Литмир - Электронная Библиотека
A
A

И старый паханъ ухмыльнулся съ прежней самоувeренностью.

-- А тe, кто билъ -- тe ужъ живыми отсюда не уйдутъ... Нeтъ-съ. Это ужъ извините. Потому все это -- стадо барановъ, а мы -- организацiя.

Я посмотрeлъ на урку не безъ нeкотораго уваженiя. Въ немъ было нeчто сталинское.

ПОДПОРОЖЬЕ

Тихiй морозный вечеръ. Все небо -- въ звeздахъ. Мы съ Юрой идемъ въ Подпорожье по тропинкe, проложенной по льду Свири. Вдали, верстахъ въ трехъ, сверкаютъ электрическiе огоньки Подпорожья. Берега рeки покрыты густымъ хвойнымъ лeсомъ, завалены мягкими снeговыми сугробами. Кое-гдe сдержанно рокочутъ незамерзшiя быстрины. Входимъ въ Подпорожье.

Видно, что это было когда-то богатое село. Просторный двухъэтажныя избы, рубленныя изъ аршинныхъ бревенъ, рeзные коньки, облeзлая окраска ставень. Крeпко жилъ свирьскiй мужикъ. Теперь его ребятишки бeгаютъ по лагерю, выпрашивая у каторжниковъ хлeбные объeдки, селедочныя головки, несъeдобныя и несъeденныя лагерныя щи.

У насъ обоихъ -- вызовъ въ УРЧ. Пока еще не назначенiе, а только вызовъ. УРЧ -- учетно распредeлительная часть лагеря, онъ учитываетъ всeхъ заключенныхъ, распредeляетъ ихъ на работы, перебрасываетъ изъ пункта на пунктъ, изъ отдeленiя въ отдeленiе, слeдитъ за сроками заключенiя, за льготами и прибавками сроковъ, принимаетъ жалобы и прочее въ этомъ родe. {84}

Внeшне -- это такое же отвратное заведенiе, какъ и всe совeтскiя заведенiя, не столичныя, конечно, а такъ, чиномъ пониже -- какiя-нибудь сызранскiя или царевококшайскiя. Полдюжины комнатушекъ набиты такъ же, какъ была набита наша теплушка. Столы изъ некрашенныхъ, иногда даже и не обструганныхъ досокъ. Такiя же табуретки и, взамeнъ недостающихъ табуретокъ, -- березовыя полeнья. Промежутки забиты ящиками съ дeлами, связками карточекъ, кучами всякой бумаги.

Конвоиръ сдаетъ насъ какому-то дeлопроизводителю или, какъ здeсь говорятъ, "дeлопупу". "Дeлопупъ" подмахиваетъ сопроводиловку.

-- Садитесь, подождите.

Сeсть не на чемъ. Снимаемъ рюкзаки и усаживаемся на нихъ. Въ комнатахъ лондонскимъ туманомъ плаваетъ густой, махорочный дымъ. Доносится крeпкая начальственная ругань, угроза арестами и прочее. Не то, что въ ГПУ, и на Погрe начальство не посмeло бы такъ ругаться. По комнатушкамъ мечутся люди: кто ищетъ полeно, на которое можно было-бы присeсть, кто умоляетъ "дeлопупа" дать ручку: срочная работа, не выполнишь -- посадятъ. Но ручекъ нeтъ и у дeлопупа. Дeлопупъ же увлеченъ такимъ занятiемъ: выковыриваетъ сердцевину химическаго карандаша и дeлаетъ изъ нея чернила, ибо никакихъ другихъ въ УРЧ не имeется. Землисто-зеленыя, изможденныя лица людей, сутками сидящихъ въ этомъ махорочномъ дыму, тeснотe, ругани, безтолковщинe. Жуть.

Я начинаю чувствовать, что на лeсоразработкахъ было бы куда легче и уютнeе. Впрочемъ, впослeдствiи такъ и оказалось. Но лeсоразработки -- это "конвейеръ". Только попади, и тебя потащитъ чортъ его знаетъ куда. Здeсь все-таки какъ-то можно будетъ изворачиваться.

Откуда-то изъ дыма канцелярскихъ глубинъ показывается нeкiй старичекъ. Впослeдствiи онъ оказался однимъ изъ урчевскихъ воротилъ, товарищемъ Насeдкинымъ. На его сизомъ носу -- перевязанныя канцелярской дратвой желeзныя очки. Лицо въ геммороидальныхъ морщинахъ. Въ слезящихся глазкахъ -добродушное лукавство старой, видавшей всякiе виды канцелярской крысы.

-- Здравствуйте. Это вы -- юристъ съ Погры? А это -- вашъ сынъ? У насъ, знаете, двe пишущихъ машинки; только писать не умeетъ никто. Работы вообще масса. А работники. Ну, сами увидите. То-есть, такой неграмотный народъ, просто дальше некуда. Ну, идемъ, идемъ. Только вещи-то съ собой возьмите. Сопрутъ, обязательно сопрутъ. Тутъ такой народъ, только отвернись -- сперли. А юридическая часть у насъ запущена -- страхъ. Вамъ надъ ней крeпко придется посидeть.

Слeдуя за разговорчивымъ старичкомъ, мы входимъ въ урчевскiя дебри. Изъ махорочнаго тумана на насъ смотрятъ жуткiя кувшинныя рыла, какiя-то низколобыя, истасканныя, обалдeлыя и озвeрeлыя. Вся эта губернiя неистово пишетъ, штемпелюетъ, подшиваетъ, регистрируетъ и ругается.

