Михаил Трегер

Песенка Бит-Боя приносящего счастье

Ну что ж, корабль готов, поймали ветер снасти, Над башней маяка созвездия зажглись, И окнами домов распахнутыми настежь Глядит из далека притихший, сонный Лисс. 2х2 р.

На сотню мелочей удача не делима, На сотню мелких бед не делится беда, Когда в судьбе твоей гроза проходит мимо, То в чьей-нибудь судьбе она гремит тогда.

И если злой недуг в сердцах еще горячих, Ты щедростью своей им светишь до конца. Но жалко, что крадут огонь твоей удачи Огарками свечей холодные сердца.

Когда придет пора, устало веки смежим, Свой долг перед судьбой давно вернув сполна, А где-то до утра глядит с тоскою Реже, Как тает над волной ущербная луна.

Боже мой, как хочется вернуться В край, где все так сложно, и легко, Катится по золотому блюдцу Яблочко румяное с боков. И встают туманные картины И шумят роскошные пиры. Нам пока что не до сердцевины, Нам пока что хватит кожуры. И в запасе вечность, не иначе, И беда не тронула сердца. И удача, без конца, удача, И в придачу ....... без конца.

Я в детстве, как любой из Вас Летал во сне, летал не раз, И каждый раз надеясь, Что это не во сне я.

Я плыл, глотая высоту, Мне объясняли и раз сто, Потом все прекратилось, Наверное, я вырос.

Летели дни и облака, Летели листья и снега, В мои же сновиденья Вселилось тяготенье.

И вдруг, я вновь подняться смог, Но появился потолок, Захлопнувшись со стуком Над головою люком.

Он синеву закрасил мне, Как и положено во сне, Другим цветам примером, Надежным, черно- белым.

И я как будто в облаках, Но все не выше потолка, И с каждым шагом вижу, Становится он ниже.

Пусть от полета моего Не сохранилось ничего, Помимо детской веры Берущего барьеры.

Но мне наверное везет, Ведь у меня остался взлет, Тому, кто не летает, И этого хватает.

Голубой лев Ленинградскому ТЮЗу

С времен давнишних вслед за мной, При ясной и плохой погоде Походкой ели слышной ходит Лев, абсолютно голубой.

Мне с детства этот лев знаком, Всему ушедшему порука, И грустно мне, когда он руку Шершавым лижет языком.

Когда решаюсь я порой Свершить неправедное дело, Он сзади подойдет несмело, И в спину ткнется головой.

Но боль приученный терпеть Мой лев, стареющий недужен, Не так он в детстве был мне нужен, Как нужен взрослому, теперь.

Не забывайте львов своих, Когда-то выдуманных Вами, И будет охранятся львами Мир откровенья и любви.

Не то, они умрут в тоске, Не слыша ласкового слова, И станет меньше голубого В палитре всех земных страстей

И кончился Январь Е.К.

И кончился январь! Засыпано, затоптано, И рад, что пронесло, И жаль, что не вернуть. Но кончился январь, Февраль шумит под окнами И не дает забыть, И не дает уснуть.

Ты врешь, что ты права И что не все потеряно Не стоит, мол, спешить:

Ночной полет

посв. летчикам первых ночных трасс и в их числе Антуану Д'Сент Экзюпери.

Ночь над землей холодом дышит, Бездной глухой давит на крыши, Души пронзает взглядом совиным, И не поднять головы нам.

Звякнут ключи, бдительно, сонно, Вязнут лучи в шторах оконных, Только безумец может пытаться Ночью с землею расстаться.

Стихнут шаги по пустой мостовой, Город сомкнется у нас за спиной, Сердце стучит, и в моторе стучит Вызов покою, вызов ночи.

Вызов ночи, сонному гнету Мир промолчит вслед самолету, И оставляем в темной дали мы Беды, сомненья, любимых.

Взгляд опален сказочным блеском, Тонет полет в море вселенском, И распластавшись птицей над миром Легче назваться людьми нам.

Проще на ощупь ползти в темноте, Но человек, ты обязан лететь. Мир, вот площадка для взлета твоя, Звезды, твой самый надежный маяк.

Омар- Хайям

На свете мудрый старец жил, Омар- Хайям он звался, С напитком тем, что сердцу мил, С вином не расставался.

Его он пил среди снегов, Среди песков и скал, Он факт рожденья своего До смерти отмечал.

