-- Если только у него, -- усмехнулся Док, -- нет брата-двойника, который тоже почему-то узнал нас.
-- Этот человек исчез, и мы не знаем, где он.
-- Поздравляю, -- усмехнулся Иван. -- Чисто работаете. При таком раскладе, будь я вашим начальником, остановил бы все дело и переждал. Только вряд ли вы нуждаетесь в моих советах...
-- Совершенно верно, не нуждаемся. Тем более на кону пока что не наши, а ваши жизни.
-- Смотрите, -- сказал Иван. -- Дело серьезное, как бы не промахнуться.
-- Мы не промахиваемся никогда, -- спокойно сказал человек в маске. -Не промахнемся и на этот раз. Мы будем слать на пейджеры вашим друзьям подтверждение предыдущего приказа. Ждем ровно сутки. Если они не обнаружатся, я имею приказ вас расстрелять.
-- Меньше народу -- больше кислороду? -- спросил Иван.
-- Именно так, -- подтвердил человек в маске.
-- Черт возьми! -- вскричал Перегудов. -- Конечно, было бы смешно взывать к здравому смыслу. Но допустите -- а вдруг их все-таки сцапали те, что приходили убивать. Может быть, их нет уже -- ведь может быть такое, если это, конечно, не ваши заячьи петли?
-- Что делать, -- развел руками собеседник. -- Участь заложников всегда непроста. Убивать вас мне не хочется. Но моего желания здесь недостаточно. Так что ждите... И если веруете -- молитесь.
* * *
Они выбрались из-под цистерны топливозаправщика, поднялись и без спеха -- какой нормальный служивый разбежится уродоваться и рвать пупок? -вразвалку двинулись туда, где шла погрузка. Навстречу подскочил маленький злющий прапор.
-- Чего, бля, будки воротите? Народ надрывается, а эти ходют, как курвы в пачках! Из какой команды?
-- Из второй, -- вытянулся Пастух.
-- А ну марш! Во-он тот контейнер тягайте! Нечего, нечего!
-- Есть! -- вяло козырнул Пастух и закатал рукава.
Как и положено, техники безопасности тут не знали никакой -- страшная тяжесть могла подмять, придавить, раздавить любого ежесекундно. Из всего инвентаря имелись только пятитонный автокран, который осторожно шуровал стрелой, чтоб между делом не шарахнуть контейнером по самолету, да толстые рабочие рукавицы для личного состава. Напялив их, друзья деловито кинулись в гущу солдат, уперлись плечами, руками -- и пошла работенка!
В темноте ярко светили прожектора, мелькали тени, блестели мокрые лица, в воздухе висел мат, десятки хриплых дыханий, смех, команды и извечное "И-и-и-раз! И-и-и-два! Взяли! Взяли!". Самое трудное было стащить ящики с открытых прицепов тягачей и осторожно, мягко установить на ролики аппарелей. За этим бдительно следили авиаторы, ответственные за сохранность летной материальной части.
Пятый ящик, седьмой, девятый... Мускулы горели, в них словно вскипала и пузырилась кровь. Оба -- и Пастух и Боцман -- с их многолетней физподготовкой и то выдохлись через полчаса. А внутренние лебедки и транспортеры втягивали груз внутрь самолета. Несколько офицеров в кожанках и в форме ВВС, видимо члены экипажа, строго распоряжались правильным размещением груза, чтоб не нарушить центровку "Руслана".
-- Куда спешим-то так, товарищ лейтенант? -- задыхаясь, повернулся один из солдат к здоровенному парню в замызганной полевой форме.
-- Значит, надо, раз спешим! -- огрызнулся тот.
-- Перекур бы, товарищ лейтенант.
-- На гражданке, бля, перекуришь, -- мыча от натуги, отозвался лейтенант.
Однако и сам, видно, обессилел, крикнул зычно:
-- Первая, вторая! Пять минут на передых!
Пастух и Боцман вместе с другими солдатами и младшими офицерами вповалку рухнули -- кто на бетон, кто на травку. Момент был опасный -- этот верзила лейтенант запросто мог задать крайне неприятный вопрос, кто такие и откуда взялись. Но темнота, сутолока, усталость... -- как и всем, лейтенанту было ни до чего.
