Решив перехватить Милева на пляже, я исхожу из того, что моим противникам, кем бы они ни были, трудновато будет привести в исполнение свои злодейские замыслы на открытом пространстве, где невозможно спрятаться, скажем, от наблюдения с воздуха и со стороны моря.

В свою очередь, мне легко оказаться в непосредственном соседстве от торгового инспектора, поскольку телами жаждущих как можно скорее получить солнечный удар и избыточную дозу ультрафиолета усеян почти каждый квадратный сантиметр пляжа. Я говорю “почти”, потому что место как раз рядом с лежаком Милева предусмотрительно занято мной еще с предыдущего вечера, и в данный момент я дожидаюсь, когда мой сосед совершит очередное омовение в море, чтобы предложить ему с пользой провести время. Например, сыграть по “маленькой” партию-другую в бридж, тем более, что карты у меня с собой… При этом я очень надеюсь проиграть инспектору все коны подряд, но выиграть в конечном счете нужную мне информацию.

Если меня сейчас увидит кто-то из моих знакомых хардеров, то он ни за что не признает во мне Даниэля Лигума. Тщательно наложенный грим и включенный на полную мощь голо-макиятор делают из меня длинного тощего типа, в котором можно было бы заподозрить волейболиста, не будь он таким вялым и немощным. Лицо тоже вялое и бледное, с опущенными уголками рта, и “волейболист” явно страдает хроническим бронхитом, потому что то и дело перхает, отплевываясь в песок.

Нацепив на глаза комп-очки, я старательно делаю вид, что поглощен каким-нибудь из тех фильмов, которые никак нельзя отнести к числу великих достижений человеческой культуры. На самом деле я внимательно изучаю нехитрое имущество, небрежно оставленное Милевым на своем лежаке. Инспектор отправился в воду, как и полагается, в одних плавках, и на нем не видно ни массивных золотых медальонов, ни наручного комп-карда в водонепроницаемом корпусе. Следовательно, если он оснащен “регром”, то прибор либо скрывается в единственной детали его одеяния, либо он оставил его среди своих вещей на лежаке.

Непростительное легкомыслие, если верен второй вариант, потому что у меня так и чешутся руки произвести хотя бы поверхностный досмотр шмоток инспектора. В конце концов, он об этом может и не узнать, поскольку голова его скрывается за выступом-волнорезом, сложенным из каменных глыб.

Но усилием воли я приказываю себе не проявлять чрезмерного любопытства к барахлу своего ближнего, поскольку кое-кто из других загорающих может также не спускать глаз с лежака Милева.

Что ж, дождемся нашего “счастливчика”, тем более, что купаться ему остается совсем недолго. Как показывает опыт предыдущих дней наблюдения, Милев не склонен к приему продолжительных морских ванн. Хорошо еще, что он отлично плавает, иначе пришлось бы, из опасения за его жизнь, сопровождать его и на суше, и в море, изображая из себя этакого тайного телохранителя…

Кстати, а ведь он действительно почему-то задерживается!

Может быть, его ногу свела судорога в воде, по температуре не уступающей парному молоку?

Или он стал жертвой акулы-мутанта, специально всплывшей из черноморских глубин, дабы оттяпать ему ноги по самые гениталии?

Но смех смехом, а пора проверить, куда же он делся…

Я успеваю снять с себя очки, когда со стороны моря доносятся тревожные крики. Чей-то властный голос требует немедленно вызвать врача, а компания прелестных блондинок с загорелыми ляжками в испуге ретируется подальше от воды.

Скользя по камням, я устремляюсь на волнорез, и моему взору открывается кошмарная картина. У самых камней на волнах качается, будто надутое воздухом, тело так и не сыгравшего со мной в карты соседа по пляжу. Голова его опущена затылком вниз, и вокруг нее образовалось обширное темное пятно в лазурных волнах. Вокруг пострадавшего собралась кучка купальщиков, которые явно не знают, что им предпринять.

В несколько прыжков я спускаюсь вниз и припадаю к телу Милева.

Пульса нет. Очевидный труп. Я переворачиваю его лицом вниз и вижу, что затылок разнесен вдребезги, хотя и не пулей.

— Кто-нибудь видел, как это случилось? — поворачиваюсь я к зевакам.

— А вы врач? — спрашивает один из них. Это ему принадлежит властный голос.

