильским спутником «Моген» и переданы команде Ачесона, чтобы он помог в их идентификации. Вы видите, что первые фотографии датируются вторым июня. Почти семь месяцев назад.

— Да, сэр.

— За пять месяцев до Египетской революции. Теперь, если вы посмотрите внимательно, то заметите, что на них виден квадратный участок со стороной около семисот футов. Он расположен примерно в пятидесяти милях к западу от оазиса Дахла, неподалеку от великого Песчаного моря. Рядом с ливийской границей.

— Я знаю, где находится великое Песчаное море, сэр.

— Правда? Нужно самому посмотреть в атласе.

Перси Хэвиленд ничего не сказал. Но он внимательно слушал. Ходили какие-то слухи, но все же...

— Перси, я не думаю, что вы поймете на этих фотографиях больше, чем я. Но доклад не оставляет особых сомнений. На самых первых снимках ясно виден лагерь. Именно это в первую очередь привлекло внимание МОССАД. Египтянам нет никакого смысла строить здесь военный объект. Ближайший более или менее крупный населенный пункт ливийской стороны — Хуфра. Едва ли это строительство заслуживало таких усилий.

Он сделал паузу. Хэвиленд про себя заметил — уже не в первый раз, — что премьер-министр иногда дьявольски хорошо осведомлен.

— Затем там начали что-то копать. Это походило на археологические раскопки, но огромного масштаба. Оборудование доставлялось на вертолетах. Израильтяне осторожно навели справки в департаментах археологии всего мира. Ни в том районе, ни где-либо поблизости не планировалось никаких раскопок. Так что они продолжали делать снимки. После революции темп работ значительно ускорился. Результаты можете видеть сами.

Перси более внимательно посмотрел на фотографии. Что-то очень большое, но нечеткое, смутное, похожее на черный квадрат воздвигалось посреди пустыни.

— Вот этот снимок сделан два дня назад, — сказал премьер-министр. — Израильтяне послали туда истребитель, оборудованный камерами. Изображение на фотографии абсолютно отчетливое. Но вот вопрос, Перси: что, черт возьми, все это означает?

Перси присмотрелся. Фотография была цветной, и запечатленный на ней объект представлял собой пирамиду из черного полированного камня, такую же высокую и широкую, как самая большая из трех главных пирамид Гизы.

Когда Хэвиленд ушел, премьер-министр с минуту сидел неподвижно. Затем он поднял трубку одного из телефонов на столе.

— Хоукинс, зайдите, пожалуйста.

Через несколько секунд в дверях появился личный секретарь премьер-министра.

— Хоукинс, позаботьтесь, пожалуйста, чтобы следующие полчаса меня не тревожили. Не впускайте никого, хотя бы это была даже сама королева.

— Хорошо, сэр.

Не прежде, чем секретарь закрыл за собой тяжелую дубовую дверь, премьер-министр поднял трубку второго телефона и набрал короткий номер:

— Симпсон, вы по-прежнему присматриваете за Перси Хэвилендом? Хорошо. Действуйте в том же духе. А пока мы говорим, не попросите ли одного из ваших ребят организовать мне прямую связь с тем номером в Каире, с которым я говорил на прошлой неделе?

Айше пробудилась от глубокого сна, в котором присутствовали какие-то ужасные сновидения. Сейчас она не помнила их, но ощущения, оставленные ими, были мучительными и тревожными.

Одевшись, она отодвинула занавеску палаты. В маленьком госпитале было тихо. Она смутно припоминала какое-то беспокойство час или два назад, но сейчас не замечала никаких признаков тревоги.

Слева от нее размещалась палата, в которой поместили Фадву. Уж конечно, никто не станет возражать, если сна взглянет на девочку. Отодвинув занавеску, Айше заглянула внутрь.

У кровати горел тусклый торшер. Под ним сидела сестра в белом халате и читала книгу. Когда занавеска зашуршала, она подняла глаза и улыбнулась, увидев Айше.

— Можно войти? — шепотом спросила Айше.

— Конечно. — Сестра отложила книгу. — Можете говорить громко — девочка вас не услышит. Она еще долго не придет в сознание.

Айше вошла в палату и задвинула за собой занавеску.

Маленькое помещение было набито оборудованием. Повсюду извивались трубки, провода и кабели. С металлического шеста к руке Фадвы тянулась капельница.

Девочка лежала под накрахмаленными белыми простынями, ее голова покоилась на высоких подушках. Ее лицо было очень бледным, глаза закрыты, вокруг них — темная синева. Дыхание девочки было частым и неровным. Светящаяся ломаная линия на маленьком зеленом экране регистрировала хрупкое трепетание ее сердца.

— Как она? — спросила Айше. Ей было неловко, что она столько времени спала, забыв о Фадве. Мысленно пообещала себе больше не оставлять девочку одну.

Сестра покачала головой:

— Неважно. Потеряно много крови, повреждения внутренних органов. Если бы у нас были соответствующие возможности... — Она пожала плечами. — Но я думаю, что она выкарабкается, хотя это займет немало времени. Надежда есть. Она сильная девочка? Я имею в виду — душевно.