-- Как же так? -- может возразить читатель. -- Ведь говорил же он: "Я получаю много писем, в которых люди благодарят меня за песни ...> Для меня авторская песня -- это возможность беседовать, разговаривать с людьми на темы, которые меня волнуют и беспокоят ...> И если у меня есть собеседник и возможность об этом рассказать, особенно такому большому количеству людей, -- это самая большая для меня награда ...>"55*. Эти слова поэта свидетельствуют об атмосфере доверия, дружелюбия, которую и он, и его аудитория так ценили. Но устраивало ли Высоцкого то, как публика понимала его песни?

"Я спою вам сегодня несколько песен, которые, наверное, вам известны, поэтому мне трудно будет петь ...> я так их разбил по сегодняшней программе... несколько песен, которые знаете, а потом -- которые не знаете, так что вы все время будете получать ...> сюрпризы ...> Я буду петь так, сериями, для того, чтобы легче воспринимать было. Песни сложные ...>"56*. А далее следуют "Братские могилы". Многие ли из нас с вами согласятся с тем, что эта песня -- сложная? А ведь Высоцкий был прав: даже в его, казалось бы, заигранных, запетых песнях таится еще масса неожиданностей.

Самое яркое и весомое свидетельство неудовлетворенности Высоцкого слушательским восприятием его песен -- текст "Иноходца". Мы попробуем следить не за сюжетом -- за движением смысла в развертывающемся перед нами тексте. Но прежде чем перейти к анализу "Иноходца", скажем о темпах, о скорости.

Ключевой глагол текста -- "скакать", глагол "быстрый", да и вообще этот сюжет формируют "быстрые" события, но... Текст -- словесный ряд даже не в звучащем, а в письменном виде -- имеет свой, вполне реальный темп (точнее, его особенности задают явственно ощутимый темп чтения), и движется этот текст медленно. Что тормозит читателя?

Во-первых, постоянные, резкие и неожиданные смены движения смысла (за чем, собственно, мы и будем наблюдать далее). Во-вторых, то, что сюжетные события располагаются далеко друг от друга, на каждом из них герой либо подробно останавливается, либо отвлекается в сторону. Например, "я скачу" -и далее вокруг этого накручивается целое четверостишие. Новая информация, двигающая сюжет, появляется лишь в третьей строфе -- Мне сегодня предстоит бороться.

Приведу все отрывки, имеющие отношение, хотя бы и косвенное (эти фрагменты -- в скобках), к движению сюжета, а также количество строк между ними. "Я скачу...3,5... (Мне набили раны на спине)...3...Мне сегодня предстоит бороться -- скачки, я сегодня фаворит...1...жокей на мне хрипит. Он вонзает шпоры в ребра мне, зубоскалят первые ряды...3...я последним цель пересеку...1...засбою, отстану на скаку. Колокол! Жокей мой на коне...4... (потакаю своему врагу)57...3...(вышвырнуть жокея моего)58...2...Я пришел, а он в хвосте плетется...3 (то есть из 36 строк только треть несут сюжетную нагрузку).

Темповое напряжение текста ослабляется параллелизмами: по-другому, то есть не как все, засбою, отстану на скаку, что со мной, что делаю, как смею, по камням, по лужам, по росе59. Кстати, и музыкально-исполнительские особенности песни ведут к тому же: средний темп исполнения и постоянные паузы в мелодии, которая состоит из отдельных, весьма коротких фрагментов длиною в основном от одной до трех четвертей. Например, первые две строки звучат с паузами так: Я...скачу...но я скачу иначе...по камням...по лужам, по росе, -- что, кстати, имитирует прерывистое, неплавное скаковое движение и такое же дыхание.

Итак, текст провоцирует медленное чтение. Теперь о диспозиции. Рабочая гипотеза: текст "Иноходца" -- это реплики героя в споре со слушателем (назовем его "собеседником"), точнее, его восприятием. Герой произносит фразу, собеседник понимает ее смысл определенным образом. С этим-то пониманием и спорит следующая реплика героя, как бы говоря: "Да вы не так меня поняли, я совсем не это имел в виду" -- и далее в том же духе (особенно отчетливо это заметно в начале "беседы").

