Он раскрыл рот, собираясь объяснить это Шарбаразу, но закрыл его, так ничего и не сказав. Он давно понял, что даже зять не может высказать Царю Царей все. Само положение Шарбараза, его одежды - все это уже приглушало любую критику. Нет, за подобную несдержанность Абивард не ответил бы головой;
Шарбараз даже вежливо выслушал бы его - он понимал, что Абивард заслужил право на это, и к тому же не считал его потенциальным врагом... во всяком случае Абивард надеялся, что это так. Выслушал бы - но при этом ничего не услышал.
Шарбараз сказал:
- Твоему брату или тому, кого он назначит, придется какое-то время похозяйничать в Век-Руде, зятек.
Ты нужен мне здесь. Ты станешь моей правой рукой и займешься подготовкой войск к вторжению в Видессию. Я рассчитываю, что мы выступим на следующий год.
И это будет не простой набег. Я намерен удержать то, что завоюю.
- Да будет так, величайший, - сказал Абивард. - Думаю, мне следует написать Фраде, разрешить ему назначить себе заместителя и присоединиться к войску. Иначе, я опасаюсь, он сделает это самовольно. Две возможности он уже упустил, на третий раз он этого не потерпит. Иногда нужно знать, где уступить.
- Разумно, - сказал Шарбараз, хотя, насколько помнил Абивард, сам он уступил только раз - когда подручные Смердиса приставили кинжал к его горлу.
Абивард покачал головой. Нет, Царь Царей уступил еще раз - когда Ликиний потребовал земли в обмен на помощь. Перед лицом столь острой необходимости он мог отступить.
- Очень разумно, - сказала Динак, и Абивард вспомнил, что Царь Царей уступал и ей, причем неоднократно: начиная с того, что позволил ей сопровождать войско, и кончая разрешением показываться на публике здесь, во дворце. Нет, не просто разрешением - он соответствующим образом перестроил весь дворцовый церемониал. Абивард пересмотрел свое прежнее мнение - Шарбараз все-таки умел уступать.
Абивард обернулся к сестре:
- Каково оно, жить во дворце, в столице, а не дома, в крепости?
Она обдумала его вопрос, с той же тщательностью, как обычно Рошнани, и лишь затем ответила:
- Здесь есть много хорошего, чего я никогда не имела бы в крепости. - При этом она покосилась на спящую Джарирэ - Абиварду почему-то вспомнились Кишмара и Оннофора, и он подумал, что уж ребенком-то она вполне могла обзавестись и в крепости, прямо на женской половине, но промолчал, - а потом на Шарбараза. Царь Царей, встретив ее взгляд, улыбнулся. Похоже, эти двое были вполне довольны друг другом. Динак продолжила:
- Но иногда здесь намного тяжелее. Иногда я ощущаю себя совсем чужой, чего, конечно, никогда не было дома. Некоторые на женской половине открыто ненавидят меня за то, что я стала главной женой, будучи не самых благородных кровей.
- Я предупредил их, чтобы поостереглись, - резко сказал Шарбараз. - Когда от них будет хоть сотая часть той пользы, что принесла мне ты, тогда пусть и жалуются.
- Да это как раз меня не очень беспокоит, - сказала Динак. - Я бы на их месте вела себя также. Меня пугают те, кто прямо так и растекается передо мной, как мед по лепешке, а в глазах их я читаю желание, чтобы я наступила на гадюку.
Такого лицемерия в крепости Век-Руд и не видывали.
- Неужели? - отозвался Абивард. - Ты была уже в Налгис-Краге, когда Ардини пыталась околдовать меня, но ты не могла не слышать об этом, возвратившись домой.
- Да, я слышала, - пролепетала Динак. - Только забыла. - Она засмеялась, то ли от неловкости, то ли от волнения. - Память всегда делает прошлое много привлекательнее, чем оно было.
- Иногда она делает все плохое не таким плохим, каким оно было, - сказал Шарбараз. - Это счастливый дар Господа.
- А иногда, когда предаешься мрачным мыслям... - Динак не стала продолжать, а тряхнула головой, сердясь на себя. - Я стараюсь забыть, честно стараюсь. Но иногда все всплывает непрошенно. Теперь это бывает реже, чем прежде.
