— Сожалею, но гостиниц для проживания клиентов у нас не предусмотрено. Вы можете, разумеется, весь срок пребывать на борту вашего корабля, но причальная плата у нас очень высокая. Сами понимаете, наш порт невелик. И развлечений у нас, прямо скажем, немного, и все они тихие. Не беспокойтесь, у нас собственная служба безопасности. Весьма, — она улыбнулась как змея, и Брюс ее сразу от души возненавидел, — эффективная. Выполненная на заказ для внутреннего пользования. Всего вам хорошего.

Она явно была из тех, кто обронит слово и мимо пройдет, предоставляя тем, кого заденет, с этим жить.

— Где его вещи? — спросила Эвридика.

Эскорт переглянулся, словно вопросы жизнеобеспечения Брюса подразумевали только трехразовое питание,

— Нам его передали так.

— Мы отразим это в протоколе передачи, если вы не возражаете.

Придерживая за плечо, Эвридика вывела его в те, другие двери. За ними оказался просторный коридор, воздух в котором аж трещал от озона. В коридор выходили одинаковые раздвижные двери из матового стекла — множество дверей. Светильники в потолке — такие же матовые квадратные плиты, и свет из них льется сиреневатый, резкий, выделяющий на коже спутницы Брюса каждую жилку. Очень невыгодный свет, он превращает ее в чудовище.

Его собственная палата оказалась маленькой голой комнатой, напомнившей Брюсу заключение на «Инсургенте». Вот разве что свет тут был яркий, и хорошо, что пульт управления им находился внутри. Правда, это ничем не поможет. Наверняка у них тут инфракрасная следилка. Окна нет. Голубоватый декоративный пластик, под ним — он постучал по стене — пласталевая основа.

Коробочка. Камер-р-ра-а-а-а!

Спокойно. Вон монитор с пультом вмонтирован в стенку.

— Это видео или трансляции тоже можно смотреть?

— Только видео. Попозже я принесу тебе мультики и комедию.

— Мультики? Мне одиннадцать, я люблю военные драмы!

— У нас этого нет. Есть веселые приключения про пиратов.

— Про пиратов — и веселые? — Брюс скривился. — Это неправда.

— Бери что есть или сиди скучай. Так что лучше не спорь, — обиделась, видимо, за пиратов.

Свежо — он поежился. Двадцать градусов, не больше. Койка с голубым постельным бельем и синим одеялом, умывальник и унитаз, наглый, как трон. УФ-облучатель для дезинфекции.

— А душ?

— Душ в коридоре. — Эвридика следила за ним так же внимательно, как сам он осматривал комнату. Это только кажется, что она никакая, угу. — Тем, что здесь, ты будешь пользоваться по мере необходимости, а душ обязателен трижды в день. Там, на кровати, — пижама. Переоденься. Твою одежду я заберу.

Да сделайте одолжение! За время перелета этот комический вечерний наряд, в котором его забрали, насмерть осточертел Брюсу. Было бы что надеть, он бы и сам его сжег. Пижама, как следовало догадаться, тоже была голубой и напомнила ему хирургический костюм. К ней полагались белые тапочки, похожие на теннисные туфли, и свитер. Мама сказала бы, что это классическое сочетание цветов.

Мама. Что Люссак с ней сделал?

Пока он думал об этом, Эвридика забрала узел его вещей и вышла, захлопнув за собой дверь.

— Эй! — пискнул вдогонку Брюс. — Не запирайте!

Поздно. Замок защелкнулся. Эта дверь, в отличие от лабораторных, была стальной и запиралась снаружи. Нет, все-таки камера.

— Это уже оно? — спросил Брюс, уныло наблюдая, как шприц засасывает кровь из вены.

Так просто и быстро? Утром Эвридика заставила его сдать мочу. Прядь волос, обрезок ногтя... и ритуал, обязательно тайный, да, в исполнении монстров под клобуками.

Впрочем, толстенький сосредоточенный доктор Ванн никак не тянул на монстра.

— Нет, юноша, это всего лишь анализы. Первоначальные исследования, которые покажут, как протекают в вас важные жизненные процессы. Чем более полно мы учтем их, тем более правильным получится ваш братик.

— Братик? — изумился Брюс. — Это?