— Врач, врач, — успокаиваю его я, не особо кривя душой. — Так вы не видели?..

— Видел, — говорит он. — Мы все видели, верно, друзья?..

Люди вокруг него кивают в знак согласия.

— Видите вон тот атомоход? — Тип с властным голосом указывает на горизонт, где по морю ползет белоснежная коробочка. — Это он во всем виноват!

— Неужели? — искренне удивляюсь я. — Но каким образом?

— Он поднял довольно высокую волну, — объясняет мне властноголосый. — А этот мужчина как раз проплывал мимо камней, и волна швырнула его головой на волнорез…

Остальные свидетели подтверждающе кивают. Не удивлюсь, если окажется, что все они — члены Общества немых.

— А почему вы не принимаете никаких мер для спасения пострадавшего? — вдруг спохватывается человек с начальственным голосом, обращаясь ко мне. — Если вы — врач, то ваш святой долг заключается…

— Медицинская помощь ему уже не нужна, — заверяю его я. — До прибытия инвестигаторов прошу оставаться всех на этом месте.

И подношу к губам браслет комп-карда, оснащенный системой голосовой связи.

* * *

С учетом двух предыдущих неудач можно представить, с каким трепетом я берусь за следующего “клиента”, если пользоваться вульгарным жаргоном некогда существовавших спецслужб.

А когда я знакомлюсь ближе с человеком, с которым следует установить контакт, то клянусь себе, что уж на этот раз ни за что не допущу, чтобы у меня под носом на голову этого свидетеля свалился кирпич с крыши стоэтажного здания или игрушечный пистолет в чьих-нибудь руках вдруг оказался заряженным настоящей пулей…

Потому что следующим пунктом в списке пассажиров, не прибывших на старт “Этернеля”, значится Рубела Фах, “музыкальное чудо света”, как ее называют во всем мире. Даже не будучи поклонником ее таланта, я, тем не менее, не могу не признать, что это — поистине выдающееся и загадочное существо. Начать с того, что никто, похоже, не ведает, от кого она родилась и родилась ли вообще в том смысле, который принято вкладывать в это понятие. В грудном возрасте Рубела была подкинута на крыльцо одного из специальных матернитатов, в которых обычно выращивают детей-мутантов. И сделано это было не случайно. У младенца с самого рождения отсутствовали конечности и глаза. Однако, как вскоре выяснилось, руки, ноги и даже зрение этому ребенку были вовсе не нужны, потому что он обладает экстрасенсорными способностями необычайной силы. С окружающими предметами девочка обращалась так же хорошо, как нормальные люди, воздействуя на них при помощи телекинеза. А видела она неким “внутренним зрением”, причем не только в доступном всем людям спектре, но и в инфракрасных и ультрафиолетовых волнах.

Некоторое время Рубелу активно изучали специалисты, но в возрасте двенадцати лет девочка наотрез отказалась быть объектом исследований, и постепенно ее оставили в покое. Почему-то с малых лет чудо-ребенок пристрастился к музыке, а именно — к сочинению и исполнению опусов, относящихся, скорее, к классическому жанру, чем к популярной музыке. В мелодиях, которые она исполняла на синтез-гармонии, таилось нечто необычное, и кое-кто стал всерьез утверждать, что эти нехитрые, в общем-то, пьески оказывают поистине гипнотическое воздействие на подсознание людей. Но, как показал специальный цикл исследований, это не соответствовало действительности.

Неудивительно, что творчество Рубела Фах быстро стало популярным в мире, и с пятнадцатилетнего возраста девочка давала концерты практически по всей Земле. Где слава — там и деньги, и сейчас “музыкальное чудо света” обладает большим состоянием, которое не может не привлекать различных аферистов и желающих поживиться за чужой счет. Однако девушка, словно предвидя возможные осложнения, очень мудро никого не подпускает к себе и к своему особняку в пригороде Парижа ближе, чем на пушечный выстрел. Все организационные вопросы, связанные с концертными выступлениями и интервью средствам массовой информации, улаживает единственное по-настоящему близкое (в смысле расстояния) Рубеле существо в лице киборга-Умельца. Наверное, это один из последних, если вообще не самый последний экземпляр киборгов этого образца. Все остальные были уничтожены еще три года назад по совместному решению Щита и Ассамблеи Федерации, и мне тогда тоже пришлось внести свою лепту в это грязное дело…