– Тогда считай меня бестактным. Между прочим, мне очень понравился наш разговор. Ты видишь вещи совершенно по-другому. Меня это интригует.
Мадлен почувствовала себя так, словно ее ударили в самое сердце. Она медленно опустила чашку и встретилась с ним взглядом.
– Ты имеешь в виду примитивной Он с изумлением уставился на нее, и Мадлен поняла, что неверно истолковала его слова.
– Нет, – тихо, но твердо произнес Филипп. – Как-то уникально.
– Филипп, разреши напомнить, что сегодня в Америке несколько миллионов родителей-одиночек. Это едва ли делает меня уникальной.
– Возможно, ты права. Но я скорее имел в виду тот факт, что ты не боишься меня. Ты никогда не относилась ко мне, как к какому-то идолу. К моему великому сожалению, пресса изображает меня именно таким. Ты не испытываешь передо мной страха и прямо говоришь о том, что думаешь. Споришь со мной, когда считаешь меня не правым.
Чувство стыда, которое она испытала из-за того, что не правильно поняла его, только усилилось в результате его откровенности.
– Ты даже не представляешь, как я хотела бы забрать свои слова обратно.
Наконец принесли счет, и минуту спустя они уже ехали на праздничный вечер. О неловкой ситуации было забыто, и вскоре Филипп снова заставил ее смеяться, изображая кое-кого из гостей. Мадлен знала этих людей по работе с Евой. Ее поразила необыкновенная точность, с которой копировал их Филипп.
Они прибыли с небольшим опозданием. Судя по количеству лимузинов, припаркованных у дороги, ведущей к родовому дому Амберкрофтов, публика уже собралась. Пользуясь своей привилегией, Филипп попросил шофера проехать за дом, чтобы не оказаться в этой толчее.
Мадлен немного знала об особняке Амберкрофтов из прессы, но репортеры не могли воздать должное тому зданию, которое сейчас возвышалось перед ней. Не обладая глубокими познаниями в архитектуре, Мадлен точно знала, что здание довоенное. Ходили слухи, что дом был построен на деньги, которые принес винокуренный завод прадеда Филиппа. Его сын, то есть дед Филиппа, сделал свое состояние на виноделии в годы сухого закона. Потом он превратился в респектабельного гражданина, а все остальное стало историей.
Филипп поинтересовался, с чего она хочет начать. Вместо того, чтобы сразу направиться в дом в танцевальный зал, она выбрала возможность обойти дом и выйти на парадную лестницу, ведущую на огромное крыльцо с колоннами. Вид с парадного крыльца был захватывающим. Будучи садоводом-любителем, она испытала благоговейный трепет перед загадочным пейзажем, едва различимым в сумерках. Она могла только предположить, как красивы эти цветы, полностью раскрытые под яркими лучами солнца.
Через несколько минут они вернулись в дом. В паузах между знакомствами Мадлен смогла окинуть взглядом фойе, которое казалось больше, чем вся ее квартирка. Паркетный пол сверкал благодаря многим слоям светлой мастики. Огромная лестница, которая непременно привлекала к себе внимание, напоминала лестницу из романа „Унесенные ветром“.
Филипп постоянно представлял кому-нибудь Мадлен, пока они, наконец, не нашли его мать.
Услышав имя Мадлен, миссис Ольга Амберкрофт натянуто улыбнулась и вежливо попросила разрешения переговорить с Филиппом наедине. Мадлен не слышала, что миссис Амберкрофт неистово нашептывала Филиппу, но уловив слова „секретарша“, „свидание“ и „упущенные возможности“, почувствовала, как на нее нашло уныние.
Когда он снова присоединился к ней, Мадлен заметила, что он крепко сжал зубы.
– Полагаю, ты получил нагоняй, – сказала она, стараясь разрядить обстановку.
Глаза Филиппа утратили строгое выражение, взгляд посветлел.
– Что-то вроде этого. Моя мать по-детски уверена, что я не должен приводить с собой того, кто не является потенциальным вкладчиком.
– О, у меня есть двадцатка, припрятанная в кошельке. – Она вызывающе ухмыльнулась. – Мне стоит вложить ее прямо сейчас?
Филипп запрокинул голову назад и расхохотался, чем вызвал не один любопытный взгляд. Ее непринужденная естественность и отказ выдавать себя за ту, кем не являлась, восхищали его. Никакой неловкости, никакого подобострастия!