- И славно, - сказал Шарбараз. - Если Господь явит свою доброту, нам с тобой еще долго жить в этом мире. И, главная моя женушка, я молюсь, чтобы к исходу дней твоих все злоключения совсем исчезли из твоей головки.
- Хорошо бы, - сказала Динак, а вслед за ней и Абивард.
Шарбараз повернулся к нему:
- Теперь ты отчасти знаешь, почему я вызвал тебя сюда. Как я уже сказал тебе, я хочу, чтобы ты остался в Машизе. За последние два года ты доказал на поле брани, что вполне способен быть одним из моих военачальников. Ты надеялся повести войско против Видессии. Теперь эта надежда сбудется.
Абивард поклонился:
- Величайший, ты не мог оказать мне большей чести. Шарбараз рассмеялся:
- Это не честь, зятек. Просто ты мне очень нужен. А вот другая причина, по которой я вызвал тебя в Машиз, - это как раз оказать тебе честь. Сегодня вечером я даю большой пир, на который пригласил моих придворных и военачальников посмотреть, каков человек, чья сестра достойна Царя Царей.
Теперь от волнения засмеялся Абивард:
- Человек с северо-западным выговором и деревенскими манерами, принадлежащий не к Семи Домам, а к мелкой знати...
- Страдающий излишней скромностью, - перебил его Шарбараз. - Помни, что пир устраивается исключительно в твою честь, и я делаю это с радостью. На нем каждый, сколь бы благородна ни была его кровь, будет надеяться, что ты подставишь ему щеку для поцелуя, а выбор будет зависеть только от тебя.
- Величайший... даже голова пошла кругом, - сказал Абивард. - Выходит, вельможи со всего Макурана будут смотреть, что я делаю, что говорю... мне почти хочется вернуться назад в безвестность, лишь бы избежать всего этого.
- Если бы ты не сказал "почти", я бы на тебя рассердился, - ответил Шарбараз. - Я знаю, что сюда ты добрался быстро, знаю, что ты устал, и знаю, что тебе надо прилично одеться для представления двору: одежда - тоже своего рода броня. Поспи немного, если хочешь; когда проснешься или когда мы разбудим тебя, мы позаботимся о том, чтобы тебя как следует искупали, причесали и одели.
Шарбараз и Динак покинули приемную. Абивард растянулся на подушках прямо на полу и действительно заснул. Его разбудил евнух и отвел в заполненное паром помещение, где он погрузился в восхитительно теплую воду, потом намазался ароматическим маслом и растерся специальной щеточкой, как принято у видессийцев. Потом цирюльник завил ему волосы и бороду горячими щипцами и намазал воском кончики бороды и усов, так что они встали торчком в строгом соответствии со здешней модой. Абивард невольно залюбовался своим отражением в полированном бронзовом зеркальце, которое вручил ему цирюльник.
Кафтан, принесенный евнухом, был из шафранного шелка с серебряной нитью.
Абивард знал, что этот роскошный кафтан - из гардероба Царя Царей, и попытался отказаться, но евнух был вежлив и неумолим. К кафтану прилагались пилос, подобие фески, обтянутый тем же шафранным шелком, и пара сандалий с тяжелыми серебряными пряжками. Сандалии пришлись как раз впору, что произвело на Абиварда сильное впечатление - ведь нога у него была меньше, чем у Шарбараза.
Когда он был должным образом экипирован, евнух провел его в столовый зал.
Он надеялся, что после пира какой-нибудь слуга отведет его обратно, - он сомневался, что сумеет найти дорогу в огромном дворце без посторонней помощи Когда Абивард вошел в столовый зал, низкий зычный голос объявил его имя. И тут же он обнаружил, что оказался в форменной осаде, - все придворные и военачальники Макурана потянулись к нему, желая представиться, поразить своей любезностью и определить, чего он стоит.
Если верить тому, что они говорили, каждое слово, сошедшее с его уст, было перлом мудрости. До нынешнего вечера ему казалось, что он понимает, что такое лесть. Такие чрезмерные и неискренние похвалы были обольстительны, словно лицезрение танцовщицы с темными миндалевидными глазами, которая покачивается перед тобой под страстную мелодию пандур и тамбуринов. Но как танцовщица согласится лечь с тобой в постель не столько ради тебя самого, сколько в надежде получить золотой браслет, так и льстивые слова царедворцев были заведомо продиктованы своекорыстием.