— Ну-ну! Главное в вашем деле — сформировать к нему правильное отношение. Генетически это ваш полный близнец: все, что вам в нем не понравится, в той же мере свойственно вам самим. Это же, простите, как надо было достать ваших уважаемых родителей, чтобы они попросили сделать им точно такого же мальчика, только хорошего?

Зажав ватку сгибом локтя и медлительно сползая с лабораторного табурета, Брюс искоса наблюдал за доктором, который в это время сноровисто рассовывал образцы его тканей под микросканеры. Халат его был замызганным и мятым, а иод ним — клетчатая рубашка. То ли доктор Ванн был слишком большая шишка, чтобы подчиняться мании стерильности, то ли его грязь была чистой, но почему-то это расположило к нему Брюса. К тому же ему польстило, что его назвали юношей.

— То есть вы меня еще позовете?

Доктор кивнул и прижался глазом к окуляру. Движение кровяных телец в пробе Брюса привело его, очевидно, в детскую радость. Есть одна вещь, которая располагает к тебе людей, вспомнил Брюс. Эта драгоценная штука называется хорошим воспитанием, и, вероятно, пришла пора пустить ее в дело.

— Что вы знаете про моих родителей, доктор Ванн? Вам рассказали?

Тот мотнул головой:

— Я знаю все, что нужно мне для работы. Ваши родители присутствуют тут незримо, в качестве своих генов, каковые гены и будут у нас с вами, молодой человек, основным объектом исследования и строительным материалом нашего шедевра.

— Нашего? — фыркнул мальчик.

— Вы — материал, — невозмутимо сказал доктор Ванн. — А я — архитектор и каменщик. Это наш совместный труд.

— Мне всегда казалось, — заявил Брюс, пятясь и норовя снова взмоститься на высокий круглый табурет (это было частью Большого Плана), — что генам придают слишком много значения. Ну, цвет волос-глаз, наследственные болячки всякие. Но меня мной разве гены делают? А мои одиннадцать лет, в течение которых я чему-то научился просто потому, что так... вышло? В том числе случайно?

— Гены, — задиристо ответил ему доктор Ванн, — отвечают за организацию мозга. А то, как организован ваш мозг, определяет вашу реакцию на внешние факторы. Гнев, симпатия, испуг — у вас с вашим идентичным братом все это будет совершенно одинаково! А нет... гнев, согласно техническому заданию, мы уберем. Некая разница, обусловленная вашим личным опытом, на первых порах будет. Но она сгладится с течением времени.

— Или усилится. Пять поколений в моей семье были военными пилотами! Вы же собираетесь сбацать дружелюбное и незлобивое существо, которое будет извиняться там, где я попросту в морду дам. И это вы назовете — Эстергази?

— Эта работа стоит дорого. Не надо думать, будто за эти деньги я всучу заказчику нечто, представляющееся вам со стороны столь примитивным. Я пятнадцать лет делаю штучную работу. То, что выходит из моих рук, — уникально. Вы, молодой человек, поверите, что в этой вашей пробе, — доктор Ванн ткнул пальцем в микроскоп, — я вижу красоту и отвагу? И они мне нравятся, и я хочу их сохранить и расцветить! В каждой моей модели есть изюминка. Я делаю что заказывают, но еще я делаю — сверх!

Он пфекнул, как обиженный еж, и вновь прижался глазницей к окуляру.

— А можно, я немного посижу с вами? — спросил Брюс. — А то меня там запирают... и книжек никаких нет. Вы же можете сказать Эвридике, что я вам еще нужен? Я могу тихо... Честно.

— Нет никакой нужды в тишине. Оставайся сколько хочешь, пока не надоест. Я люблю поболтать о том, что делаю. Мы тут, знаешь ли, вытворяем интереснейшие вещи. Ты никогда не хотел почувствовать себя богом? Сотворить, скажем, жизнь: сперва по своему образу и

подобию, а после, когда пробный этап пройден, — по собственной прихоти!

— Или на заказ, — не сдержался Брюс. — Простите.

— Ну... всегда все упирается в финансирование. Однако заданное направление не исключает творческого подхода. Оно, как бы выразиться правильно, бросает вызов твоему таланту! Сперва «суперсолдат», которого Галакт-Пол отхватил с руками. Потом красивые женщины для богатых мужчин... — Доктор сделал витиеватый жест кистью. — Оно работает! О, пора обедать. Обед есть вещь священная. Пошли-ка, брат, в столовую.