-- Все понятно, -- сказал Муха. -- Ждать, так ждать.
-- Можете сразу располагаться в транспорте, -- кивнул попутчик на открытые люки и заднюю аппарель "ила", -- на нем и полетим. Там для вас приготовлены спальные места и ужин.
Места, отдых, ужин... Но на уме было другое: как там друзья, что там с ними, удалось ли им то, что должны были выполнить, или...
-- Мы пойдем... малость пройдемся, подышим, -- сказал Артист.
-- Нет, -- непреклонно покачал головой сопровождающий. -- Отлучаться запрещено. Будьте у самолета в поле зрения.
-- Во гусь! -- мотнув головой, прошептал Муха. Артист осведомился:
-- Что, и на пять минут нельзя?
-- Даже на одну. Таков приказ.
-- Так точно, товарищ... капитан, -- прикинув, наугад сказал Артист.
-- Подполковник, -- спокойно поправил попутчик. -- Впрочем, не важно. Можно без званий.
-- Ну а как зовут вас хотя бы -- узнать можно?
-- Можно. Хотя пока и это не обязательно, -- невозмутимо отозвался тот.
Они стояли втроем на ночном аэродроме у огромного черного силуэта самолета, в котором тускло светились лишь несколько иллюминаторов. Было прохладно, звезды затянуло тучами, все сильней задувал ветер, где-то у горизонта посверкивали зарницы.
-- Сюда идет, -- заметил молчун подполковник.
-- Кто? -- с некоторой обидой в голосе спросил Олег.
-- Гроза. И похоже, не слабая.
-- А вы тоже с нами полетите? -- поинтересовался Артист.
-- Полечу, -- кивнул подполковник и отвернулся. Артист поманил Олега, и они отошли немного в сторону, подальше от этого малоприятного субъекта.
-- Странный какой-то... -- сказал Семен. -- Конечно, фирма "Голубков и К?", прямо скажем, не голубиная. Но все же...
Время шло, они ждали и ждали... Гроза ходила кругами, понемногу приближаясь, обкладывая со всех сторон небо, и перед предстоящим полетом это настраивало не на самый оптимистичный лад. Они бродили вдоль самолета, присаживались на широкие колеса шасси, поглядывали на зловещее темное небо, на мрачного провожатого, нет-нет да и выглядывавшего из толстого брюха самолета.
-- Прямо хозяин тут... -- бормотал Олег. -- Конвоир, блин...
Наконец часа через полтора, когда стояла уже глубокая ночь, где-то вдали послышался приближающийся звук автомобильного мотора и рокот шин по бетону.
По серебристому фюзеляжу "ила" скользнули пятна света -- Артист и Муха одновременно обернулись и зажмурились. Какая-то машина летела к ним из темноты, будто пропарывая их насквозь горстью ярчайших белых и желтых фар. Вот она ближе, ближе...
-- А это ваш экипаж, -- сказал, подходя, немногословный подполковник.
Машина подкатила и замерла. Они пригляделись. Во тьме чуть поблескивали обводы белого внедорожника. Это был английский "лендровер", полностью оборудованный согласно стандартам международных ралли -- со множеством фар, с запасками и канистрами на крыше, с какими-то надписями по бортам и на капоте. По острому запаху нитрокраски легко было догадаться, что все картинки и буквы нанесены на кузов совсем недавно, буквально считанные часы назад. Из машины выскочил взмыленный водитель.
-- Кому агрегат?
-- Вот им, -- подойдя, сказал подполковник и, обернувшись к Олегу, коротко приказал:
-- Развернитесь и въезжайте в самолет.
Муха уселся за руль. Впервые оказавшись за рулем такой изумительной игрушки, он забыл обо всем. Плавно тронувшись с места, он осторожно въехал в брюхо самолета. И в это время, сначала редко, а потом все чаще, все сильней и громче застучали капли дождя.
-- Ну, вот и все, -- сказал подполковник. -- Располагайтесь, пристегивайтесь.
Гроза приближалась. Молнии уже сверкали в разных концах неба, гром грохотал почти беспрерывно. Шум ливня, колотящего по обшивке самолета, казался еще сильнее в гулком пространстве фюзеляжа.
-- Неужто попремся прямо в ураган? -- проговорил Муха, с тревогой глядя на Артиста. -- Я не согласен.
-- Ты же слышал, он сказал -- при любых условиях, -- хохотнул Артист. -- И вообще, лейтенант Мухин, вы меня изумляете. Вы же должны являть образец мужества.