Прощальный мой единый крик, Младенца первый крик Переложил он на стихи, Догадливый старик.

Слова легки, как кислород, Как воздух сладкий, но Сухая глотка рот дерет, Запей стихи вином.

Пить, говорил он, можно все, Необходимо только, Запомнить крепко, где и с кем, За что, когда и сколько.

Но этой мудрой простоты Не признавал он сам, Кувшин не терпит пустоты, Считал Омар- Хайям.

Твердили близкие одно, Огонь ты свой умерь, Есть у кувшина жизни дно, Оно зовется "Смерть".

А он в ответ: Откуда нам Узнать, что суждено, В кувшине не увидишь дна, Покуда есть вино.

И пусть косятся на меня, Что я вина поклонник, Жив до сих пор Омар- Хайям, А трезвых, кто упомнит.

Ну что ж, друзья, Я выйду к Вам В душевном неглиже, Еще я не Омар- Хайям Но пьяница уже.

Всю ночь шел дождь, к утру он перестал, И тем опять признать победу света, Но было ясно, сказочного лета Свершился прозаический финал.

Случилась осень, вдруг, не приходя, Для лета вырыв скорую могилу, Был будний день, и не хватило силы Оплакать лето, даже у дождя.

Дождь все возьмет, свое и не свое, Когда замрут все в трауре рябины, Мы с ним оплачем в те сороковины И лето, и себя, и бытие.

Когда-то лето новое придет, Придет, но час рассвета не обманет, Не мы его, оно нас не застанет, И осень нас привычно отпоет.

Она свой срок отцарствует сполна, Любовь и боль всех пасынков природы, Не время года, время перехода В другой предел, в другие времена.

И словно, сохраняя уговор Мы в слове "Осень" понижаем голос, И наши души, как и наше соло Разноголосый покидают хор.

Откуда он взялся, тот старый трамвай, Смешной, одноглазый, без номера, Что в осень вошел, словно грешники в рай В венке золотистого колера.

Откуда он взялся, и кто его вел, Сквозь город смятеньем охваченный, Он шел по бульварам, по улицам шел, Маршрутом нигде не означенным.

И люди смолкали завидев его, Поняв головою ли, сердцем ли, Что можно держаться пути своего Чужими довольствуясь рельсами,

А были такие, что канули в нем, Без вести, без роду, без племени Приняв очищенье осенним огнем, Коснувшись подножки, как стремени.

В полуденный час, иль в полуночный час, На улицах, или под крышами, Трамвай этот, может окликнет и Вас, Звонком осторожным, не слышимым.

И Вам улыбнется водитель седой, Улыбкой знакомой, забытою, И осень затянет опавшей листвой Следов Ваших раны открытые.

Скрип шагов похож на крик, Скрип шагов ночных, нечаянных, Крик отчаявшихся чаек Покидавших материк.

Хрип из горла, напрямик, Все минуя разговоры, В этой жизни, все мы - воры, Свой похитившие лик.

Облик наш не удержать В уготованной темнице, Проступают наши лица, Сквозь офсетную печать.

Встать, и другу поклониться, Мимоходом мать обнять, Скрипы, крики, всхлипы, лица, Все в руках не удержать.

Вот так зима случилась, Как вырвалась из пут, Кому- нибудь на милость, Кому- нибудь на суд.

Гигантские полозья В душе оставят след, Кому нибудь на пользу, Кому нибудь во вред.

Всех, кто уже не молод, Всех, кто замедлил бег, Подкашивает холод, Но согревает снег.

Февраль, свиреп и чуден, Снег переплавил в лед, Но это только будет, Когда- нибудь придет.

В замен сырого кашля, Всей слякоти взамен Зима придет за каждым, Кто жаждет перемен

И чужда постепенность Ее большим шагам, Княгиня, Ваша Светлость, Я поклоняюсь Вам.

Вдоль дороги горы снега, Нам сегодня не до смеха, Вот, нежданная помеха, Вот негаданный затор.

Все от Альфы до Омеги Задохнулось в бурном снеге, Захлебнулось в буйном снеге, ........ всем наперекор.

Этот снег, кому он нужен, В перспективе только лужи, И заранее простужен Ты судьбы свою клянешь.

Ребятишкам, очевидно, Увязать в снегу не стыдно, Но а мы, народ солидный, Нам подходит больше дождь.

У прохожих злые лица, Безобразие твориться, Снег садиться на ресницы, Не давая в даль глядеть.