Старичекъ начинаетъ рыться по полкамъ, ящикамъ и просто наваленнымъ на полу кучамъ какихъ-то "дeлъ", призываетъ себe {85} въ помощь еще двухъ канцелярскихъ крысъ, и, наконецъ, изъ какого-то полуразбитаго ящика извлекаются наши "личныя дeла" -- двe папки съ нашими документами, анкетами, приговоромъ и прочее. Старичекъ передвигаетъ очки съ носа на переносицу.

-- Солоневичъ, Иванъ... такъ... образованiе... такъ, приговоръ, гмъ, статьи...

На словe "статьи" старичекъ запинается, спускаетъ очки съ переносицы на носъ и смотритъ на меня взглядомъ, въ которомъ я читаю:

-- Какъ же это васъ, милостивый государь, такъ угораздило? И что мнe съ вами дeлать?

Я тоже только взглядомъ отвeчаю:

-- Дeло ваше, хозяйское.

Я понимаю: положенiе и у старичка, и у УРЧа -- пиковое. Съ контръ-революцiей брать нельзя, а безъ контръ-революцiи -- откуда же грамотныхъ-то взять? Старичекъ повертится -- повертится, и что-то устроитъ.

Очки опять лeзутъ на переносицу, и старичекъ начинаетъ читать Юрино дeло, но на этотъ разъ уже не вслухъ. Прочтя, онъ складываетъ папки и говоритъ:

-- Ну, такъ значитъ, въ порядкe. Сейчасъ я вамъ покажу ваши мeста и вашу работу.

И, наклоняясь ко мнe, -- шепотомъ:

-- Только о статейкахъ вашихъ вы не разглагольствуйте. Потомъ какъ-нибудь урегулируемъ.

НА СТРАЖE ЗАКОННОСТИ

Итакъ, я сталъ старшимъ юрисконсультомъ и экономистомъ УРЧа. Въ мое вeдeнiе попало пудовъ тридцать разбросанныхъ я растрепанныхъ дeлъ и два младшихъ юрисконсульта, одинъ изъ коихъ, до моего появленiя на горизонтe, именовался старшимъ. Онъ былъ безграмотенъ и по старой, и по новой орфографiи, а на мой вопросъ объ образованiи отвeтилъ мрачно, но мало вразумительно:

-- Выдвиженецъ.

Онъ -- бывшiй комсомолецъ. Сидитъ за участiе въ коллективномъ изнасилованiи. О томъ, что въ Совeтской Россiи существуетъ такая вещь, какъ уголовный кодексъ, онъ отъ меня услышалъ въ первый разъ въ своей жизни. Въ ящикахъ этого "выдвиженца" скопилось около 4.000 (четырехъ тысячъ!) жалобъ заключенныхъ. И за каждой жалобой -- чья-то живая судьба...

Мое "вступленiе въ исполненiе обязанностей" совершилось такимъ образомъ:

Насeдкинъ ткнулъ пальцемъ въ эти самые тридцать пудовъ бумаги, отчасти разложенной на полкахъ, отчасти сваленной въ ящики, отчасти валяющейся на полу, и сказалъ:

-- Ну вотъ, это, значитъ ваши дeла. Ну, тутъ ужъ вы сами разберетесь -что куда.

И исчезъ.

Я сразу заподозрилъ, что и самъ-то онъ никакого понятiя не {86} имeетъ "что -- куда", и что съ подобными вопросами мнe лучше всего ни къ кому не обращаться. Мои "младшiе юрисконсульты" какъ-то незамeтно растаяли и исчезли, такъ что только спустя дней пять я пытался было вернуть одного изъ нихъ цъ лоно "экономически-юридическаго отдeла", но отъ этого мeропрiятiя вынужденъ былъ отказаться: мой "помъ" оказался откровенно полуграмотнымъ и нескрываемо безтолковымъ парнемъ. Къ тому же его притягивалъ "блатъ" -работа въ такихъ закоулкахъ УРЧ, гдe онъ могъ явственно распорядиться судьбой -- ну, хотя бы кухоннаго персонала -- и поэтому получать двойную порцiю каши.

Я очутился наединe съ тридцатью пудами своихъ "дeлъ" и лицомъ къ лицу съ тридцатью кувшинными рылами изъ такъ называемаго совeтскаго актива.

А совeтскiй активъ -- это вещь посерьезнeе ГПУ.

ОПОРА ВЛАСТИ

"ПРИВОДНОЙ РЕМЕНЬ КЪ МАССАМЪ"

Картина нынeшней россiйской дeйствительности опредeляется не только директивами верховъ, но и качествомъ повседневной практики тeхъ миллiонныхъ "кадровъ совeтскаго актива", которые для этихъ верховъ и директивъ служатъ "приводнымъ ремнемъ къ массамъ". Это -- крeпкiй ремень. Въ административной практикe послeднихъ лeтъ двeнадцати этотъ активъ былъ подобранъ путемъ своеобразнаго естественнаго отбора, спаялся въ чрезвычайно однотипную прослойку, въ высокой степени вытренировалъ въ себe тe -- вeроятно, врожденныя -- качества, которыя опредeлили его катастрофическую роль въ совeтскомъ хозяйствe и въ совeтской жизни.

28
{"b":"124351","o":1}