- Не скажу. Но объясню почему. Может быть, ваше расследование будет удачным. Но, скорее всего, нет. А последствия его выйдут боком мне и моей семье. А я люблю свою семью и хочу ее оберечь. Не осуждайте меня за это.
- Я вас не осуждаю, - сказал Пастухов. - Напротив. На вашем месте я поступил бы точно так же. Ну, разве что использовал бы все свои возможности, чтобы поквитаться с врагами.
- У вас этих возможностей, вероятно, больше, чем у меня. У меня их попросту нет. У вас есть еще вопросы?
Пастухов поднялся.
- Нет. У меня есть один совет. Не нужно вам никуда уезжать. Вам нравится здесь?
- Да, - ответил Юрий.
- Ну и живите на здоровье. Никто вас не тронет. Потому что вы никому не нужны. Вы вбили себе в голову, что хотели убить вас. Нет, Юрий Николаевич, хотели убить не вас, а вашего отца. И убили.
- Вы в этом уверены?
Пастухов мог бы объяснить этому большому, загнанному в угол своим страхом человеку, что ни один профессионал даже в густой темноте не перепутал бы его с отцом, будь даже на них одинаковые парики. Человека рисуют не одежда и внешность, а гораздо в большей степени - психофизика его движений: походка, манера сутулиться или распрямлять плечи, еще тысячи малозаметных деталей, которые для любого профессионала очевидны, как крупный текст в детской книжке. Но он не стал ничего объяснять. Лишь повторил:
- Да, уверен.
- Почему-то я вам верю, - подумав, проговорил Юрий.
- Потому что я говорю правду. А правду не нужно подкреплять доказательствами. Она говорит сама за себя. Проводите меня.
Туман на улице сгустился так, что фонари были словно бы окружены радужными оболочками. Юрий погремел замками, отпирая калитку, и выпустил гостя.
- Спасибо вам, - сказал он, протягивая широкую крепкую руку.
Пастухов задержал его ладонь в своей и быстро спросил:
- Гостем Николая Ивановича в тот вечер был губернатор?
Юрий помолчал и ответил:
- Да, Валентин Иванович Хомутов.
II
Пастухов не стал придумывать никаких фокусов, чтобы добиться встречи с губернатором. Он попросту появился в его секретариате во второй половине дня и предъявил старшему референту книжечку с тиснением КПРФ на обложке.
- Начальник охраны Антонюка, - представился он. - Мне нужно поговорить с губернатором.
Золотой карандашик старшего референта застыл над блокнотом:
- О чем?
- О вопросах его безопасности.
- Вы не могли бы более подробно изложить тему своего разговора, чтобы я могла передать ее шефу?
- А вы в этом что-нибудь понимаете? - спросил Пастухов.
Сложная прическа на голове старшего референта качнулась и едва не рассыпалась от возмущения. Но она овладела собой.
- Чтобы сообщить шефу тему вашей беседы, вовсе не обязательно быть специалистом в вопросах охраны. Итак?
- Передайте, что я хочу обсудить с ним проблемы блокирования объекта угрозы на дальних обводах, - вежливо сказал Пастухов.
Она сделала несколько стенографических загогулин в блокноте и величественно уплыла в кабинет, отделенный от приемной массивной дубовой дверью с бронзовыми ручками.
Резиденция губернатора размещалась в бывшем здании обкома КПСС. Несмотря на современную мебель и какие-то экзотические многолетние цветы, расставленные в торцах коридоров и в приемных, в здании был неистребим какой-то казенный дух, дух присутственного места, враждебный любому вошедшему. Не потому, что человек вошел с каким-то делом, которое может отвлечь обитателей этого места от их важных обязанностей, но уже само появление постороннего, человека с улицы, вызывало волны враждебности. Любой посторонний, будь он проситель или предлагатель чего-то полезного, был враждебен каждому сантиметру этого здания. Он был неуместен здесь. Несмотря на то что милиционеров у входа давно уже заменили прилично одетые и вежливые охранники и не меньше двух или трех раз сменились все секретарши и начальники канцелярий, этот дух враждебности к каждому вошедшему с улицы человеку все же не выветривался, он незримо присутствовал в атмосфере губернаторской резиденции, невольно заставляя вспомнить времена, когда перед входом в это массивное здание красовалась вывеска "Областной комитет КПСС", а на шпиле над зданием реял красный флаг.