-- Ну да, -- сказал Муха, -- на земле. А там... -- и он опасливо ткнул вверх, где разверзлись хляби небесные.
-- Погоди, пойду справлюсь у вагоновожатого. Артист поднялся и, миновав жестко закрепленный белый "лендровер", а также высокие штабеля картонных коробок с чем-то полезным для "свободного Туркменистана", отправился вперед, в пилотскую кабину. Он вежливо постучал, но за шумом дождя его, кажется, не услышали. Семен постучал громче, и тогда дверь отворилась. То, что он увидел, поразило его.
В левом пилотском кресле командира, с наушниками на голове, сидел не кто иной, как их скупой на слова сопровождающий.
-- Простите, -- опешил Артист, -- я что-то ничего... не соображу...
Тут совсем близко грянул гром, за стеклами кабины на доли секунды как будто вспыхнул и снова погас яркий солнечный день.
"Провожатый" обернулся, строго-вопросительно глядя на Семена.
-- Я... хотел спросить, -- крикнул Семен. -- Так вы, значит...
Тот сбросил наушники, чтобы слышать говорящего.
-- Я говорю, -- начал опять Семен, -- не пора ли нам в путь? -- и постучал по своим часам. -- Как бы не опоздать.
-- А-а... -- сказал молчун. -- Не терпится? И впервые губы его тронуло нечто похожее на
улыбку.
К Семену обернулся второй пилот:
, -- Не бойтесь. И можете успокоить своего друга.
Прямо в бурю вас никто не повезет.
-- Между прочим, я и не боюсь, -- с некоторым апломбом заявил Семен. -Если что меня и волнует, так только сохранность государственного имущества, -- и он похлопал по косяку двери пилотской.
-- Зато мы боимся, -- сказал подполковник. -- Так что ждите...
Гроза не стихала долго, еще часа два. То отходила, то возвращалась опять.
Артист с Мухой устроились на жестких откидных лежаках.
-- Неплохо начинается наше путешествие, -- заметил Семен. -- Как считаешь?
-- Говорят, если какое дело дождичком обмоет -- к удаче, -- не очень уверенно обнадежил Олег. -- А пока делать нечего, давай-ка посмотрим наши карты. Что там за трасса. Одно дело -- по телеку балдеть, и совсем другое...
Пакет с картами и пояснительными записками по всем остающимся этапам маршрута лежал на заднем сиденье "лендровера".
-- Тут, конечно, за час не изучишь, -- сказал Олег. -- Люди с этими картами годами работают. На места выезжают, каждый поворот, каждый спуск и подъем проходят.
Линия маршрута была извилистой, как запутавшаяся тонкая нитка. Кое-где она втекала в полоски шоссе, но куда чаще проходила пунктиром, рядом с которым имелись уныло-невнятные пометки: "Дорога не разведана", "Рельеф не установлен", "Ориентир нуждается в уточнении".
-- Ну и как такие пометочки следует понимать? -- спросил Артист.
-- Хм, -- почесал в затылке Муха. -- Скорее всего, там вообще ни фига не проедешь.
-- И что тогда? -- спросил Артист.
-- А тогда просто делают то, что и все. Тыкаются куда придется, в конце концов находят мостик или брод -- ну и проезжают... А часики-то стучат, всюду по трассе -- контрольные пункты, не отметился -- и привет! Впарят штрафные. Только нам ведь с тобой победы и фанфары ни к чему.
-- То есть как? -- поднял голову Артист. -- Лично я проигрывать не собираюсь.
Только теперь, склонившись над картой, Семен, кажется, в полной мере осознал, какую сложность представляет этот их предстоящий маршрут.
Снова рядом громыхнул гром, весь корпус огромного самолета задрожал, словно на его крылья обрушились тяжелые камни. Семен печально вздохнул.
-- Ты чего? -- повернулся к нему Мухин.
-- Бедная моя мама, -- сказал Семен Злотников, -- если бы она знала...
-- А лапа? -- улыбнулся Мухин.
-- О папе и не говорю... -- сокрушенно покачал головой Артист.
* * *
Все вещи на этом свете пахнут по-своему -- машины, книги, собаки, травы, самолеты... Пастух и Боцман вдыхали сложную авиационную смесь запахов каких-то пластиков, специальной резины, гидрожидкости, виниловых шлангов, каленой стали и дюраля.