Гусев торопливо поднес "зажигалку" к его разбитым, трясущимся губам...
-- Знаешь, кто должен был лететь вместо тех? -- толкнул плечом Гусева Пастух, когда главарь выложил все, что имел за душой, -- фамилии, звания, пароли -- и двое в черном из отряда "Молния" уволокли его в задний салон верхней палубы "Руслана". -- Мы. Моя группа. Представляешь?..
Они молча смотрели в глаза друг другу, все понимая.
-- Пошли в кабину, -- сказал Гусев. -- Мне надо связаться с моим полковником.
* * *
Больше двух часов грохотала ночная гроза над Андреаполем.
Но вот, наконец, она выдохлась, изошла ливнем и грохочущим электричеством. Канонада смолкла, потоки ливня обратились в неспешный тихий дождь.
Наконец под крыльями "ила" засвистели турбины.
-- Осторожно, двери закрываются! -- закричал Мухин, перекрывая грохот. -- Следующая остановка...
Самолет потянулся на старт. К ним подошел один из членов экипажа.
-- Наденьте наушники внутренней связи. Пристегните ремни. Сейчас пойдем на взлет.
Они послушно выполнили распоряжение. "Ил" выкатился куда-то и замер в черноте, приглушенно свистя четырьмя двигателями. Томительно шли минуты...
-- По-моему, ребята просто передумали, -- прокричал в ухо Олегу Мухину Артист.
-- Я уже ничему не удивлюсь, -- кивнул тот и, как жених на невесту, взглянул на белый "лендровер".
Время шло, а они все не взлетали, словно летчики решили выжечь на земле все наличное топливо. Самолет вздрагивал, сдержанно грохотал, но не двигался к взлетной полосе. Артист и Муха во все глаза смотрели в черные иллюминаторы. Но ничего, кроме уходящего к горизонту пунктира красных сигнальных лампочек по краю полосы, там не было видно. Тревожное ожидание нарастало.
Артист уж было снова хотел отправляться к "вагоновожатым", как вдруг вдали в дождливом черном небе над взлетно-посадочной полосой появились огни. Сверкая в темноте и отражаясь на мокром бетоне, они медленно сближались со своим отражением.
-- Так вот кого мы ждали! -- воскликнул Злотников. -- Ну и страшила!
Даже издали было видно, что навстречу земле идет нечто пугающе-величественное. Зеленые и красные мигающие искры на концах крыльев, длинные лучи посадочных фар, пробивающие струи дождя, алые вспышки...
-- Семка! -- с мальчишеским восторгом вскрикнул Муха. -- Вот это да!
Гигантский самолет, как темное облако, пронесся во мгле по полосе, и к нему тотчас устремились какие-то машины.
Если бы знали в ту минуту бывшие лейтенанты спецназа Мухин и Злотников, кого вернул на землю приземлившийся "Руслан", тот самый, что несколько часов назад мелькнул под их вертолетом на краю поля Чкаловского аэродрома! Ах, если бы они знали!
Но Ил-76 увеличил обороты, выехал на полосу, развернулся и побежал на взлет, вновь разнося друзей на тысячи и тысячи верст.
* * *
Черный "сааб" полковника Макарычева въехал в Москву глубокой ночью. Виктор Петрович давно отпустил своих людей, и те уехали на машине Голубкова.
Измотанный волнениями, Голубков дремал рядом с ним на переднем сиденье. Машина притормозила у светофора, он встрепенулся и поднял голову.
-- Я вообще-то не спал, Витя. Просто ехал и думал с закрытыми глазами. Даже кошка и та умеет извлекать уроки. Мы не можем больше вести это дело разобщенно. Надо объединяться. Кто-то должен все-таки друг другу верить... Может быть, уже случилось непоправимое там, в самолете. И тогда вина за это полностью ложится на нас.
-- Согласен, -- кивнул Макарычев. -- Не на сто, а на двести процентов. Но мы люди военные. Инициатива наказуема, надо мной начальство...
-- Все упирается в то, -- сказал Голубков, -- насколько ты своему начальству доверяешь.
-- Кому-то доверяю, -- сказал Макарычев, -- кому-то не вполне. То, что это дело вообще начали крутить, все-таки обнадеживает. В любом случае решение о том, объединяться нам или по-прежнему бегать ноздря в ноздрю параллельным курсом, то и дело рискуя ухлопать союзников, должно быть принято не нами.