Через минуту старший референт выплыла из кабинета и сообщила Пастухову, стоя у открытой двери в кабинет:
- Заходите. Валентин Иванович вас ждет.
При этом вид у нее был такой обескураженный, что две другие секретарши (или младших менеджера) сделали вид, что крайне заняты своими бумагами настолько, что им некогда даже взгляда поднять на свою начальницу.
Только два телохранителя губернатора как полулежали в креслах в углу приемной, перемалывая мощными челюстями жвачку, так и остались в той же позе, никак не прореагировав на происшедшее.
Губернатор сидел за массивным, сталинских времен письменным столом высокий сухощавый пятидесятилетний мужчина в свежей крахмальной рубашке и с распущенным узлом галстука. Поддернутые белоснежные манжеты были скреплены красивыми запонками из какого-то уральского самоцвета в серебряной или мельхиоровой оправе. Подглазья набухли и были темными, как у людей, страдающих почками. Пастухов обратил внимание, что пишет он не шариком, а красивой, с золотой отделкой самопиской. И это ему почему-то очень понравилось, хотя сам он писал мало и ему было в высшей степени все равно, чем писать - лишь бы писало.
Увидев посетителя, губернатор поднялся из-за стола, вышел навстречу гостю и пожал ему руку.
- Даже думать не хочу о той чуши, которую вы сказали моему референту. Но если начальник охраны моего соперника просит о встрече - значит, у него есть на то причины. Излагайте. Кофе? Чай?
- Спасибо, ничего, - отказался Пастухов.
- Тогда пойдемте сюда, - предложил губернатор. Он открыл небольшую дверцу в торце своего кабинета, и они оказались в небольшой комнате, обставленной как столовая или гостиная: с буфетом, диваном и обеденным столом на шесть персон. Пастухов понял, что это была комната отдыха, какие, как он слышал, являлись обязательной принадлежностью кабинетов большого начальства. Впрочем, слышать-то слышал, но бывать в них ему не приходилось ни разу.
Губернатор достал из буфета початую бутылку коньяка и два хрустальных фужера, щедро налил в оба и жестом предложил Пастухову не стесняться.
- Спасибо, я не пью, - отказался Пастухов.
- На работе? - уточнил губернатор.
- Нет, практически вообще. Ну, глоток на поминках...
- Почему?
Пастухов понял, что должен искренне отвечать на все вопросы, даже пустяковые, если он хочет получить искренние ответы на свои.
- У меня отец от водки сгорел.
- Боитесь повторить его судьбу?
- Не боюсь. Не хочу, - уточнил Пастухов. - Есть и еще причина. Когда я выпью, во мне поселяется как бы другой человек. И он мне не нравится. Он мне мешает жить, думать, делать свое дело.
- Спасибо за откровенный ответ. А вот мне этот другой человек нравится. Он свободен, весел, раскован. Может легко позволить себе то, чего я в нормальном состоянии позволить себе не могу. Да, нравится. Поэтому я и пью. - И в доказательство губернатор одним махом опрокинул в себя содержимое фужера. - Давай выкладывай. Зачем начальнику охраны Антонюка понадобилась встреча с губернатором?
- У меня есть несколько вопросов. Но прежде - один совет. Немедленно смените ваших мордоворотов. Я имею в виду охрану.
- Почему?
- Перед тем как встретиться с вами, я прошел два поста. Один - на входе. Ладно, не будем к ним придираться, хотя заметить, что у человека оружие, - для этого никакого металлоискателя не нужно. Для опытного человека. Второй пост - на этаже возле вашего лифта. Та же картина. И наконец, двое ваших охранников в приемной. Но они-то должны были хотя бы обыскать посетителя. Тем более что посетитель незнакомый. Я не принес с собой сюда оружия только потому, что оно мне не нужно. А если бы было нужно?