– Тебе показать дом? – спросил он. – Или ты хотела бы потанцевать?
– Гм. Серьезный выбор. Думаю, я бы предпочла посмотреть дом. Если, конечно, ты не возражаешь.
– Нисколько. Сюда, пожалуйста.
Поднимаясь с ней по огромной лестнице, Филипп взял ее под локоть, отчего по телу Мадлен пробежала дрожь. Обычная реакция на его прикосновения! Даже жакет на ней не служил защитой.
– Тебе холодно? – заботливо спросил Филипп. Холодно? Скорее она чувствовала поднимающийся жар, но едва ли это могло послужить подходящим ответом.
– Со мной все в порядке. Наверное, это из-за сквозняка.
Когда они остановились на лестничной площадке, Мадлен посмотрела на него и улыбнулась.
– Очень надеюсь, что экскурсия закончится посещением твоей детской комнаты. Уверена, сейчас в ней никого нет. Застывшие солдатики ждут, когда будущий полководец из следующего поколения поведет их в решающую атаку.
Филипп широко улыбнулся в ответ.
– Мне очень жаль, но не могу предложить тебе ничего такого сентиментального. Бывшая детская теперь мой кабинет, но я с удовольствием покажу его тебе.
Он открыл дверь, включил свет и отступил назад, чтобы Мадлен могла войти.
– Я должна сделать признание, – произнесла она, оглядывая комнату, обстановка которой состояла из антикварных ценностей.
– Как, еще одно? Сгораю от нетерпения. Мадлен покачала головой и закусила губу, чтобы не усмехнуться.
– Будешь иронизировать, не скажу вообще ни слова. – Она притворилась, что хочет уйти.
Филипп схватил ее за плечи и повернул к себе.
– Ну же, я жду.
Мадлен поняла, что не сможет долго сопротивляться, и сдалась.
– Когда мы встретились с тобой впервые, я была такой же глупой, как и те люди, которые относятся к тебе как к божеству и о которых ты мне рассказывал. Я читала про тебя и твою семью, и ты казался мне необыкновенным человеком. Впрочем, как и вся твоя семья. Потом, работая на тебя, я поняла, что ты другой.
– Это хорошо или плохо?
– Конечно, хорошо. – Мадлен сделала шаг назад, провела рукой по изящно выгнутой спинке одного из кресел, стоящих перед камином. Потом с осторожностью повесила расшитую бисером сумочку на подлокотник. Не глядя на хозяина кабинета, она продолжила:
– Мне просто хотелось, чтобы ты знал: работать на тебя было замечательно, и я благодарна тебе за предоставленный мне шанс. Знаю, что скоро вернется миссис Монтаг, и тогда у меня уже не будет больше возможности пооткровенничать с тобой.
Филипп подошел к ней. Она стояла, рассматривая портрет его отца.
– Мадлен, только потому…
– Ты знаешь, что похож на него?
– Мне говорили об этом. Послушай…
– Джин больше похож на мать, но у вас обоих сильные гены Амберкрофтов.
– Мадлен…
– Филипп, не надо. – Она повернулась к нему и быстро прикоснулась кончиками пальцев к его губам. – Не говори, что мы будем встречаться. Ты очень занятой человек, твоя жизнь вернется в обычное русло, а я стану секретарем в каком-нибудь среднем звене корпорации. Если повезет, я смогу мельком увидеть тебя на празднике в парке в будущем году…
– Мадлен, – прервал ее Филипп, схватив Мадлен за руки и целуя каждый палец поочередно, – мне бы хотелось, чтобы ты хоть немного помолчала.
– Хорошо, – прошептала она, закрыв глаза в тот момент, когда его губы коснулись ее губ.
Она так надеялась на этот поцелуй. Расставание не может быть окончательным без настоящего горячего поцелуя.
И Филипп ее не разочаровал.
Он крепко обнял Мадлен, и она обхватила шею Филиппа руками, вздохнула и замерла в его объятьях.
Его губы дразнили ее, а руки ласкали, но этого было недостаточно. Ласки становились более настойчивыми.
Тело словно воспламенилось, Мадлен испытывала такую страсть, какой не знала раньше. Она заметила, что жакет сполз, только тогда, когда почувствовала руки Филиппа на своих оголенных плечах, потом на спине. Его прикосновения обдавали жаром ее кожу.