-- Все равно, -- сказал Голубков, -- я хочу свести тебя со своим руководством. А уж там пускай решают.
-- Я не против, -- кивнул Макарычев. -- Валяй! Через пять минут Константин Дмитриевич уже связался с управлением и говорил с Нифонтовым. Выслушав полковника, генерал не думал долго.
-- Где вы сейчас? -- спросил он. -- Нужно срочно встретиться.
-- В районе ВДНХ.
-- Хорошо. Покрутитесь там с полчасика. Встречаемся в час тридцать на углу Аргуновской и Королева. Вы узнаете мою машину. Как увидите -- езжайте за мной.
* * *
Голубков сразу узнал черную "Волгу", ту самую, в которой они возвращались с Нифонтовым зимой из того далекого подмосковного городка после памятного разговора в электричке. Нифонтов снова был за рулем, один в машине.
-- Вон он, -- показал Голубков. -- Посигналь ему.
Но Александр Николаевич уже и сам увидел Голубкова, сбавил скорость, пристроился сбоку.
-- Живой еще? -- крикнул он, чуть высунувшись из открытого окна машины. -- Давайте к бровке.
Голубков хотел представить Макарычева генералу, но Нифонтов опередил его:
-- Виктор Петрович меня, может быть, и не знает, но я полковника Макарычева знаю очень хорошо. Одного только не предполагал, что столкнемся мы с вами, Виктор Петрович, на этом деле. Давайте знакомиться лично. Генерал-лейтенант Нифонтов.
-- Очень рад, -- искренне сказал Макарычев. И, окинув взглядом ночное Останкино, светящиеся в ночи корпуса телецентра по обеим сторонам улицы Королева, темный пруд, за которым чернели деревья парка, продолжил: -- Ну и местечко выпало нам для "стрелки". Никогда не забуду, что творилось тут в ту ночь, в девяносто третьем...
-- Я тоже здесь был, -- кивнул Нифонтов.
-- И я тоже, -- вздохнул Голубков.
-- Я прекрасно понимаю, полковник, -- сказал Нифонтов, -- на что вы идете, встречаясь со мной без санкции своего начальства. Скажите, на ваш взгляд, к кому я должен обратиться, чтобы эти санкции вам были даны?
Макарычев назвал заместителя директора ФСБ генерала Касьянова.
-- Только к нему. Он и руководит нашей операцией против "Армады" и группы Курцевского.
-- Хорошо, -- кивнул Нифонтов. -- Обещаю, что вы будете прикрыты от гнева вашего руководства. С этой минуты считаю, что мы работаем вместе. Времени нет, а события развиваются. Возможно, вы еще не знаете -- сегодня вечером, подъезжая к Москве, при очень странных обстоятельствах погиб вместе с дочерью академик Черемисин.
--Да вы что! -- воскликнул Макарычев. -- В ближайшее время мы собирались выйти с ним на контакт. Вокруг этого "Апогея" завязалось что-то уж больно крутое... Как это случилось?
-- За рулем была его дочь, он сидел рядом. Ехали очень быстро, явно куда-то торопились. На их сторону движения выскочил самосвал без номеров. Лобовой удар... Водитель самосвала исчез. У нас есть, конечно, кое-какие предположения, есть странные радиоперехваты, но пока мы не имели еще возможности прослушать все записи...
Они помолчали.
-- Вот что, -- сказал Нифонтов. -- Разговор у нас долгий. Садитесь в мой драндулет, посидим маленько да потолкуем. Как говорили древние, начнем ab ovo, то бишь от яйца... А уж с тупого кончика, с острого -- не суть важно. Так как все-таки получилось, что вы занялись этим делом?
Рассказ Макарычева продолжался больше полутора часов.
Все события он излагал подробно и точно, стараясь не упустить ничего существенного.
Голубков и Нифонтов слушали его предельно внимательно, боясь упустить даже самую пустячную малость. Иногда переспрашивали, уточняли и переглядывались.
-- Да, -- сказал Нифонтов, когда рассказ был окончен. -- Наши задачи полностью совпадают. Серьезную кашу они заварили. Но нужны доказательства. Неопровержимые улики, свидетели и фигуранты...
-- Разумеется, тут все в одной цепи, -- сказал Макарычев. -- Да и гибель Черемисина именно сегодня наверняка не случайность.