На присутствие в ближайшем окружении этого текста фигуры "собеседника" указывает первая же строка. Герой, не успев начать, уже возражает. Чему? кому? И раз текст -- монолог героя, значит, он возражает тому, что/кто вне текста. Иноходец ведет диалог с обыденным сознанием. Но прежде чем перейти к анализу текста, надо сказать еще вот о чем.

x x x

В 1992 -- 1994 годах на страницах журнала "Вагант" развернулась дискуссия о том, правомерно ли понимать сюжеты песен ВВ, в частности "Иноходца", буквально, а не метафорически. В зачине полемики была заметка "Бег иноходца"60*Л.Осиповой, указавшей на множество фактических неточностей в тексте этой песни. Тема сосуществования в произведении прямого и метафорического смысловых пластов очень интересна, а для поэтического мира Высоцкого ее разработка крайне важна и нуждается, как мы уже говорили, в отдельном основательном исследовании. Вот лишь несколько замечаний по поводу, необходимых для нашей темы.

В одном из писем Высоцкий признавался, что может писать, когда или "не знает" фактуру, или знает так, "чтобы это стало обыденным". Поэт "ничего не знал" о верховой езде -- и написал "Иноходца". Боюсь, если бы "знал все", как Л.Осипова, песня вряд ли бы появилась на свет. (Между прочим, симптоматично, что ничего значительного о театре ВВ не написал).

Л.Осиповой ее профессиональные знания мешают воспринимать песню, и я ее понимаю: так мне, по первой профессии музыканту, нелегко было отстраниться от буквального понимания строки "Мелодии мои попроще гамм" (в этой фразе прямой смысл не работает, т.к. "проще гамм" может быть, пожалуй, лишь повторение одного и того же звука, а значит, мелодии ВВ все-таки посложнее гамм, хотя надо сказать, что термин "мелодия" в его традиционном значении вообще неправомерно употреблять в отношении песен Высоцкого).

Буквалистски читать текст "Иноходца" -- дело действительно зряшное. Потому что поэт, создавая этот сюжет, эти образы, опирался не на реалии скачек, верховой езды, а на реалии другого плана -- на общераспространенные представления о скачках и т.п. Вот -- основа, на которой он взращивал свои "иноходные" метафоры. И, повторюсь, основа эта вообще для ВВ очень важна: в его текстах громадное значение имеет именно диалог прямого и переносного смыслов. Блистательный пример тому -- "Охота на волков", с ее гармоничным созвучием прямого и метафорического пластов. Хотя, конечно, хорошо заметно, что в "Иноходце" метафора берет верх. А все-таки не до полного усыхания реальной основы образов и сюжетных положений. Посмотреть хоть раз на жизнеподобные образы как на реальные нужно, не стоит только этим ограничиваться. Ну а теперь обратимся к тексту "Иноходца".

x x x

Я скачу... -

максимально сжатая экспозиция, короче некуда: субъект и его действие. Предельно энергичное, динамичное начало. Ожидаешь столь же стремительного движения сюжета, однако ожидания, спровоцированные зачином, не сбываются:

... но я скачу иначе... -

Да, скачу, но не так, как вы подумали61. Самое важное, что дает нам это полустрочие: реакция "собеседника" опережает сообщение героя, ибо он сказал только что делает, но еще не сказал, как (а "иначе" -- это именно как). То есть "собеседник" мгновенно додумывает за героя (ибо сказано всего два слова, и возражение следует прямо за ними). Только эта догадка оказывается неверной, что и подчеркивает слово "иначе".

Подтверждение тому, что "собеседник" не угадал, -- дальнейшее движение смысла в совсем другом направлении:

... По камням, по лужам, по росе...

Вторая строка совершает резкий и неожиданный смысловой поворот. В конце первой обещано сказать, как герой совершает действие, т.е. расшифровать слово "иначе". А во второй строке речь идет не о том, как, а о том, где62 (разумеется, отсюда мы можем получить и кое-какую информацию о характере бега, но только косвенную).

Следующий раунд:

... Бег мой назван иноходью... -

На роль смыслового центра строки претендуют назван и иноходь. У первого слова оснований больше. Именно на него приходится музыкальный акцент: ударный слог падает на первую, самую сильную, а соответствующий слог слова иноходью -- лишь на третью, относительно сильную долю такта. Кроме того, длительность звучания обоих слов одинакова -- четверть, но ведь в одном из них два слога, а в другом -- четыре. В итоге двусложное назван оказывается как бы растянутым и успевает отзвучать, а четырехсложное иноходью, наоборот, произносится почти скороговоркой.