– Леокадия, я занят, – сказал Рейнгарден, не опуская пистолета, который по-прежнему был нацелен в мою грудь.

– Отдай фотографии! – сверкнув ярко-зелеными глазами, потребовала девушка.

Историк попытался улыбнуться и выдавил:

– Разумеется, доченька моя. Но попозже… Оставь нас, ты же видишь: у меня срочное дело.

– Доченька? – сказала девушка. – Разве доченьку фотографируют голой для порножурналов? Ты, наверное, забыл, папаша, что я – твоя приемная дочь! Но это все равно не дает тебе право снимать меня в ванной через замочную скважину!..

Взгляд Рейнгардена стал свинцово-тяжелым. Ствол пистолета дрогнул и развернулся к девушке.

Я решил, что мне пора что-то предпринять, но опоздал. Как видно, на досуге Леокадия занималась не одной верховой ездой. Присев, она собралась в тугой комок, а потом развернулась, словно пружина, и умело вдарила историку ногой под дых. Тот согнулся в три погибели, но палец его нажал курок, и пуля разнесла вдребезги большую старинную вазу в углу кабинета. Вторым ударом – на этот раз локтем – девушка обработала челюсть своего отчима, и тот с грохотом улетел в угол. Пистолет плюхнулся на ковер, и девушка подняла его и бросила в окно. Стекло обрушилось водопадом на неподвижно лежащего историка.

Леокадия решительно выдвинула ящик стола и, порывшись в нем, извлекла большой конверт. После этого, по-прежнему не глядя на меня, широкими шагами удалилась восвояси.

Я посчитал, что на этом моя сегодняшняя работа с клиентом завершена, и последовал примеру девушки.

Двигаясь к центру города, я невольно размышлял о тех нелепых и страшных событиях последних дней, свидетелем которых меня угораздило быть.

… Смерть Слана, которого, как выяснилось, прикончила по пустяковому поводу собственная любящая жена…

… Странное поведение любителя давно ушедших времен Дюриана Рейнгардена, и не менее странное обращение Леокадии со своим отчимом…

… Рассказ Вела Панина о странной выходке Дена Теодорова, расправившегося в одиночку средь бела дня с компанией здоровяков и напрочь забывшего об этом…

А ведь были еще и другие аномалии, которые я наблюдал на протяжении нескольких лет и которые тщательно заносил в свою картотеку. Все они, на первый взгляд, были не такими уж из ряда вон выходящими поступками, если не принимать во внимание тех людей, которые их совершали.

Так, например, однажды на моих глазах вполне приличная дама – учительница из гимназии с соседней улицы – разделась догола прямо на центральной площади Интервиля. Шокированные прохожие, проходя мимо нее, старательно делали вид, что не замечают публичного стриптиза, а кое-кому из приезжих эта выходка, возможно, пришлась по душе, потому что в кучке зевак время от времени раздавались жидкие аплодисменты, но насладиться широким массам этим зрелищем не дали полицейские, забравшие женщину в участок. Я не знаю, что потом с ней стало, – скорее всего, дело закончилось штрафом за оскорбление общественной нравственности, потому что через несколько дней я видел учительницу, когда она вела свой класс на экскурсию в музей, и на этот раз ничего сексуально-аномального в ее облике и поведении не проскальзывало…

В другой раз аномально повел себя не кто иной, как мэр Интервиля господин Невенгловский. Выступая на церемонии открытия спортивного комплекса (я там оказался совершенно случайно), он внезапно завертел головой, словно его душил воротничок, а речь его обильно наполнилась ненормативной лексикой и стала похожа на монолог подзаборного забулдыги. Скучавшие представители прессы тут же встрепенулись, ощутив, что присутствуют при рождении новой сенсации, но распорядители церемонии и свита мэра вовремя спохватились и увели Невенгловского под белы рученьки, оборвав его на полуслове. Если бы данный инцидент был зафиксирован средствами видео– или аудиозаписи, карьера мэра на этом бы бесславно окончилась: разве кому-то хочется, чтобы городом управлял не то псих, не то наркоман, не то алкоголик? Однако Невенгловский вышел сухим из воды, и в последующие две недели городские органы печати старательно развенчивали «клеветнические измышления, направленные на дестабилизацию органов городской власти»…