Пять минут пролетели мигом, и снова, поплевав на ладони и надев рукавицы, они вместе с другими кинулись на ящики, как в последний решительный бой. Где-то здесь, в этих контейнерах и обшитых сосной коробках, скрывалось то, ради чего они выкладывались и рвали жилы, ради чего отправлялись теперь, может быть, в самое дальнее, невозвратное путешествие.
Вдруг рука Боцмана крепко сжала локоть Сергея. Тот быстро обернулся. Хохлов показывал куда-то глазами. Пастух глянул искоса -- в тени самолета негромко переговаривались несколько офицеров. Один из них стоял вполоборота -- худой, высокий, в форме подполковника военно-воздушных сил. Не узнать его было невозможно.
Дядю Костю они узнали бы в любом мундире.
Он как бы не видел их в упор. Стоял неподалеку, прислушиваясь к разговору, поглядывал туда-сюда и беспокойно разминал сигарету, видно здорово мучаясь исполнением священной заповеди авиации: на летном поле курить строго запрещено. В другой руке он держал обычную офицерскую кожаную папку-планшетку.
Пастух и Боцман переглянулись. Эта минута, наверное, была самой радостной за весь этот долгий, выматывающий душу день.
* * *
В подземный гараж, где человек в маске допрашивал Перегудова, вошла Марина с подносом, на котором была превосходная закуска и рядом с небольшой бутылкой коньяка -- сигареты.
-- Это что же -- пир перед казнью? -- улыбнулся Док.
-- Возможно, -- кивнул человек в маске. -- Кстати, девушка может остаться с вами.
-- На десерт? -- поднял брови Иван. -- Нет уж, благодарю. Неподходящие условия. Так что уж давайте без сладкого.
Они ушли. Иван прошелся по гаражу, прикидывая, где бы тут мог быть спрятан глазок телекамеры. Ясное дело, не нашел...
Этот допрос навел его на серьезные размышления.
Работа военного хирурга научила его мыслить быстро -- накинуть крючок, пережать сосуд, отсечь, подшить, не ошибиться. Многим парням сумел он спасти жизнь, не растерявшись в критические мгновения у стола.
Нельзя было ошибиться, растеряться и сейчас. Конечно, не стоило тогда разделяться. Но был ли другой выход? И вот теперь от того, живы ли Серега с Митькой, сумеют ли выкрутиться Семка с Олегом, смекнут ли, как действовать дальше и что без них им с Трубачом хана, -- зависело все.
Он подумал о матери, о бывшей жене, о сыне... Если что -- никогда не узнают. Никогда.
Скрипнули засовы. В гараж втолкнули Трубача. Лицо его было в крови, огромный кулак распух, он любовно дышал на него и рассматривал с интересом.
-- Бедняга, -- посочувствовал Иван.
-- Да уж! -- кивнул Николай. И снова подул на руку.
-- Да не ты, мудила грешный! -- расхохотался Док. -- А тот, кто попался под твою кувалду. Что стряслось-то?
Они прекрасно понимали, что каждое слово их слышат где-то там, за стеной или наверху.
-- Что-что... -- мотнул буйной головой Трубач. -- Говнюки несчастные! Стали мотать струны, слово за слово -- ну и сказали, будто Пастух с ребятами вышли из дела, а нас кинули на живодерню. Тут и подвернулся один...
-- Ну и как? -- с живым интересом спросил Иван.
-- Водой отливают... -- вздохнул Трубач. -- И рука вот болит. Отвык без тренировки.
-- Погоди, -- сказал Иван. -- Не скули. Сейчас попользую тебя старым народным способом. Так называемая газетная терапия.
-- Это что еще за способ? -- Николай с грустью посмотрел на свой лиловый кулак.
В гараже было сложено немало газет и журналов. Иван оторвал страницу с черно-белой фотографией улыбающихся друг другу Чубайса и Коржакова, обильно смочил минеральной водой из своего ужина, разорвал на кусочки и обложил ими ручищу Друга.
-- Заживет как на собаке, -- заверил он. -- Ну а помимо кулачных упражнений?..
-- Всю душу вымотали -- кто, что, когда... Расстались на том, что, если наши не возникнут, кончат...
-- У меня тот же сюжет, -- сказал Перегудов.
-- И куда они могли деться, олухи? Должны же понимать: не прискочат сюда -- нам крышка. Может, эти пугают просто? -- еле заметно Трубач подмигнул другу. -- Психологическое воздействие?
-- Не похоже, -- ответил Док. -- Лично я воспринял все это всерьез.