И, наконец, был еще эпизод, когда тщедушная старушка, переходившая дорогу, чуть не угодила под машину. Выскочивший водитель – молодой, здоровый парень – стал, размахивая руками, выражать свое возмущение в отношении «старой карги, которой жить надоело». Ни он, ни кто-либо другой из случайных свидетелей происшествия не ожидал приступа агрессивной прыти со стороны нарушительницы правил движения. Своим длинным зонтиком она ударила незадачливого владельца машины под дых, потом острым каблуком – под ребра, а в завершение одним-единственным ударом сухонькой ручки разбила ветровое стекло. Пока пострадавший – а вместе с ним и зеваки – приходил в себя, «старая карга» резво прыгнула в машину и с места рванула в ближайший переулок, пройдя крутой поворот на такой скорости, что машина встала на два колеса…

Время от времени всплывали на поверхность и другие, менее комические, но тем не менее заметные факты, свидетельствующие о том, что аномалии в городской жизни растут и множатся с каждым днем. Их можно было отследить по публикациям в прессе.

… Порядочный, благопристойный гражданин в один прекрасный день, вооружившись снайперской винтовкой, расстреливает прохожих из окна своей квартиры в центре города, причем последующее расследование не находит причин, которые могли бы стать предпосылкой для стрельбы по живым мишеням…

… Крупнейший в Интервиле банк «Золотые двери» подвергается средь бела дня хорошо организованному нападению полусотни мирных граждан, вооруженных подручными средствами. Пока часть налетчиков сдерживает натиск отряда полицейских (причем, по свидетельству полицейских, налетчики дрались почти голыми руками, но дрались как японские ниндзя, и каждый из них стоил в уличном бою десятерых!), остальные шутя справляются с вооруженной до зубов охраной банка, взломавают (без особых приспособлений!) бронированные двери в подвальное хранилище и уносят с собой несколько миллиардов юмов… Каждый шаг и каждое движение налетчиков были расписаны до сантиметра. Действовали они в масках, и полиция вначале решила, что действуют профессионалы, но в последующем выяснилось, что к столь дерзкому налету не причастна ни одна из мафиозных группировок… Но еще более удивительные вещи стали происходить, когда полиция была вынуждена обратиться за помощью в соседний округ. На подступах к городу подкрепление, двигавшееся на броневиках, неожиданно попало в засаду, и, пока вело самый настоящий бой с невидимым противником, налетчики успели просочиться сквозь кольцо окружения вместе с добычей и кануть как сквозь землю. В результате этого сенсационного ограбления двадцать пять полицейских были убиты и тяжело ранены, пятнадцать мирных жителей и трое банковских служащих пострадали от шальных пуль, сильно досталось зданию банку и близлежащим кварталам. Потери налетчиков: девять человек были убиты на месте, и еще тринадцать скончались в реанимации, так и не придя в себя, чтобы поведать, кто же замыслил и провел эту дьявольскую акцию… Полиция быстро установила личности погибших бандитов, и, к всеобщему удивлению, ими оказались ни в каких грехах ранее не замеченные граждане Интервиля, в том числе – университетский профессор, священник, медсестра и прочие представители интеллигентных профессий. Были тщательно допрошены их родственники, но и они ничего не смогли – или не захотели – поведать о том, каким образом их муж, сын или отец оказался замешанным в преступный заговор. Версия об иностранных гастролерах была самой распространенной, но подтверждения так и не получила…

… Все чаще в городе происходят так называемые убийства без видимой причины, причем многие из них, если судить по «почерку», явно совершены одним и тем же человеком. Похоже в «оплоте порядка и высокой нравственности», каковым Международный считался в глазах мировой общестенности, завелся свой, домашний маньяк…